Рэйчел Гибсон - От любви не спрячешься

– Здравствуй, Себастьян, – ответила миссис Уингейт и положила в корзину только что срезанную алую розу. На тонких пальцах сверкнули рубины и изумруды. Светлые брюки, блузка цвета лаванды и широкополая соломенная шляпа. Джойс всегда отличалась исключительной стройностью фигуры. Тем изяществом, которое произрастает лишь на почве абсолютного владения обстоятельствами собственной жизни. Резкие черты лица, несомненно, отражали характер – при этом ее большой рот, как правило, неодобрительно кривился.

Во всяком случае, так обычно бывало в присутствии сына садовника. Оставалось лишь догадываться, что именно заставило мистера Уингейта покинуть штат Айдахо и прочно укорениться на восточном побережье Соединенных Штатов – язвительный нрав супруги или ее властные манеры? Скорее всего, и то и другое.

Джойс никогда не выглядела привлекательной, даже в молодости. Но если бы какой-нибудь злодей засунул Себастьяну в ухо дуло пистолета и потребовал сказать этой женщине комплимент, он, пожалуй, отметил бы интересный светло-голубой оттенок глаз. Под цвет пышных ирисов в се саду. И глаз дочери. Клер унаследовала от матери большой рот, но, к счастью, пухлые губы полностью изменили его очертания. Нос ей достался маленький, а вот глаза почти такие же, как у матери. Правда, чуть живее и чуть лучезарнее.

– Твой отец сказал мне, что ты намерен вскоре уехать. Тебе не стыдно не хотеть побыть с ним подольше?

Себастьян посмотрел на розу в корзинке, потом переключил внимание на лицо хозяйки. Даже заглянул в глаза, которые в детстве безжалостно испепеляли его голубым пламенем. Над полями шляпы прожужжал пушистый шмель, и Джойс нетерпеливо отмахнулась. В эту минуту глаза ее выражали лишь вежливый вопрос.

– Пытаюсь уговорить его остаться хотя бы на неделю, – заметил отец, неторопливо вытаскивая из заднего кармана большой носовой платок и вытирая со лба капли пота.

Леонард Вон оказался на несколько дюймов ниже сына. Некогда темные волосы заметно посеребрила седина. В уголках глаз веером залегли глубокие морщины. Кустистые брови, заметная щетина на щеках. В конце недели Леонарду исполнялось шестьдесят пять. Себастьян обратил внимание на то, что движения отца уже не отличались прежней легкостью. Впрочем, он не мог похвастаться богатством детских воспоминаний. Месяц летом да изредка проведенные вместе выходные – вот и все общение. Но вот руки отца Себастьян помнил очень ясно. Большие, сильные, они с легкостью ломали ветки и даже не слишком толстые палки. И в то же время умели ласково обнять сына и погладить по вихрастой голове. Загорелые, мозолистые, твердые руки, привыкшие к постоянной работе. Возраст изменил их: кожа потемнела и покрылась пятнами, а суставы пальцев словно распухли.

– Честно говоря, я и сам пока не знаю, сколько пробуду, – сказал Себастьян, не желая определять сроки, и решил сменить тему: – Вчера вечером я совершенно случайно встретил Клер.

Джойс наклонилась, чтобы срезать еще одну розу.

– Да?

– Где? – поинтересовался отец и спрятал платок.

– Сидел с университетским приятелем в баре отеля «Сдвоенное дерево». Он собирает материал о каком-то фонде. А Клер сказала, что была подружкой невесты на свадьбе.

– Да, вчера выходила замуж ее подруга Люси. – Джойс кивнула, и огромная шляпа сползла на лоб. – Впрочем, Клареста и сама вскоре выйдет замуж за своего молодого человека, Лонни. Они так счастливы. Собираются устроить свадьбу в июне здесь, в саду. О, это будет прелестно! Свежий газон, цветы во всей красе, чудесный аромат! Лучшее время для праздника!

– Да, по-моему, она упоминала имя Лонни.

Последние новости явно не дошли до у шей Джойс. Повисла неловкая пауза. Впрочем, вполне возможно, что неловкой она показалась только Себастьяну – ведь он-то уже знал, что в июне свадьба в этом саду не состоится.

– К сожалению, я не успел расспросить Клер о ее работе. Чем она занимается? – поинтересовался он, чтобы прервать молчание.

Джойс отвернулась к розам.

– Пишет романы. Но они совсем не похожи на твою книгу.

Себастьян не знал, чему удивляться больше: тому ли что Джойс настолько в курсе его дел, что даже знает о книге, или тому, что Клер стала писательницей.

