Лорен Ловелл - Отпущение грехов

Эзра обхватывает мой подбородок, как обычно, и проводит большим пальцем по нижней губе.

— Что я говорил о вопросах, маленькая убийца?

Я держу выпивку, кубики льда стучат о стекло.

— Я приготовила тебе выпить. — Биение пульса отдается в ушах, я знаю, если он догадается, что я сделала, он изобьет меня, изнасилует и убьет. Если он все узнает, до рассвета мое тело уже будет на дне Гудзона.

Его взгляд встречается с моим и не дает мне пошевелиться. Он склоняет голову на бок, на его губах играет легкая улыбка.

— Как мило с твоей стороны.

Эзра походит и берет из моей руки бокал. Он уверенно смотрит на меня обвиняющим взглядом, его глаза блестят.

Я не могу дышать.

Он подходит ближе и хватает меня за бедра. Разводит колени и оказывается между моих бедер. Жар от его тела распространяется по моей коже, и я почти жалею о том, что собираюсь сделать, потому что я буду по нему скучать. Его пальцы трогают мою кожу, пока он подносит стакан к губам. Мое сердце бешено колотится в груди, руки мелко дрожат. Один большой глоток, больше ничего не нужно, и этот танец с дьяволом закончится. Мой грех будет отпущен, и я очищусь в глазах Господа.

Стакан касается его губ, а затем он останавливается и смеется. Он протягивает мне бокал и прижимает прохладный край стекла к моей нижней губе. Я плотно сжимаю губы, когда он сильнее подталкивает стеклянную грань к моему рту. Закрываю глаза, мой пульс теперь угрожает разорвать мои артерии. Его рука движется к моему лицу, и он стискивает мою челюсть.

— Выпей, — его брови приподнимаются, — маленькая убийца.

Я отворачиваюсь от него. Хочется зарыдать, ведь он обо всем догадался, и сегодня вечером я окажусь на дне Гудзона. Холодные струйки пота стекают по моей коже. В панике я смотрю на дверь, пытаясь разработать план, как добраться до выхода. Я знаю, что Эзра никогда не выпустит меня из этого дома живой.

— Пей. Он еще сильнее сжимает мою челюсть и трясет мое лицо.

— Пей — рычит он, в его глазах зарождается буря, в которой сверкает холодная угроза смерти.

Стакан выскальзывает из его руки и падает на пол. Осколки разлетаются во все стороны. Я пытаюсь спрыгнуть с барной стойки, но он ловит меня рукой и прижимает к своей груди. Мне остается только прокручивать в голове, как он возьмет осколок стекла и перережет мне горло, или, может быть, он вытащит пистолет из-за пояса джинсов и выстрелит мне в голову. Он, вероятно, завернет мое тело в ткань — простыни, на которых он трахался с этой рыжеволосый шлюхой, он обернет ими мое мертвое тело и закинет в багажник. Он проедет по мосту, а затем бросит меня в реку, наблюдая с широкой усмешкой, как меня будет поглощать глубина. И я отправлюсь в ад, потому что не успела освободиться от грехов. Страх, пульсирующий внутри, вызывает у меня головокружение и тошноту.

На его лице появляется гримаса, когда он зажимает в кулаке мои волосы и кладет другую руку мне на плечо. Его сердитый взгляд находит мои глаза, и он так сильно сжимает, что я изгибаюсь от боли. Он дергает меня за ноги, и я падаю. Инстинктивно я пытаюсь удержать себя на ладонях, и они приземляются на кухонную кафель. Я пытаюсь не удариться подбородком о пол, но в ладони впиваются осколки стекла. Пол мокрый и скользкий от пролитого виски, и когда я пытаюсь уползти от него, мои руки начинают скользить. Эзра усаживается на мою спину и всем весом наваливается на меня. Я чувствую, как он наматывает мои волосы вокруг запястья, и, конечно же, натягивает их, прежде чем прижать мое лицо к мокрому полу.

Он возит меня лицом по полу, как собаку, пометившую ковер, и я чувствую каждый крошечный кусочек стекла, впивающийся в кожу. «Он собирается изуродовать тебя, Эвелин. Он это сделает, чтобы ты вновь не поддалась соблазну». И я надеюсь, он оставит шрамы. Надеюсь, он сделает меня уродливой. Эзра сильнее прикладывает меня лицом о мокрый пол, и я чувствую, как под моей щекой хрустит стекло.

Каждый раз тяжело выдыхая, он наносит удары по моей шее. Его теплые, мягкие губы касаются моей шеи, и он целует её, одновременно с ударами по моему телу.

— Лизни, дорогая, — сладко говорит он мне на ухо, поворачивая мое лицо, чтобы заставить губы коснуться мокрого пола.

