— Ты снова смотришь на меня этим взглядом, — предупреждает Элиас, его глаза останавливаются на моих губах. — Надеюсь, это значит, что мне удалось убедить тебя в почти что честности моих намерений.
— Почти что? — Я улыбаюсь. — Завтра я уезжаю. Так что я смогу выдержать это «почти что».
— Хорошо. Но, по правде говоря, — Элиас оказывается в невозможной близости от меня, — если мы будем продолжать в том же духе, не уверен, что захочу отпустить тебя в течение двадцати четырёх часов.
— Уже двадцати трёх, — шепчу я и широко улыбаюсь, когда он наклоняется ближе, а его ладонь обхватывает мою щёку.
— Тогда нам лучше начать прямо сейчас, — бормочет Элиас. И прижимается губами к моим губам, и я таю в нём. Жар его рта, ощущение его руки на моей талии, когда он прижимает меня ещё ближе. Я приоткрываю губы, его язык касается моего, и из меня вырывается тихий стон.
Голова кружится, и я впиваюсь в волосы Элиаса. Он согласно стонет в ответ, но тут же отстраняется и смотрит мне за спину. Прежде чем я успеваю обернуться и посмотреть, есть ли там кто, он хватает меня за руку и тянет дальше по коридору, затем впихивает меня спиной в небольшой альков между комнатами и снова целует, сильнее, с большей страстью. Всё мое тело словно охвачено пламенем, и я бессознательно подсовываю руку под его рубашку, чтобы почувствовать его кожу. Элиас шепчет проклятья, и вот мы снова двигаемся, всё дальше, вглубь отеля. В коридоре становится темнее, и через каждые несколько шагов мы, уже тяжело дыша, снова и снова целуемся, словно никак не можем оторваться друг от друга.
— Давай пойдём в твой номер, — говорю я в его губы. Элиас качает головой и проводит ртом вдоль моей челюсти, его язык щекочет мою шею.
— Они найдут нас там, — бормочет он.
— Тогда в мой номер, — говорю я, почти утратившая способность соображать от охватившего меня желания. Мысли вихрем кружатся в голове. Я хочу его; хочу вспомнить, что значит чувствовать.
Элиас отстраняется от меня, но его лицо по-прежнему рядом с моим. Его щёки пылают, и я думаю, что он самое прекрасное из всего, что я видела — такой возбуждённый и сексуальный. Он сжимает челюсти, отчего черты его лица становятся резче, и смотрит на меня так, словно хочет меня съесть. Я не против, чтобы меня съели.
— Элиас, — умоляю я и хватаюсь за его рубашку, чтобы снова притянуть к себе. Он целует меня, но потом останавливается и утыкается лицом в мои волосы.
— Я не могу подняться в твою комнату, — печально говорит Элиас. Его тело вжимает меня в стену, но мне это нравится. Мне нравится всё, что он делает.
— Боже, Одри, — говорит он с болью. — Ты сводишь меня с ума.
— Я? — Я смеюсь и пробегаю пальцами по его затылку.
Его сердце колотится рядом с моим, и спустя мгновение я понимаю, что мы по-прежнему стоим в коридоре. Хотя здесь и темно, но точно не уединённо. Я хмурюсь, потрясённая тем, что чуть было совсем не потеряла голову. И вообще, сейчас, стоит мне только подумать о…
Я кладу ладони на плечи Элиаса и осторожно отодвигаю его от себя. Роза, послужившая причиной самому страстному в моей жизни поцелую, где-то потерялась. Элиас, похоже, тоже осознал, насколько безрассудно мы себя повели, и проводит рукой по волосам, смущённо улыбаясь мне. Мне хватает секунды убедиться, что моя одежда всё ещё на мне после того, как я накинулась на него. Или это он накинулся на меня?
— Это серьёзно скажется на моём дне, — говорит Элиас, а затем смеётся. — Может быть, даже на целой неделе.
— Угу, — соглашаюсь я и потираю губы. На ощупь они припухшие, и горят так, что мне хочется снова поцеловать его. Я полна сил. Живая.
— Наши двадцать три часа становятся всё короче, — говорю я.
Улыбка Элиаса угасает, на лице появляется грусть. Мне не нравится эта перемена настроения, и я шагаю вперёд и кладу руки ему на плечи. Встав на цыпочки, быстро целую его в губы.
— Пойдём в кафе, — говорю я и снова целую. — Сделаем что-нибудь порядочное.
— Зачем? — Элиас пытается углубить поцелуй, но я смеюсь и отскакиваю от него. И я совершенно очарована, когда он берёт мою руку, поднимает к своим губам, целует её, а потом опускает и переплетает наши пальцы. — Ладно уж, — драматично вздохнув, говорит он. — Пойдём, но я всё время буду думать о том поцелуе.