– Неужели? – Он скорее бы понял, если бы дочь пошла по стопам матери и стала профессиональным волонтером. Однако смутные воспоминания о бесконечных нудных приключениях воображаемой собаки все-таки сохранились в его памяти.

– И что же она пишет? – заинтересовался он. – Женскую литературу?

– Что-то в этом роде, – ответила Джойс, и в глазах ее вспыхнул знакомый Себастьяну с детства голубой огонь раздражения…

Позже, когда отец с сыном остались одни и сели обедать, Себастьян повторил вопрос:

– Так чем же все-таки занимается Клер?

– Пишет романы.

– Это я понял. Но какие именно?

Лео подвинул сыну блюдо с зеленой фасолью.

– Исторические сентиментальные романы.

Себастьян потянулся было к блюду, но рука застыла в воздухе. Маленькая Клареста? Та самая девочка, которая верила, будто дети заводятся от поцелуев? Лягушонок в очках с толстыми стеклами, неожиданно превратившийся в красавицу? Изрядно перебравшая с горя очаровательная девушка в розовых трусиках «танга», умудрившаяся даже в сомнительных обстоятельствах не выглядеть вульгарно? Это она сочиняет сентиментальные романы?

– Не может быть!

– Профессия дочери совсем не радует Джойс.

Себастьян положил себе на тарелку немного фасоли и не смог удержаться от смеха. Чудеса, да и только!

– Он уверяет, что это ничего не значит, – сообщила Клер и отхлебнула кофе. Как будто раз он не влюблен в этого техника из кампании «Сирс», значит, все в порядке. Удивительно, но точно так, же оправдывался мой третий парень, когда я застукала его со стриптизершей.

– Подлец! Скотина! – возмутилась Адель и помешала в чашке сливки с миндальным ароматом.

– Все едино – что геи, что натуралы, – поддержала ее Мэдди – Как ни крути, а все мужики – сволочи.

– Но хуже всего то, что он забрал Синди, – пожаловалась Клер, имея в виду йоркширского терьера, которую они с Лонни купили год назад. Пока бывший жених собирал вещи, она решила принять душ и переодеться, Чтобы наконец-то избавиться от нелепого розового платья подружки невесты. Некоторые вещи в доме принадлежали лично Лонни. Другие они купили вместе. Он мог спокойно все это забрать; Клер и не вспомнила бы больше о них. Но ей даже в голову не могло прийти, что низкий и вероломный предатель дождется, пока она скроется в душе, чтобы безжалостно украсть милую лохматую Синди.

– Не хочется повторять слова Адели, – Люси дотянулась до кофейника и подлила себе кофе, – и все же она совершенно права. Подлец!

Люси была замужем меньше суток, но, едва услышав о бедственном положении подруги, бросила горячо любимого супруга и примчалась на помощь.

– А ты уверена, что Куин не обидится? – спросила Клер. Куин и был тем самым брошенным супругом. – Мне ужасно неудобно нарушать ваш только, что начавшийся медовый месяц.

– Совершенно уверена – Люси подула в чашку. – Ночью я подарила ему столько радости, что теперь он постоянно улыбается. Да и на Багамы мы отправимся лишь завтра утром.

Клер собственными глазами видела чудовищные экзерсисы Лонной и все же до сих пор не могла поверить, что нелепое зрелище не сон. Сердце рвалось на кусочки, а душа металась между гневом и болью. Она медленно, словно во сне, покачала головой:

– Просто не знаю, что теперь делать. Я до сих пор в шоке.

Мэдди аккуратно поставила чашку на блюдце, а блюдце на мраморный кофейный столик. Затем наклонилась к подруге:

– И все же, дорогая, ты не ошибаешься? Это действительно шок? Окончательный и бесповоротный?

– Разумеется, шок. – Клер смахнула с левой щеки слезинку – Ты о чем?

– Да о том, что мы все давно подозревали, что Лонни – гей.

Рука застыла в воздухе. Пораженная до глубины души, Клер неподвижно смотрела на подруг, уютно устроившихся в ее гостиной на прабабушкиных диване и кресле с подлокотниками.

– Как? Вы знали, что он голубой?

Все трое стыдливо потупились.

– И давно?

– С самой первой встречи, – призналась Адель своей чашке.

– И не сказали мне? Не предостерегли? Даже не намекнули? Ни одна из вас?

Люси взяла изящные серебряные щипчики и очень вдумчиво положила в кофе еще один кусочек тростникового сахару.