Лорен Ловелл - Отпущение грехов

— Этим утром. Она закончила свою работу с клиентом и выходила из мотеля. Пара девочек видела, как он забрал её, они узнали его.

— Блять! Грёбаный мелкий ублюдок. — Я знал, что он что-то задумал, но это… это уже война, мать его. Он думает, что так просто может забирать моих девочек?

— Проследи, чтобы девочки всё время были под присмотром. Пусть работают только в клубе и в мотеле. Поставь охрану у наших номеров в мотеле, а другим девочкам скажи, чтобы не выходили из дома. Они никуда не должны выходить, пока я не прикажу. — Я оплачиваю своим девочкам жильё в хорошо охраняемом многоквартирном доме. С такими клиентами, как у них, иначе нельзя — нельзя предугадать заранее, когда кто-то из этих извращенцев может слететь с катушек. Взять, к примеру, Зи. — Грёбаное дерьмо!

Джонти печатает сообщения на своём телефоне, отдавая приказы нужным людям.

— Хочешь, я разберусь с Винни? — спрашивает он.

Я сжимаю руки в кулаки.

— Нет.

Винни должен узнать, что я делаю с теми, кто портит мой чёртов товар. Я толкаю дверь, ведущую в грязное маленькое кафе. Меня чуть не сшибает с ног запах жира и дерьмового кофе. Столиков здесь немного, и я практически сразу нахожу того, кого ищу. Когда его взгляд останавливается на мне, он пытается сгорбиться, словно так сможет спрятаться от меня.

За столиком, неподалёку, сидят двое парней. Я припоминаю их — это парочка наркоманов, которые иногда забредают в наш бар. Один сидит ко мне спиной, а второй поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Я пристально смотрю на него и киваю головой в сторону, показывая на дверь. Он тут же опускает взгляд и подталкивает своего дружка. В этом районе моя репутация всегда опережает меня, и мои действия никогда не оспариваются. Они встают и молча уходят.

Я подхожу к столику Винни и опускаюсь на стул напротив него. Джонти, кряхтя от того, что ему приходится втискивать свои внушительные габариты в маленький стул, усаживается рядом.

Я подвигаю к себе тарелку с чипсами Винни и наблюдаю, как он тяжело сглатывает.

— Винни, — ровным голосом говорю я и забрасываю в рот ломтик чипсов. Он смотрит, как я жую. Он прекрасно знает, что его ждёт, но иногда, когда человек доживает свои последние минуты, в нём просыпается дерзость.

— Я уже говорил тебе, Эз, когда платишь за девочку, то ожидаешь, что она вытерпит чуть больше грубости. Если бы я хотел быть с женщинами помягче, то трахал бы свою жену.

Я продолжаю сидеть с невозмутимым видом, сцепив пальцы на столе перед собой.

— А я уже говорил тебе, что если на одной из моих девочек снова появится синяк, то ты не отделаешься сломанной челюстью.

Я понимаю, что сейчас кривлю душой, но Эс-Джей не стоит пяти тысяч за ночь, и её не обучали терпеть подобное. К тому же никто не захочет трахаться с девушкой, у которой разбито лицо. Меня заботит лишь прибыль. Для какого-нибудь заурядного Джо, который покупает мою обычную шлюху, правила просты — не порть товар, или придётся иметь дело со мной. Невыполнение моих правил — это прямое неуважение меня, а я терпеть не могу, когда ко мне относятся без уважения.

— Да ладно тебе, Эз, — нервно смеётся он.

Я беру с тарелки еще один тонкий ломтик чипсов и отправляю его в рот.

— Я создаю впечатление мягкого человека, Винни?

— Нет, — осторожно отвечает он. Мудро.

— Думаешь, я из тех парней, что угрожают только шутки ради?

Он отрицательно качает головой, но не отвечает.

— Я — справедливый парень, Винни. Я даю людям шанс исправить свои ошибки. — Я смотрю на Джонти и пожимаю плечами. — Не знаю, может, я слишком добрый?

Джонти смеётся и качает головой.

— Ага. Добрый. Именно так я бы тебя и описал.

Ухмыляясь, я протягиваю руку через стол, хватаю Винни за волосы и ударяю его лицом об стол. Характерный хруст сломанного носа и брызнувшая на стол кровь заставляют меня улыбаться еще шире. Винни кричит, хватается за край стола и пытается освободиться от моей хватки.

— Ну, как, Винни, я все еще достаточно добрый? — я вдавливаю его лицо в столешницу, пачкая всё кровью. Он скулит, как маленькая девочка, и старается вырваться из моей хватки.

— Пожалуйста, — умоляет он, и его слова едва можно разобрать.

