Лорен Ловелл - Отпущение грехов

— Посмотри на меня, Эви. — Я хочу увидеть ее боль, ее страх, ее удовольствие и ее преданность.

Ее взгляд поднимается, пока она продолжает двигаться по моему члену.

— Ты любишь меня? — спрашиваю я.

— Да. — Слезы снова появляются в ее глазах, и я хочу ими владеть. — Я так тебя люблю, Эзра, — произносит она между глубокими вздохами.

— Достаточно убийств ради меня? — шепчу я. Когда прижимаюсь к ее щеке, я провожу пальцем по окровавленной губе и размазывая кровь по ее челюсти.

— Да, — она все еще смотрит на меня.

Она двигается на мне сильнее, насаживаясь на мой член, ее задница давит на мои яйца. Я двигаю бедра и каждый раз прижимаюсь к ее промежности.

— Мне следует наказать тебя снова, просто за то, что ты испачкала кровью всю постель — нашу постель.

У нее перехватывает дыхание, и я целую ее шею, вдыхая аромат ее духов, смешанных с металлическим запахом крови. Мои руки скользят по ее бокам, кровь все еще сочится из ее ран. Надеюсь, останутся шрамы. Я хочу навсегда ее заклеймить. Я хочу, чтобы это служило ей напоминанием.

Она впивается ногтями в мои лопатки и откидывает голову. Я поднял голову и укусил ее за сосок. Глубокий, довольный стон слетает с ее губ, потому что она возбуждается от боли. Ее ногти дерут мою кожу. А потом она кончает, и ее киска сжимает мой член, как тиски. Я хватаю ее за бедра, заставляя двигаться быстрее, пока не кончаю в ее узкую киску, повторяя стонами ее имя, подобно этим чертовым молитвам, которые она так любит.

Она прижимается лицом к моему плечу, тяжело дыша. Я хватаю ее за талию, поднимаю и бросаю на кровать. Она стонет, когда ее спина касается простыни. Я наклоняюсь над ней, моя рука упирается рядом с ее головой, другой я ласкаю её лоно. Она вздрагивает от прикосновения, и я улыбаюсь, прежде чем вогнать в нее два пальца, чувствуя ее влагу, смешанную с моим семенем. Она стонет для меня, и я вытаскиваю пальцы и засовываю ей в рот. Она сосет их, крутит языком, словно это мой член, а я толкаю их глубже. Когда я отстраняюсь, Эви поднимается и прижимается щекой к моему лицу.

— Теперь ты меня любишь, Эзра? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я. Она вздрагивает, как будто я физически ее ударил, и мне все равно, потому что, насколько прекрасным ни было ее пропитанное кровью тело и лицо в порезах, она не подчинилась мне. — Ты чудовище, маленькая убийца, — шепчу я. Настоящий монстр.

Если бы я был способен, я мог бы ее полюбить. Я одержим ею, но любовь не для таких, как мы. Она должна это знать.

Эви

Большую часть ночи я не спала, крутилась и мучилась от бессонницы. Как жалко быть настолько влюбленной в человека, быть готовой бросить свою религию, только чтобы он сказал, что никогда меня не полюбит. Любовь — это единственная эмоция, которая мне с ним не доступна. Он хочет владеть мной, а не любить. Я запятнала душу. Я потерпела неудачу с соперницей. Я заблудилась. И все из-за человека, который должен быть всем, что я ненавижу, но стал тем, кого я люблю.

В окно заглядывает теплое утреннее солнце.

Мне нужно идти. Я должна получить отпущение. Нужно всё исправить ради сестры. Эта жизнь не имеет значения, но важно, куда я пойду, когда умру. Осторожно выскальзываю из-под одеяла. Дэйв поднимает голову и смотрит на меня. Его лапы стучат по полу, когда он следует за мной в ванную. Он остается со мной, поскуливая, пока я одеваюсь. Когда я направляюсь к двери, он следует за мной, усаживается и продолжает скулить. Если я оставлю его здесь, он будет и дальше сидеть у входа двери и шуметь, и это разбудит Эзру.

— Тогда выходи, — шепчу я, открывая дверь. И мы уходим. Никто не будет следить за мной, потому что в квартире Эзра.

Мне осталось пройти только один квартал до собора. Я смотрю на Дэйва, он семенит рядом.

— Он меня не любит, Дэйв, — говорю я. Его уши дергаются, и он останавливается, садясь на тротуар. Я встала на колени рядом с ним и погладила его голову. — Я пыталась его изменить, но он не хочет. — Его голова склоняется набок, и он ворчит. Раздается звон колоколов в башне, и мы продолжаем прогулку в церковь.

