— Что?
— Берешь столовую ложку мочи…
— Мама!
— Ты будешь слушать или нет? Итак, берешь столовую ложку мочи, нагреваешь ее, и капаешь несколько капель в больное ухо. Ничего плохого от мочи не будет. Это часть нашего организма. Бог создал ее, и она лечит больные уши. Будешь слушать свою мать, тебе не придется платить врачам. Передай мне хлеба, Том. И со Стеном будет все в порядке. Он симпатичный мальчик. Он похож на тебя, Делла.
— Слава Богу, — с улыбкой заметил Том.
— Ну, ты никогда не был красавцем.
— А, по-моему он очень красивый, — сказала Делла и взяла Тома за руку.
— Не будем спорить о вкусах. Когда ваш профсоюз сделает что-нибудь с шахтой Стэнтона?
Том взял еще кусок хлеба.
— В один из ближайших дней, — сказал он.
Тетушка Эдна вздохнула.
— Ты твердишь это уже несколько лет. А что вам мешает? Видит Бог, если какая-то шахта нуждается в профсоюзе, так это — эта. И этот любитель цитировать Библию, убийца Монти Стэнтон должен быть первым в вашем списке.
— Монти Стэнтон и стоит первым в моем списке, но не в списке профсоюза. Профсоюз не хочет пока внедряться в Западную Вирджинию. Владельцы предприятий здесь очень сплочены, и мы хотим стать такими же сплоченными по всей стране, прежде чем мы сможем сломить Монти Стэнтона.
— Он — убийца, — спокойно произнесла тетушка Эдна. — Он убил моего мужа. А его шахты до сих пор в опасном состоянии, и будет еще больше убийств. Ваш профсоюз, может, и знает, что происходит, но каждый новый убитый будет на его совести. И скажу тебе кое-что еще, Том: шахтеры начинают терять веру в профсоюз. Каждый день, который вы выжидаете, делает эту веру все более и более призрачной.
Том ничего не ответил.
— Знаю, и у тебя, и у меня неприятные воспоминания об этом месте, — сказала Делла ночью, лежа рядом с Томом в постели. — Но я все еще думаю о нем, как о нашем доме. А как приятно снова оказаться дома.
— Мой дом — Питтсбург, — ответил Том.
— Ты ненавидишь это место?
— О, нет. Земля здесь прекрасная — ее нельзя ненавидеть. Но я ненавижу Монти Стэнтона.
— Ты думаешь, мама права насчет профсоюза? Я имею в виду то, что она сказала, что каждый день, который вы выжидаете, делает эту веру все более и более призрачной.
— Твоя мама права почти во всем. И в этом она права тоже, — сказал он.
Какое-то время они молчали. Делла вспоминала о своем детстве, когда почувствовал, что Том взял ее за руку.
— Я люблю тебя, — сказал он мягко и нежно.
Он всегда говорил ей это, прежде чем начать заниматься любовью, и он всегда произносил это с нежностью. Том любил свою жену простой и чистой любовью.
Он был самым лучшим человеком, которого она когда-либо знала, но она также знала, каким он мог быть упрямым. И у нее не оставалось сомнений, что придет день, когда он открыто выступит против Монти Стэнтона. Хотя она не была уверена, сумеет ли он победить.
На следующее утро Том пошел прогуляться на вершину ближайшего холма. Он долго стоял там и смотрел на шахты. Теплый ветер чуть не сорвал его кепку.
«Когда-нибудь, — думал он. — Когда-нибудь. Скоро».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Соединенные Штаты 6 апреля 1917 года объявили войну Германии, вступив, наконец, в бессмысленный конфликт, безжалостно пожиравший миллионы жизней и разрушавший Европу. Уже никто и не помнил, чем был вызван этот конфликт. Президент Вильсон заявил, что Америка будет сражаться за то, чтобы «спасти мир для демократии». Это с пониманием восприняли большинство американцев, в том числе и Том Беничек, который, несмотря на жестокость страны, куда он эмигрировал, любил Америку. Он попытался записаться в армию, но его не взяли из-за больных легких, о чем он и не подозревал и что явилось результатом его работы в шахтах. Том очень расстроился, а руководство его профсоюза, напротив, не скрывало радости. Том был им очень нужен. Вступление Америки в войну вызвало волну диких репрессий угольных компаний против шахтеров, а гибель двенадцатилетнего мальчика довела Великую войну в западной Вирджинии до кровавой развязки.
