Фред Стюарт - Остров Эллис

— Спасибо, мисс Флеминг.

Он открыл дверь и на цыпочках вошел в комнату. Свет из холла осветил ее мир детских фантазий. Год назад Джейк нанял художника Максфилда Перриша, чтобы тот разрисовал стены героями сказок. Так появились в комнате бессмертные Белоснежка, Алиса, Белый Кролик, Красная Королева, Дороти Волшебник из Оз и десятки других сказочных героев.

Джейк подошел к кровати и посмотрел на свою четырехлетнюю дочурку.

У нее были светлые, как у Нелли, волосы, но чертами лица она напоминала Джейка. Если бы ее голова не была слишком велика и немного деформирована, она была бы прелестным ребенком. В этот момент она открыла глаза и увидела своего одетого в смокинг отца.

— Папочка, — произнесла она очень тихим голосом.

Он присел к ней на постель, наклонился и поцеловал ее. Она тоже поцеловала Джейка, вытащив из-под одеяла свои деформированные болезнью кулачки и обняв его за шею.

— А где мамочка? — спросила она.

— Мамочка все еще на вечеринке, — ответил он. — Шоу пользовалось огромным успехом. И твоя мамочка сделала всех счастливыми.

— А как называлось шоу?

Она задавала этот вопрос за последний месяц раз пятьдесят.

— «Ревю Зигфельда 1916», — терпеливо ответил он.

— А что такое «ревю»?

— О… это ужасно глупо. Смотри, папочка тебе принес кое-что от мистера Зигфельда.

Он достал из кармана шоколадку, развернул ее и положил в рот Лауре. Она пожевала ее, проглотила и сказала:

— Вкусно.

— Ты уже чувствуешь себя лучше, Лаура. Это заметно, — сказал он.

Она ничего не ответила.

Он снова поцеловал ее и нежно освободил свою шею от ее рук.

— Пора спать, малышка.

Она положила голову на подушку и закрыла глаза.

— Я люблю тебя, папочка.

— И твой папочка любит тебя тоже. Очень. Спокойной ночи, дорогая.

Он снова поцеловал ее, встал и подошел к двери. Бросив еще один взгляд на дочь, он вышел и мягко прикрыл дверь.

— По-моему, ей, действительно, лучше, — сказал Джейк поджидавшей его в коридоре мисс Флеминг. — Спокойной ночи, мисс Флеминг.

Он спустился по лестнице подождать свою жену в библиотеке.

— Зигги был достаточно любезен и подвез меня домой на своем «роллсе», — сказала Нелли двумя часами позже, расстегивая один из своих четырех браслетов, которые она надела для приема. Нелли стала проявлять необузданный аппетит к украшениям.

— Конечно, было бы лучше, если бы это сделал мой муж, — сказала она.

— Я беспокоился о Лауре, — ответил Джейк.

— О, я знаю. Но это работа мисс Флеминг, и она прекрасно подготовлена для нее, — парировала Нелли. — Лаура не должна занимать так много места в твоей жизни, хотя бы потому что она слабоумная.

— Ради Бога, у тебя что нет никакого сострадания? — возмутился Джейк.

Она обернулась.

— Конечно, у меня есть сострадание. Но это никому не помогает, — в том числе и Лауре — спрятать истину за пустой болтовней.

— Но назвать ее «слабоумной» — это же жестоко!

— Хорошо, она просто отстает в развитии. Так тебе приятнее? Дело в том, что она никогда не станет другой, и мы должны посмотреть правде в лицо и соответственно строить нашу жизнь. Для тебя было очень важно быть сегодня вечером у Зигги, и было невежливо и глупо сбегать оттуда только потому, что Лаура простудилась. Если не сказать ничего больше, это только напоминает всем и каждому, что наша дочь… — она поколебалась, — не совсем в порядке.

Она начала расстегивать свое легкое голубое шифоновое платье с розовой, шелковой розой на талии. Джейк смотрел на обнаженную Нелли. Его физическое желание было все еще сильным, хотя за годы женитьбы он понял, что Нелли абсолютно холодна. Иногда он думал, любил ли он ее или просто очарован ее телом.

— Так или иначе, — продолжала она, освобождаясь от платья, — я считаю, что шоу прошло превосходно.

— Да, шоу прошло превосходно, и я горжусь тобой, Нелли.

