— Попробуй «Вилар и Вилар» 1911 года. Я заказал пару сотен после того, как немцы торпедировали «Лузитанию». На случай, если они вдруг оккупируют Кубу. Можешь представить себе этих тупых немцев, пытающихся управлять кубинцами?

Монти рассмеялся, закуривая сигару. Он протянул портсигар Тому, и тот тоже закурил. Монти, как удав, наблюдал за ним.

— Прекрасно, — сказал Том, выпуская дым.

— Должно быть. Каждая стоит три доллара. Ты знаешь, а ты приятный парень. Мне трудно это признать, но я восхищаюсь твоим мужеством. Билл Фарго говорил мне, что ты не побоялся противостоять моим «машинам смерти»… — он затянулся сигарой. — Мне нравится это название. «Машины смерти»! Конечно… Они убивают… людей. У тебя ведь двое детей? Верно?

— Верно. Мальчики — Станислав и Уорд.

— Станислав — это чешское имя?

— Это имя святого покровителя той деревни, где я родился, — сказал Том.

— А, да. Ты ведь хочешь послать когда-нибудь Станислава и Уорда в колледж? Дать им возможности, которых у тебя никогда не было?

— Надеюсь.

— А колледж — это ведь очень дорого, знаешь? Очень дорого. И тебе надо будет покупать им хорошую одежду, а, может, и машину… Это все большие деньги. Большие. А где ты возьмешь столько денег, Том?

— Может, я ограблю банк.

Монти подавил усмешку.

— Есть путь гораздо легче. Гораздо легче. Я бы мог позаботиться об образовании твоих детей. Черт, я даже мог бы отправить их в Принстон, если хочешь. Это мой колледж, я даю им очень много денег… они примут твоих сыновей, если я скажу им… Я много могу сделать для твоих мальчиков. И я много могу сделать для тебя, если ты будешь со мной сотрудничать. Я могу сделать для тебя многое, Том. Может, купить тебе где-нибудь маленькое дело. Что ты об этом думаешь?

— Мистер Стэнтон, Вы пытаетесь подкупить меня…

— О, Том, не продолжай! Это не подкуп, это — деловое предложение. Я должен признать: ты стоил мне огромную сумму денег. Поэтому у меня был выбор: попытаться убить тебя — что я и попытался сделать — или договориться с тобой. Послушай, ты ведь любишь машины, верно? А мои ребята изуродовали твою? Я готов купить тебе любую взамен, стоимостью до пяти тысяч баксов. Это не подкуп: это честное и справедливое предложение. Что ты скажешь на это?

— Нет.

Лицо Монти потемнело. Он наклонился вперед.

— У каждого человека есть цена, — спокойно сказал он. — Какова твоя?

— Контракт с профсоюзом.

— Давай сделаем так: я дам твоим людям — раз ты их так называешь — надбавку в двадцать процентов. Двадцать процентов. Я установлю вентиляционную систему, введу систему безопасности — черт, я сделаю все, что требует профсоюз. Плюс. Я отправлю твоих мальчиков в колледж и куплю тебе машину стоимостью в пять тысяч долларов. И теперь ты будешь говорить, что это не справедливо?

Том поколебался.

— Ну…

Монти почувствовал слабину в обороне. Он встал.

— Хорошо, ты можешь не отвечать мне сейчас. Вернись к жене и обсуди с ней. Мы ведь можем все это уладить, как цивилизованные люди. Не так ли?

Том также встал.

— А что вы имеете против профсоюза? — спросил он. — Я хочу сказать, если вы собираетесь дать все то, что требует профсоюз…

— Я скажу тебе, Том. Это очень просто. Эта компания всегда была моей компанией, а шахтеры всегда были моими шахтерами. Теперь вдруг ты называешь их «твоими» шахтерами. Вот поэтому я и против профсоюза.

Том внимательно посмотрел на него. Впервые он понял, что заставило Монти Стэнтона дрогнуть.


Вечером дома у тетушки Эдны он обсуждал с ней и Деллой разговор со Стэнтоном.

— Он хочет обвести нас вокруг пальца, — сказала Эдна. — Я не верю, что Монти Стэнтон согласится на двадцатипроцентную надбавку. Я просто не верю в это.

— А ты что думаешь, Том? — спросила Делла.

— Думаю, Монти Стэнтон гораздо умнее, чем я его считал. Его предложение превосходно. Я верю ему, — он посмотрел на спавших Уорда и Стена. — Он сделал так, что мне очень трудно было сказать ему «нет».

— Он что-то предлагал тебе, Том? — спросила тетушка Эдна.