Его звали Элфи Дэвис, он был сыном шахтера Левеллина Дэвиса и работал в отделении предварительной обработки в компании Монти Стэнтона. В это отделение, расположенное в сарае, недалеко от входа в шахту, нанимали мальчиков за десять центов в час, чтобы они отделяли руду от угля перед его поступлением на ленту конвейера, которая вела к дробильной машине.
Это случилось 3 марта 1918 года. В сарае топилась только маленькая печурка, а на улице температура была ниже нуля. На мальчиках были пальто, варежки и шарфы, но, когда Элфи Дэвис в восемь утра пришел на работу, он уже был простужен.
К шести вечера, когда через завалы снега он шел домой из отделения предварительной обработки, он уже сильно кашлял и чихал. Когда он пришел домой, его мать, только взглянув на него, сразу поняла, что он серьезно болен. Она тут же уложила его в постель и накормила горячим супом. На следующее утро мальчику стало хуже, и у него подскочила температура. Врач компании поставил диагноз — воспаление легких.
К полудню следующего дня Элфи умер.
Его отец Левеллин был здоровяком, эмигрировавшим из Уэльса в девяностые годы и проработавшим на шахтах Стэнтона восемнадцать лет. У него было четыре сына, из которых Элфи был самым младшим и самым любимым. Когда Левеллин увидел, как врач закрывает глаза его бледному светловолосому мальчику, он чуть не сошел с ума.
— Восемнадцать лет, — прорычал он, — восемнадцать лет в проклятой шахте, и вот, что я получил!
Он вышел из маленькой комнатки — в большую — дома, принадлежавшего компании. Его жена Сара поднялась со стула рядом с постелью, где она сидела, и тоже поспешила в соседнюю комнату. То, что она увидела, напугало ее. Лью Дэвис снимал со стены ружье.
— Лью, что ты собираешься делать?
Он вставил в ружье два патрона.
— Отомстить за смерть моего сына.
Она попыталась остановить его, но он, оттолкнув ее, вышел с ружьем в ночь.
Монти и Кристин Стэнтон сели ужинать в Белль Миде. С ними были их дочь Шарлотта и ее муж, врач из Чарльстона, Говард Беннет.
— Господь, — начал молитву Монти, прикрыв глаза, — мы благодарим тебя, Господь, за то, что ты помнишь о нас…
— Аминь, — хором произнесли все, когда он закончил и слуги принесли первое блюдо.
— Я получила сегодня письмо от сына, — сказала Кристина, — Он в Париже. Монти пишет, что Париж спокоен и французы ходят по театрам и ресторанам. Трудно представить, что французы относятся к войне серьезно.
— Он уже убил девять немцев, — с гордостью произнес Монти-отец, поднимая глаза от бульона. — И пока Монти там, у кайзера не будет никаких шансов.
— Конечно, я беспокоюсь, — продолжала Кристина. — Все это кажется таким опасным.
— А как же иначе может быть на войне? — ударил рукой по столу Монти. — Безопасно? Конечно, это опасно. Это и придает войне интерес.
— Не думаю, что если его убьют, это будет очень интересно, — пробормотала Кристина, показывая слуге в белом сюртуке и белых перчатках на стоявшую в серебряном ведерке со льдом бутылку. — А если Монти будет ранен… О, я даже не хочу об этом думать.
— С Монти все будет в порядке, — уверенно заявил ее муж. — Этот мальчик держит в руках удачу. Кроме того, он знает, как надо жить. Удача сопутствует всей нашей семье.
Слуга наполнял бокал Кристины вином, когда они услышали шум за дверью. Сидевшие за столом обернулись, когда дверь широко распахнулась и вошел, держа в руке ружье, Лью Дэвис. За ним бежал чернокожий дворецкий Стэнтонов, причитая:
— Мистер Монти, он прорвался в…
— Ты убил моего сына! — закричал шахтер, направив ружье в лицо Монти. — Око за око!
Как раз в тот момент, когда он выстрелил, стоявший рядом с Кристиной слуга запустил бутылкой с вином в ружье Дэвиса. Ружье выстрелило, но в воздух. Кристина вскрикнула, Монти съехал под стол, с потолка на стол посыпались известка, а дворецкий сзади прыгнул на шахтера.
Завязалась драка, но двум слугам, Говарду Беннету и Монти все-таки удалось скрутить шахтера, в то время, когда Кристина звонила в полицию.