Я пытаюсь оттолкнуть его. Я кричу, я плачу, я лежу под ним. Ощущаю вкус виски на губах. Отравленный виски, предназначенный унести его жизнь, теперь заберет мою.

— Лижи, — приказывает он и снова толкает мой рот к полу.

Спирт жжет рваные порезы на щеке. Я знаю, что яд просачивается в кровь, и я чувствую, как начинает выворачивать желудок. Мой пульс шумит в ушах, а тело дрожит. Я умру через пятнадцать минут, я буду мертва. И хотя некоторые люди могут обрести покой в свои последние минуты, я не смогу. Не существует успокоения в смерти, когда знаешь, что отправляешься в ад.

Я чувствую, что Эзра опускается рядом со моим лицом.

— Сопротивляешься концу, Эви, — он нежно гладит мою щеку. — Я практически чувствую твой страх, — шепчет он мне в шею. Его тело приподнимается, и я слышу звон пряжки ремня и шорох одежды. Когда меня окутывает теплом его обнаженного тела, я улыбаюсь. В извращенном смысле это меня успокаивает, я знаю, что умру не в одиночестве. Но, более того, я приветствую это, потому что даже в смерти я буду принадлежать ему.

Эзра

Свободной рукой я ласково касаюсь ее щеки, а затем провожу окровавленными пальцами по губам.

— Посмотри, что ты заставила меня сделать, — прошептал я. Ее прекрасное лицо теперь покрыто шрамами, ее молочную кожу навсегда испортили ее собственные ошибки и глупость.

Я хватаю ее за шею, прижимая лицо к полу, и она всхлипывает. Яд проникает в ее кровь, медленно отравляя тело. Так иронично, что яд, которым она пыталась убить меня, теперь течет по ее венам. Я чувствую страх в неровном ритме ее сердца. Я слышу его в ее неустойчивом дыхании. И нет более сильного страха, чем страх смерти. Ее непокорность возбуждает меня почти так же, как и ее страх.

— Ты была плохой девочкой, Эви, — я держу свой член свободной рукой, поглаживая по всей длине. — А что происходит с плохими девочками? — спрашиваю я шепотом, дернув её платье так сильно, что раздался треск ткани.

Она пытается приподнять голову, но я толкаю ее назад.

— Их наказывают, — она всхлипывает сквозь слёзы.

Я нежно целую ее в щеку.

— Я собираюсь сделать тебе больно, Эви, — вдыхаю запах ее кожи. — И пока я причиняю тебе боль, я буду тебя трахать, и ты заплачешь для меня, маленькая убийца, — я наблюдаю, как пульс на ее шее замедляется от яда, наполняющего вены. — Ты забыла, кому принадлежишь, дорогая?

Обхватываю ее за задницу и рву кружевные трусики.

Она отчаянно кричит: — Нет.

Я улыбаюсь, кладу руку ей между ног и проталкиваю палец в ее мокрую киску. Она уже возбуждена, потому что ей это нравится: ею владеют и наказывают за грехи.

— Тогда скажи мне, почему ты пытаешься меня убить? — я засовываю второй палец и вижу, как она стискивает челюсти, когда ее лоно поглощает меня. Она больше не борется.

— Я видела тебя с ней, — отвечает она, ее голос срывается. Я сильнее двигаю пальцами в ней, и она стонет. — Я знаю, ты хочешь ее трахнуть.

Я улыбаюсь, ведь прекрасно знаю, что она меня видела. Джонни позвонил и сообщил, что она стоит прямо возле кафе. Я так люблю злить ее из-за Джен; ее ревность меня возбуждает. А ее попытка убить меня понравилась мне еще больше.

Смеясь, я наклоняюсь и провожу языком по ее уху.

— Ты права, я хочу ее трахнуть. — Она дергается подо мной, и я ускоряю движения. — Но я не хочу обладать ею, — я вытаскиваю руку, хватаю ее за бедра и приподнимаю задницу. Ее ревность, и это чувство обладания… Я закусываю губу, когда мой член требует, чтобы я избил, задушил и трахнул ее в этом испуганном состоянии.

Осколки стекла впиваются в мои колени, когда я приподнимаюсь над ней, но боль лишь еще сильнее заводит. Я отпускаю ее шею, хватаясь за член, и ввожу его в ее горячую узкую киску, шлепнув яйцами, дойдя до упора. Застонав, откидываю голову назад. Никто не ощущается так потрясающе хорошо, как она. Я чувствую панику, проходящую сквозь нее, она рискует расстаться с жизнью. Даже когда ее сердце замедляется, а силы покидают, она все еще возбуждена, потому что она знает, что я владею ею: ее телом и душой.