– Васильевский остров, – пояснил Павел. – Петр Первый хотел здесь вместо улиц сделать каналы, у каждого был бы свой номер.
– А куда мы едем? – спохватилась Юля.
– Ко мне домой. Дома удобнее говорить, – постукивая костяшками пальцев по рулю в нетерпеливом ожидании зеленого сигнала светофора, ответил Павел.
Посмотрев на его руки, Юля опять удержалась, чтобы не задать законный вопрос: а о чем, собственно, они будут говорить?
– У меня обратного билета нет. А завтра тридцать первое, между прочим. Мне бы домой успеть, – напомнила Юля.
– Если все нормально пойдет, то завтра мы улетим вместе, – ответил Павел.
Услышав это «мы вместе», Юля проглотила следующий вопрос. Означает ли это что-то серьезное, или она все выдумывает на пустом месте, и дело, как всегда, закончится ссорой, задумалась она.
– А Бондаренко тоже будет у тебя дома? – поинтересовалась она.
– Нет, он в гостинице ночевал. Мы с тобой переговорим и в зависимости от результата позвоним ему и назначим встречу, – не вдаваясь в подробности, пояснил Павел. – Все, приехали.
Машина въехала в подземный гараж, оттуда на лифте они поднялись на двадцать первый этаж (Юля удивленно считала цифры в окошечке).
– Проходи, – подтолкнул ее в прихожую Павел, потому что Юля замерла на пороге, искренне удивленная несусветными размерами прихожей и полным отсутствием вешалок – хоть на пол клади одежду. Была, правда, скамеечка на хитро изогнутых ножках, типа садовой, но полагалось ли складывать одежду на нее, Юля засомневалась.
Павел взял из ее рук пуховик и вдруг легко отодвинул одну из стен прихожей, за которой обнаружилось еще одно помещение. Туда он повесил свою куртку и ее пуховик и поставил обувь.
– У тебя не тесно. У нас в театре гардероб меньше, – оценила Юля.
Павел хмыкнул, но смолчал и провел ее в комнату, обставленную очень современно и очень неудобно: множество узких зеркал, стекло, пластик, металл, все серое, белое и блестящее, как снег за окном. Бр-р, она бы тут жить не хотела, бедный, бедный Павел. Кажется, фильм был с таким названием, там гениальный Олег Янковский Палена играл. И еще одна вещь сразу бросилась в глаза – большая фотография, на которой была она, Юля, в роли Идалии Полетики в спектакле «Но Твоя да будет воля…». Очень хорошая фотография, она сама бы от такой не отказалась.
Увидев, что Павел за ней наблюдает, Юля немедленно сделала вид, что никакой фотографии не заметила. К тому же только сейчас она поняла, что главное в комнате – не мебель и не декор, а огромное, от пола до потолка и во всю ширину стены, окно. За ним открывался бесконечный простор заснеженного Финского залива – как огромный белый лист бумаги, на котором пиши что хочешь.
Завороженная открывшейся картиной, Юля поспешила подойти поближе, но тут же наткнулась на металлическую ножку стула, ушибла палец и зашипела от боли.
– Вот сволочь! – адресуясь к стулу, высказался Павел. – Он со всеми так, и со мной тоже. Завтра выкину и новый куплю, без наворотов. Нет, хотя завтра опять вряд ли… Юль, больно? А я тебе тапочки купил. Долг платежом красен.
Он принес ей смешные тапки в виде тигриных морд, положил у ног и посмотрел сверху вниз вопросительно: больно или прошло? Юля смутилась и, чтобы скрыть замешательство, стала деловито надевать тапки, так и сяк вертя их на ноге – будто рассматривала. Потом выпрямилась и наконец посмотрела за окно.
Павел встал не рядом, а за спиной, и Юля вдруг испугалась, что он ее обнимет или погладит по волосам. Или еще чего хуже. Неужели это все, для чего он сюда ее заманил? Еще и мэра приплел!
– Я тоже люблю из окна смотреть, – проговорил Мордвинов. – Это, считай, зима, а летом такая красота – никакого телевизора не надо, я сижу и смотрю. У меня и бинокль есть, я паромы люблю рассматривать, тут морской вокзал рядом…
– Мы этот вопрос не могли обсудить по телефону? – отстраняясь и поворачиваясь к нему, настороженно спросила Юля.
Павел опять подумал, что она как кошка: шипит, готовится оцарапать. Потому что не верит, защищается. Как ему было знакомо это выражение, эти прищуренные глаза! Маленький самостоятельный зверек, который ни от кого не ждет ничего хорошего и готов оборонять свою территорию от чужих. Подумал – и вдруг впервые пожалел. И понял, что у него… у них все должно получиться, иначе просто быть не может. Не должно быть.
