Лорен Ловелл - Отпущение грехов

Раздается сокрушительный удар. Металлические петли трещат, и дверь с грохотом падает на пол. Это произошло внезапно, неведомая сила отрывает от меня этого отвратительного мужика. Я валюсь на пол, не в состоянии удержаться на ногах. Огромное тело Эзры возвышается над мужчиной, он бьет его по лицу снова и снова. Он тащит его к раковине и бросает в нее головоц. Всё, о чем я могу думать, — это то, что его череп лежит словно на разделочной доске.

— Ты выбрал неправильную девушку, — спокойно говорит Эзра и вытаскивает из-за пояса пистолет, прикладывает ствол к затылку мужчины и нажимает на курок.

В моих ушах стоит звон от оглушительного выстрела. Я не могу перевести дыхание. Эзра смотрит на меня темным взглядом, его грудь вздымается. Одной рукой он все еще удерживает тело над раковиной, другая прижата к зеркалу, пистолет все еще в руке.

— Ты в порядке?

Мне следует что-нибудь сказать. Я знаю, что нужно, но что бы вы сказали первому человеку в вашей жизни, который вас спас? Человек, который спас тебя, когда даже Бог этого не сделал. «Может быть, Господь послал Эзру спасти тебя, Эвелин».

— Эви, — кричит он мне, и я вздрагиваю.

Слезы текут из глаз, сердце лихорадочно колотится в груди. Я должна сказать ему спасибо, мне нужно упасть на колени и преклониться. Но единственное, что стоит перед моими глазами, — это то, в каком положении он все еще удерживает тело этого отброса.

— Почему ты так его держишь? — спрашиваю я.

— Не хочу залить кровью весь туалет.

Я киваю, но не двигаюсь с места. Я смотрю на тело над раковиной. Я слышу, как капли крови стекают в канализацию, и мое зрение размывается. Я, наконец-то, для кого-то что-то значу в этом мире, настолько, чтобы он решил, что меня стоит спасать. Ярость, гнев, обладание. Все именно так, как любит Эзра. В этот момент меня охватывает осознание. Это самый значимый момент в моей жизни, и я хочу с головой окунуться в него. Я позволила слезам стекать по щекам, и я даже не пытаюсь их сдерживать. На этот раз я посвящаю свои слезы Эзре. Я слышу глухой стук, когда он бросает тело, и, не сказав ни слова, наклоняется и поднимает меня на руки, вытаскивая из туалета.

За разрушенным дверным проемом с невозмутимым видом стоит Джонти.

— Поставь дверь на место и закрой санузел, — приказывает Эзра. — И вызови чертовых уборщиков. Я ласково погладила ладонью рубашку Эзры и коснулась щекой его груди. Он — моя безопасность, моя гавань, мой спаситель. Он меня защитит.

Он другой.

Он исключительный.

Он мой.

И никто в мире больше не будет обладать тем, что есть у нас. Мы связаны грехом и кровью.

Я всегда буду его хорошей девочкой.

Эзра

Я расхаживаю из стороны в сторону перед сгорбившейся Эви. Дейв лежит рядом на диване, защищая её.

— Черт побери, Эви, ты позвала его в уборную, чтобы убить? И говори мне чертову правду, иначе будут последствия, и они тебе не понравятся.

Ее взгляд опущен вниз, на колени, одной рукой она поглаживала Дейва по спине.

— Нет… — вздыхает она, поднимая на меня глаза, по ее щекам текут слезы. — Он просто пошел за мной в туалет. Я никогда не прикоснусь к другому мужчине, Эзра. Никогда. Я никогда больше не откажусь от тебя. Я тебя люблю.

Любовь. Хотя я и ненавижу концепцию любви, я не могу не любить ее, потому что никакая боль в мире не обладает такой же силой или контролем как любовь.

— Неужели, маленькая убийца? — улыбаюсь я.

— Да, — её глаза проворно нашли мой взгляд и выдержали его.

— Хорошо.

Прошло уже два дня, а Эви все еще ходила за мной как побитая собака. Я ненавижу то, что он трогал ее, и мне хочется убивать его снова и снова.

Я иду в спальню проверить, как она. Эви лежит на кровати, подтянув к себе колени, и ласково треплет Дейва. Он уже почти не признает мой авторитет. Это животное быстро забывает о верности своему хозяину. Последние две ночи она провела здесь, а я — в клубе. Но один из моих ребят на всякий случай следит за квартирой. Не знаю, правильно ли держать около нее посторонних, но у меня не сто рук, и я не успеваю присматривать и за ней тоже.