— Он сказал, что отправит мальчиков в колледж. Оплатит все счета. Он предлагал мне и другие вещи, но это уже было похоже на подкуп.

— Он — сатана! — воскликнула Эдна.

— Точно. И, конечно, в такой ситуации задержка не пойдет нам на пользу. Страна воюет, и мы вряд ли захотим, чтобы шахтеры выглядели предателями?

— Война очень выгодна Монти Стэнтону, — сказала Эдна. — Он и другие шахтовладельцы наживают огромные богатства.

Том все еще смотрел на мальчиков.

— Принстон, — проговорил он. — Это один из этих аристократических колледжей? Можете представить, мои дети учатся в Принстоне?

Делла только вздохнула.

— Смотри сам, Том.

— Нет, это и твое решение тоже. Они — наши дети.

— А что будет, если ты скажешь «нет»? Что он сделает тогда?

— Не знаю. Но это может причинить вред людям.

— Тогда, если он предлагает то, чего требует профсоюз, может, тебе следует согласиться?

Том вздохнул. Он может вступить в сделку с этим сукиным сыном, Монти Стэнтоном. Но разумный и щедрый Монти Стэнтон толкал его прямо в пропасть.


Хотя шахтеры и называли Монти Стэнтона лицемерным, имея в виду, что его частые «беседы с Богом» были не более, чем театральным представлением, он был искренне верующим человеком и богато одаривал церковь. Поэтому на следующий вечер, когда Билл Фарго вошел в библиотеку Монти, он был не очень удивлен, застав Монти за чтением Библии.

— Вы хотели видеть меня, мистер Стэнтон?

Монти оторвался от Священного Писания.

— О… да. Садись, Билл.

Билл сел на стул рядом со столом. Монти немного помолчал. А затем сделал глубокое замечание.

— Знаешь, Билл, когда читаешь Библию, особенно Ветхий Завет, никак не можешь отделаться от чувства, что Бог не всегда был справедлив.

Поскольку Билл был атеистом, он оставил это замечание без комментариев.

— Например, — продолжал Монти, — позволь я почитаю тебе некоторые куски из книги «Исход».

Он зачитал строфу двадцать девятую и тридцатую, двенадцатой главы и посмотрел на Билла.

— И как?

Тот ничего не ответил.

— С точки зрения иудеев — он был справедлив, а с точки зрения египтян — нет. Но, Билл, надо понять мудрость Бога. Положение в Египте было ужасным, а Бог хотел, чтобы оно улучшилось, и для этого он вынужден был делать жестокие вещи. Понимаешь?

— Да.

— Для нас же в данной ситуации положение улучшится, если шахты начнут работать, и мы сможем снабжать страну углем. Ты ведь знаешь, мой мальчик там, во Франции, он каждый день рискует жизнью ради страны. И поэтому меня просто выводит из себя, что эти чертовы шахтеры не хотят вернуться на работу — особенно после того, как я им сделал такое разумное предложение. Я понимаю, если бы я был каким-нибудь чудовищем — но ты ведь знаешь, какое предложение я сделал Беничеку. Оно было щедрым. Черт, это было похоже на сумасшествие с моей стороны, но я хотел мира в этой долине, я хотел добывать уголь для правительства и я хотел, чтобы мои люди были счастливы. Конечно, я делал ошибки раньше, но кто их не делал? Сейчас все очень быстро меняется… меняются отношения, меняются связи — и угнаться за всем этим очень трудно. Но вчера я пытался сделать так, чтобы хорошо было всем. И что? Этот маленький гаденыш отверг мое предложение.

Он потряс закрытой Библией.

— Беничек отверг это предложение? — не веря своим ушам, спросил Фарго.

— Да, сэр. Он сказал, что профсоюз, это дело принципа. Чертовы радикалы: они все делят только на белое и черное, у них не бывает серого, ни полутонов, ни разумных компромиссов. Принцип? Какова цель профсоюза? — спросил он. — Не в том ли, чтобы предоставить им то, что я им и предложил? Боже, я не понимаю этого.

— Тогда что произойдет теперь?

— Ничего, пока я не приму меры. Беничек определенно не пойдет на сделку, мы не будем добывать уголь, а война будет продолжаться. Я хотел быть добрым, Билл. Я хотел быть справедливым. Они не откликнулись на это, поэтому я вынужден стать несправедливым. Я вынужден стать недобрым. Как Господь, Билл: иногда ты должен быть жестоким ради всеобщего блага. Я думал об этом, я молился, я разговаривал с Господом, я читал Священное Писание, я позвонил губернатору, чтобы он дал мне разрешение.