— Огромное спасибо, дорогой. Не надо говорить, что твоя партитура была великолепной — я просто повторяю то, что сегодня говорили весь вечер. Но я скажу тебе по-другому: музыка была восхитительна. По-моему, вальс — это лучшее, что ты когда-либо писал.

Она зашла в гардеробную, чтобы поменять платье.

— Я утомилась, — зевнула она, вернувшись в спальню в белой шелковой ночной рубашке. — И я выпила много шампанского. Надеюсь, утром у меня не будет головной боли.

Она включила лампочку у своего туалетного столика и подошла к постели. Спальня была декорирована расписанными вручную панелями, которые она купила у одного торговца из Гонконга по сто долларов за панель.

— Для тебя лежит кое-что под подушкой, — сказал Джейк.

— Ну, я могла бы догадаться, — ответила она, доставая из-под подушки шкатулку фирмы «Картье».

Она открыла ее. Внутри лежала бриллиантовая брошь в форме бабочки, с глазами из изумрудов и рубинами, соединенными платиновыми нитями.

— О, дорогой, это превосходно! — воскликнула Нелли и наклонилась, чтобы поцеловать его. — Спасибо, дорогой.

— Это за сегодняшний вечер. Там еще карточка.

Она еще раз засунула руку под подушку и достала небольшой конверт. Открыв его, она достала карточку, на которой было написано: «Ты — самая прекрасная «звезда» на Бродвее. Я хочу еще одного ребенка. Люблю, Джейк».

Она вздохнула, положила брошь и карточку на свой туалетный столик, выключила свет и легла на своей половине кровати спиной к мужу.

— Ты прочитала, что написано на карточке? — спросил он, наблюдая за ее действиями.

— Да, и у меня нет желания снова начинать этот занудный разговор.

— Я не нахожу его занудным, — сказал он, почувствовав, как в нем закипает гнев.

— Мы заключили договор, Джейк: один ребенок. Я выполнила его. У нас есть Лаура. И не моя вина в том, что она — неполноценная.

— Черт тебя возьми! — заорал он, схватив ее за плечо и повернув к себе лицом. — Это несправедливо! У нас должен быть еще один шанс!

— Отпусти меня! И не морочь мне голову ни с каким другим шансом — у тебя был свой шанс.

— Я… хочу… еще одного… ребенка.

В ярости он начал ее трясти, она пыталась оттолкнуть его.

— Джейк, отпусти меня! Черт с тобой…

— Ты увиливала от меня слишком долго. Сегодня ночью я не буду одевать презерватив…

— И ты думаешь я позволю тебе заниматься со мной любовью после этого?

— У тебя нет выбора!

Он сорвал с нее ночную рубашку.

— Джейк! — закричала она.

Он спустил свои пижамные штаны. Затем, несмотря на ее крики, толкнул ее в постель и лег рядом.

— Я предупреждаю, — причитала она, — если ты сделаешь это, я пойду к врачу. Я предупреждаю тебя, Джейк. Ты теряешь время.

Он оттолкнул ее, слез с постели, одел на себя пижаму, сел в кресло у окна и заплакал.

— О Боже, Нелли, — всхлипывал он, — неужели ты не можешь быть так же добра ко мне, как и я к тебе.

— Ты добр ко мне? — закричала она, садясь на постель и включая свет. — Ты попытался изнасиловать меня в день моей премьеры! Это ты называешь «добр»?

Он посмотрел на нее налитыми кровью глазами.

— Я хочу иметь нормального ребенка. Я люблю Лауру до боли в сердце, но я хочу иметь нормального ребенка.

— Тогда усынови его, — сказала она, встав с постели и разглядывая свои руки. — Ты, сволочь, Джейк — ты наставил мне синяков. Хотя, надеюсь, я смогу скрыть их гримом. И никогда, слышишь, никогда больше не смей делать мне больно, — сказала она холодно и направилась к двери.

— Куда ты?

— Я буду спать в другой комнате. Спать рядом с тобой — это чересчур для моих нервов.

И она вышла из комнаты.

Если вообще существует универсальная истина, применимая ко всему человечеству, то ею могло бы стать умозаключение, что каждое общество за свою известную науке историю естественно порождало свою социальную иерархию. И ни в каком обществе эта иерархия не проявлялась так сильно, как в нью-йоркском начала века. Наибольшая сложность состояла в том, что существовало два высших общества.