Я сажусь на край кровати и смотрю на Эви. В подобных ситуациях я всегда теряюсь. Когда растешь в окружении шлюх, эта ситуация стандартна. Парни часто пытаются зайти слишком далеко, проводя время со шлюхой, думая, что, раз она продает себя, она играет честно. Дело в том, что никто не трахается за бесплатно, и парень, который притронулся к Эви, не первый, кому я должен был напомнить об этом. Но, в конце концов, это часть бизнеса. Если вы справляетесь, то двигаетесь дальше. Эви не справилась. И мне нужно вернуть назад мою маленькую убийцу.

— Ладно, хватит. Ты оказалась на месте шлюхи и почувствовала себя как шлюха. Ты должна пережить это, милая. Теперь подними задницу и прими душ, — я стаскиваю с неё одеяло, и Дэйв рычит. — Сегодня вечером ты идёшь в клуб. Мне нужно, чтобы кто-то работал в баре.

Она переворачивается на спину, ее взгляд безучастно изучает потолок. Дэйв понимает мои слова как приказ уйти.

— Я — скверна, я — грешница и искусительница. Я порчу хороших мужчин. Захария был прав. Я заслуживаю только плохого, что и происходит со мной, потому что я не хорошая девочка, Эзра. Я бы хотела быть хорошей, но я плохая, — она смотрит на меня. — Это случится снова, потому что я — блудница.

Какого черта происходит?

Я провожу рукой по своему лицу.

— Ты не шлюха, — с трудом выдавливаю я. — И кто такой, черт возьми, Захария?

Она всхлипывает и закрывает рот рукой, по ее вискам стекают слёзы.

Ревность для меня не характерна. Я беру женщин, ломаю их, имею их, как хочу, и бросаю. Эви отличается тем, что она — моя, и сама мысль, что кто-то прикасался к ней, вызывает у меня желание убить этого ублюдка. Я не знаю, что она делает со мной, но рядом с ней я теряю контроль над своей жизнью. Она не просто часть бизнеса, она — моё личное дело.

— Кто такой Захария?

Я хочу знать, кто, черт возьми, сказал ей, что она заслужила эту жизнь, что она не лучше шлюхи.

Она побледнела, взгляд стал отсутствующим.

— Мальчик, с которым я выросла, — шепчет она. Я усаживаюсь на её крошечную талию и склоняюсь над ней. Хватаю ее за подбородок и заставляю взглянуть на меня.

— И где этот мальчик сейчас, Эви? — мой голос остается ровным, несмотря на гнев, который кипит в груди.

— Я не знаю.

— Ну, — выдыхаю, — тот мальчишка ошибался. Дерьмо случается из-за чего угодно, а не потому что так кем-то задумано.

— Это моя вина, потому что я симпатичная. Не была бы я хорошенькой, он бы меня не захотел.

И что мне на это ответить?

— Эзра, — она садится, ее взгляд опускается на колени. Она глубоко вздыхает, и ее глаза поднимаются, наполняясь слезами. — Ты меня любишь?

Она же не может спрашивать серьезно? Я трогаю щетину на лице и смотрю на нее. В некотором смысле я забочусь об Эви. Я хочу ее, но я никогда не буду ее любить. Я просто не способен на это.

Я смотрю в её полные надежды глаза.

— Нет, — отвечаю я.

Её губы дрожат, и она кивает: — Потому что я плохой человек …

— Черт побери, Эви, — меня охватывает злость. — Нет, не из-за этого. Просто нет, и этому нет причин.

— Потому что я шлюха… — слезы оставляют дорожки на ее лице. Я ненавижу слезы, если только сам не являюсь их причиной. Никто другой не должен иметь возможность заставлять ее плакать. Только я. Ее слезы принадлежат мне.

— Нет! — рычу я. — Я хочу тебя трахнуть, а я не трахаю шлюх, — прищуриваюсь и смотрю на неё. — Что еще ты хочешь от меня услышать?

— Ты не понимаешь. Я всегда была шлюхой. Я всегда поддавалась соблазнам, даже не пыталась сопротивляться. Бог выбрал Захарию. Из-за меня он согрешил. Он был праведником, и все знали, что его погубила я. Он наказывал меня, чтобы мне было даровано прощение, но я ненавижу его за это, — она качает головой и продолжает свой бессвязный рассказ. — Бог любит грешников, но ненавидит сам грех, а я — грешница, Эзра. Я согрешила настолько сильно, что даже Бог не может меня любить.