– Конечно, нет. Я дурак, но не настолько, – улыбнулся он. – Пойдем сядем, разговор длинный. И странный, если честно. Ты переспрашивай, если что непонятно будет.
Юля, все еще настороженная, ожидавшая подвоха, уселась в кресло и приготовилась слушать. Коленки вместе, тапки-тигры рядом, будто по стойке «смирно», сцепленные пальцами руки на коленях, спина прямая, хотя так сидеть в низком кресле наверняка неудобно.
Покосившись на нее, Павел вздохнул и принялся объяснять.
– Так вот, начнем с того, почему я дурак. Несколько месяцев назад кто-то начал скупать акции завода. Причем делал это очень умело и аккуратно, до меня доходили слухи, я их проверил, они не подтвердились, и я успокоился. Но проверил я не очень тщательно, а успокоился потому, что занят был другими делами. Увлекся! – усмехнулся он, но невесело, скорее с досадой. – Мне надо было действовать на опережение, увеличивать свой пакет. Я проворонил. У этих людей собрался пакет, достаточный для того, чтобы… ну короче говоря, предпринимать некоторые действия.
– А кто эти люди? – уточнила Юля. – Они наши?
– Белогвардейцы! – не удержался Павел. – Такой же холдинг, как и наш, только московский. В общем, дело в том, что сразу после новогодних праздников они примут решение о том, чтобы поставить своего директора.
– Как нового? – испугалась Юля. – Вместо тебя? И это возможно?
– Запросто, – заверил ее Павел. – Есть механизм, я тебе потом подробно объясню, если захочешь слушать. Мы будем судиться, конечно. И будем проигрывать суды здесь, в первой инстанции, потому что они имеют поддержку суда и прокуратуры. Мы это поломаем в конечном итоге, но уйдет месяца три, а грамотные юристы могут при умелом подходе и на год затянуть. А новый директор выкачает завод за полгода, пока мы судимся. Птичка по зернышку клюет. Город останется без налогов, мы же градообразующее предприятие.
– Хорошие дела… А мэр что же? Бондаренко? Он ведь у тебя был? – честно пыталась понять Юля.
– Он как раз на нашей стороне, его устраивает нынешнее положение дел, и он мужик хороший, честный. Он как раз про суды и предупредил. Но реально он ничем помочь не может.
– То есть как это? Почему? Он же власть! А у него из-под носа завод уводят, и он ничего не может? Кто главнее, он или суд? – принялась возмущаться Юля.
– Суд. Однозначно, – ответил Павел. – Его и самого прижали, чтоб не вякал. Он старинную заброшенную узкоколейку в прошлом году разобрал, рельсы на металлолом продал, на эти деньги купили две квартиры сиротам, которые выпустились из детского дома. Им жилье, кстати, по закону положено, но статьи такой в бюджете нет, он и выкрутился. А ему говорят: мы дело заведем, и пока ты объясняешься, пожалеешь, что связался.
– Господи! Суды, акции, рельсы, квартиры! Не понимаю! – отчаялась Юля. – Это ваши игры! Хуже наших еще, между прочим! Я-то тут при чем?! Зачем ты меня сюда привез?
– Мы с Бондаренко придумали схему. В принципе, она спасает всех, потому что дает нам время для защиты. Мы уговорим Светлану, она мне сама говорила, что уже устала тащить этот воз. Ты станешь директором театра. И я отдам завод в аренду театру на пятьдесят лет. Понимаешь? – Павел заглядывал Юле в глаза и ждал ответа.
– Как театр может взять в аренду завод? – изумилась Юля. – Муравей – слона?! На пятьдесят лет? Чепуха какая!
– Юридически – запросто, – заверил ее Павел. – У вас в уставе есть пункт, что вы можете осуществлять хозяйственную деятельность. Вот и станешь осуществлять. МХТ же существовал на деньги свечного заводика Алексеева – видишь, я читал твои книжки, а ты мою, судя по всему, нет. У вас просто возможности будут несколько больше… Не бойся, возьмешь меня своим замом. Если захочешь, даже сможешь лезть в мои дела. Я не против, если по делу.
– А что будет, если я соглашусь? – осторожно спросила Юля.
– Мы выиграем время. Тогда уже их новый директор вынужден будет пойти в арбитраж оспаривать договор аренды. Они поработали со всеми там, в Надеждинске, но арбитраж купить гораздо труднее.
– Но это же просто анекдот какой-то… – беспомощно пробормотала Юля.