— Я рада, что смогла произвести впечатление.
Он что-то бормочет в знак согласия, и мы шагаем по коридору, обратно к цивилизации. Я жду, что Элиас выпустит мою руку, пока никто не заметил, но нет. Он сжимает её даже ещё крепче.
***
Мы — одни сплошные гормоны — сидим за маленьким столиком на задней веранде и глупо глазеем друг на друга. Элиас продолжает держать мою руку и скользит пальцами по моим, дразня меня своим чувственным прикосновением.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — печально улыбаясь, говорит он, а затем берёт свою белую фарфоровую чашку и делает глоток кофе. — Но я понимаю, что тебе здесь не место.
— О? — спрашиваю я, наполовину чувствуя себя польщённой, а наполовину одинокой от мысли о том, что лишняя тут. — Может, это тебе здесь не место? — глядя на наши переплетённые руки, спрашиваю я. — Я слышала, что у моей бабушки очень милый чердак.
Элиас смеётся и поднимает руку, чтобы ещё раз поцеловать мои пальцы, а потом отпускает её. Я обхватываю ладонями свой стакан, уже скучая по теплу Элиаса. Я рассказала ему, как мне страшно ехать к бабушке. Что я не буду знать там никого, кроме Дэниела.
— Я бы увёз тебя из того дома, — тихо говорит Элиас, уставившись на чашку. — Я бы увёз тебя туда, куда ты захотела, Одри. — Он поднимает голову, его лицо мрачное от сопереживания мне. — Я бы стал твоей семьёй.
Пунктиром на моём сердце проложено всё то, что я так хотела услышать за последние три месяца, и Элиас соединяет все точки.
— Мы убежим вместе, — шучу я, хотя ни один из нас больше не улыбается. — Думаю, Калифорния вполне подойдёт.
— Да, — соглашается Элиас. — Я там вырос.
Элиас опускает чашку, отставляет её в сторону и облокачивается на стол. Он отворачивается, чтобы посмотреть на сад, на аккуратно подстриженные кусты, на виднеющиеся вдалеке горы. Но в этом пейзаже преобладают цветы — яркие розы нескольких оттенков, их аромат долетает даже до нас. Совершенно точно, это самый лучший вид, открывающийся из отеля.
Несколько минут проходят в комфортной тишине, но вот Элиас озорно смотрит на меня.
— Я передумал, — говорит он.
— Насчёт чего?
— Насчёт того, чтобы пригласить тебя к себе в номер. Я сниму трубку телефона с рычага.
Я смеюсь, обдумывая его предложение. В животе порхают бабочки, внутри всё скручивается от желания. И я сама себе не верю, когда слышу, как отказываюсь.
— Я не могу, — говорю я, опуская подбородок на сложенные над столом руки. — Я не должна, — поправляю саму себя. — И неважно, как сильно мне этого хочется.
— У нас по-прежнему есть двадцать три часа, — разочарованно говорит Элиас, но не давит на меня. Открыв чёрную папку с чеком, он быстрым размашистым движением ставит свою подпись.
— Двадцать два, — замечаю я и смеюсь, когда его глаза сужаются.
— Иди сюда, — шепчет он, отбрасывает ручку и наклоняется ближе. Я делаю, как сказано, и он целует меня, перегнувшись через стол, сладким, дразнящим поцелуем. Он проводит своими губами по моим губам, а потом я чувствую нежное прикосновение его языка, жар его рта. У меня кружится голова, и я хватаюсь за его рубашку, чтобы притянуть его ближе.
— Простите, что отрываю вас.
Мы с Элиасом подпрыгиваем на месте, и я вижу Джошуа, одетого в униформу отеля «Руби», и он нисколько не выглядит виноватым. Самодовольно улыбнувшись Элиасу, он поворачивается ко мне.
— Меня прислали со стойки регистрации. Одри, тебя ищет твой брат. И, похоже, хорошо, что я нашёл тебя первым. — Он фыркает от смеха и, развернувшись на каблуках, уходит внутрь.
— Что у тебя с Джошуа? — спрашиваю я, выпрямляясь на стуле, потому что чувствую себя неловко из-за того, что меня поймали за поцелуем. Осмотревшись по сторонам, я с радостью обнаруживаю, что остальные столики пусты. Почему-то я даже не подумала сделать этого раньше. И Джошуа был прав — мне повезло, что нас застукал он, а не Дэниел. Иначе была бы катастрофа.
Элиас откидывается на спинку стула и тяжело вздыхает.