Я наблюдаю, как мимо меня проходят люди. Я вижу людей, которые счастливы, у которых есть любовь, у которых есть вера. Я вижу людей, чья жизнь — это не рушащийся, разлагающийся бардак, как у меня, и я ненавижу их за это.

Когда я останавливаюсь перед крутой лестницей, Дэйв тоже замирает и начинает скулить.

— Пойдем, — зову я, и он неохотно следует за мной. Знакомый запах деревянной лакировки почти оглушает меня, когда я вхожу внутрь. Я направляюсь к алтарю, останавливаясь, чтобы взглянуть на исповедальню сбоку. Я пробовала молиться, испытывала покаяние болью, и как мне твердили, она очищает. А теперь я не могу не задаться вопросом, может ли исповедание грехов помочь мне найти мир, который я искала.

«Тебе не нужно покаяние, маленькая убийца».

Эзра так глубоко проник в мою душу, что даже голос моего маленького демона стал походить на него. Я это понимаю, и мне нужно за что-то зацепиться, чтобы остановить себя. Этот путь ведет к смерти, боли и наказанию, и в свое время это меня пугало, но теперь я жажду окунуться во все это с головой. Я чувствую себя потерянной и спасенной одновременно. Я больше не чувствую необходимости в отпущении. С Эзрой всегда можно получить прощение. И это богохульство.

А богохульство не прощается.

Я открываю маленькую деревянную дверь, и Дэйв заходит внутрь, садится в углу, оглядываясь на меня. Я стесняюсь, входя и занимая место на скамье. Когда я сажусь, мне становится больно. Любое прикосновение к синякам и избитым местам причиняет боль, и мне приходится наклониться вперед, чтобы уменьшить боль. Перегородка опускается, но священник молчит. За все годы моей веры я никогда не была на исповеди. В том, как меня воспитывали, отпущение никогда не доставалось исповедью, только кровью.

Я смотрю на Дейва, и он кладет голову мне на колени, его большие карие глаза преданно смотрят на меня. Его хвост касается деревянных стен исповедальни, когда он начинает им вертеть. Дэйв — это единственное, что у меня есть. Дэйв и Господь. Я закрываю глаза. Мне хочется почувствовать раскаяние, но его нет. Я не уверена, что делать или говорить, поэтому я думаю обо всех фильмах, которые я смотрела, и где присутствовали сцены исповеди. И я говорю то, что они говорят.

— Прости меня, отец, ибо я согрешила.

— Продолжай, дитя мое. Господь слышит тебя.

Я слышу шаги за пределами кабины и замолкаю. Я не хочу, чтобы кто-то еще слышал о моих грехах. Я напряженно сглатываю.

— Боюсь, я потеряла свою веру… я… — я задыхаюсь от всхлипываний.

— Все хорошо. Мы все иногда грешим.

Дверь исповедальни открывается, и я боюсь, что священник решил подойти и утешить меня. Уши Дейва оживают, и начинает рычать.

— Пожалуйста, — я слышу, шепот священника, а затем бульканье. Я оглядываюсь на перегородку, и слышу, как раздается глухой удар о стенку исповедальни. Дэйв в оборонительной позе встает между мной и дверью, его рычание становится все более угрожающим.

— Эвелин, — кто-то шипит мое имя из-за перегородки. Мое сердце останавливается. Адреналин бьет, как электрический ток. Дэйв начинает лаять. Я добираюсь до двери исповедальни, но кто-то дергает ее с обратной стороны, и она слетает с петель.

— Тебе понравились цветы, которые я тебе отправил? Надеюсь, они не заставили слишком сильно волноваться старину Эза.

Я не могу дышать. Я не могу двигаться. Я стою, зажатая в исповедальне, Захария не дает мне выйти, в руке он сжимает окровавленный нож. Уши Дэйва прижались к голове, и он прыгает на Захарию, нацелившись на предплечье.

— Тупая псина! — он заносит нож и ударяет Дэйва в шею. Дэйв визжит и падает на пол. Я кричу, мое сердце грозится выпрыгнуть из груди. Смех Захарии эхом раздается в храме, когда он ударяет Дэйва, и дорожка крови стекает по плитке пола. — Это гребаное животное — только оно и попыталось защитить тебя.

Он хватает меня за плечи и дергает к открытому алтарю. Я снова кричу, и он бьет кулаком меня в живот. Когда я ударяюсь об пол, моё дыхание сбивается. Захария держит меня за волосы и тащит, как мешок. Голова горит от боли, и я хватаюсь за его руки в попытке ослабить боль. Я смотрю на дверь, надеясь, что кто-нибудь войдет. Мой взгляд задерживается на открытой исповедальне. Отец Притчард лежит на каменном полу, из его горла хлещет кровь, а рядом с ним неподвижно лежит Дэйв.