Я встаю и нависаю над столом, чтобы прошептать ему на ухо:

— Ты проявил неуважение ко мне, Винни. А я тебя предупреждал.

Джонти выгибает бровь, когда я перевожу на него взгляд. Он берёт нож для масла и толкает в мою сторону. Нож скользит по поверхности стола и врезается в мою руку. Я выпрямляюсь, обхватываю холодную сталь и ещё крепче сжимаю волосы Винни. Он поскуливает, а я рывком поднимаю его голову со стола.

— Пожалуйста, — бормочет он.

По его лицу и горлу струится кровь. Он скулит, как чёртова псина, его пальцы отчаянно цепляются за моё запястье, в надежде вырваться из хватки. Я улыбаюсь, потому что ему остались последние секунды жизни. Когда наблюдаешь, как жизнь покидает глаза умирающего, то видишь в них панику, страх. Именно в этот момент человек открывает свою истинную природу и умирает либо как хныкающее ссыкливое дерьмо, либо с достоинством.

Вложив в удар всю свою силу, я всаживаю нож в его массивную шею. Глаза Винни широко распахиваются. Его рот открывается и закрывается, как у выброшенной на берег рыбы. Стоило мне вытащить тупое лезвие из его горла, как кровь фонтаном начинает брызгать из раны во все стороны, замарав стену неподалёку. Винни в панике хватается за шею, чтобы остановить кровотечение, но я только что разорвал его ярёмную вену, и теперь кровь, которая продолжает сочиться сквозь его пальцы, никак не остановить. Я наблюдаю, как красная жидкость стекает по его предплечьям, и чувствую удовлетворение. Когда я отпускаю его волосы, Джонти быстрым движением руки успевает отодвинуть миску с чипсами до того, как на её место падает искажённое лицо Винни.

Наблюдая, как он дёргается на столе, я беру салфетку и стираю кровь со своих рук. За всё это время Джонти даже не шелохнулся — он просто сидит и ест чипсы Винни.

Щека Винни прижимается к столешнице, его лицо побледнело, а в широко распахнутых глазах застыл страх. Это его последние секунды. Я опускаюсь на корточки рядом с ним и улыбаюсь.

— Видишь, Винни, какой я добрый. Я убил тебя почти быстро.

Винни делает два судорожных вздоха и затихает. Я бросаю скомканную салфетку рядом с ним и поворачиваюсь в сторону выхода.

— Распорядись, чтобы это дерьмо убрали, а затем найди Лидию! — говорю я, собираясь вступить на тропу войны, чёрт побери.

Эви

Я паркую машину рядом с жилищным комплексом, в котором живёт Эзра, выключаю двигатель и жду. Я жду, когда он вернётся домой, потому что мне необходимо увидеть его.

Он вылезает из своего автомобиля и обходит лестницу. К нему подходит рыжая женщина в слишком обтягивающем белом платье. Я наблюдаю, как он хватает её за талию и прижимает к припаркованной на обочине машине. Он целует её так, как обычно мужчины целуют своих женщин в кино, а потом берёт её за руку и тянет за собой по ступенькам вверх. Моё сердце гулко отстукивает удары — я ревную. И очень живо представляю себе, как она хихикает в этот момент. Она одета во всё белое. Выдаёт себя за невинную, хотя то, как она виляет бёдрами, и отсутствие нижнего белья говорят о том, что это далеко не так. Я мысленно отсчитываю сто двадцать секунд: именно столько времени требуется, чтобы в квартире Эзры загорелся свет. Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… Я сглатываю ком в горле, потому что представлю себе, как он прижимает её к стене на лестничном пролёте, и его рука скользит вверх по её вызывающе-короткому платью. Наконец, в окнах гостиной загорается свет, а следом и в окнах спальни. Невольно я задумываюсь, хорошо ли он трахается. Хотя я не должна допускать подобных мыслей.

Прежде чем осознать, что делаю, я быстро перебегаю по тротуару к соседнему дому. И вот я уже стою внутри и пялюсь в окно его квартиры. Кирпичная облицовка противоположного здания отбрасывает тень, а мне необходимо увидеть, чем они занимаются сейчас. Я спешу к пожарной лестнице. Она старая и шатается, и вряд ли в рабочем состоянии, но каждую ночь на этой неделе доказывала, что может выдержать мой вес. Я хватаюсь за ржавые перила и начинаю подниматься, мои каблуки стучат по железкам и несколько раз застревают в сломанных ступенях, но мне удаётся добраться до лестничного пролёта на втором этаже. Тени скрывают меня, но я всё равно вжимаюсь в холодную стену, стараясь не двигаться, чтобы остаться незамеченной.