У входной двери слышатся громкие голоса, сопровождаемые ударами тарана, с помощью которого пытаются прорваться внутрь. Хитрая улыбка пересекает тонкие губы Мадлен, пытаясь скрыть тайну, которую, как она думает, знает только она.
Я отвечаю ей такой же улыбкой, скрывая от нее свои собственные секреты, и сея семена сомнения в ней. Мадлен, что-то бормочет, и я знаю, что она ругает меня на чем свет стоит. Входная дверь начинает раскалываться под натиском нападавших, и через минуту или две они ворвутся в дом.
Горничная все более неистово жестикулирует, но я не могу больше ждать.
"Ты, сука, я же говорю тебе, что она моя!" - Я сжимаю руку в кулак перед тем, как вмазать ей в челюсть. Франсуаза молча наблюдает, как ее служанка шатается и без сознания падает на пол. Ее глаза расширяются от ужаса, а челюсть отвисает, когда она в замешательстве смотрит на меня.
"Сейчас мне некогда объяснять". - Я хватаю ее за руку и тащу Франсуазу в спальню, в то время как входная дверь уступает. Я запираю дверь, снова толкая стул под ручку.
"Раздевайся!" - Мозг моей высокой француженки цепенеет, явно не в состоянии понять то, что я только что сказала. Я подхожу к ней сзади и быстро развязываю шнуровку, тяну неистово, чтобы вытащить ее из платья. - "Давай же! Снимай свою одежду!"
Медленно, она начинает реагировать, стягивая материал с плеч, чтобы бросить его на пол. Франсуаза выходит из кринолина юбки и размещает каркас на соседний стул. Я борюсь со шнуровкой корсета, позволяя ей раздеваться дальше. Затем беру свою собственную одежду и разбрасываю ее по всей комнате.
До нас доносятся слабые крики и вопли, а затем и звук приближающихся шагов. Громкий стук в дверь заставляет нас подскочить.
"Ouvrez! On sait que vous vous planquez lа!" (Откройте! Мы знаем, что вы там!")
"Не обращай внимания!" - кричу я Франсуазе, которая явно находится в оцепенении. За дверью раздаются крики: " Vive la Rйvolution!" (Да здравствует Революция!) и "Mort aux aristos!" (Смерть аристократам!)
Разбирая кровать, я связываю вместе всю материю, которую смогла найти, чтобы сделать веревку, и сбрасываю ее в первое окно, заведомо привязав к перилам.
Дверь спальни начинает уступать под натиском мужчин, находящихся снаружи. Я хватаю свою возлюбленную и помогаю ей подняться на диван, стоящий под зеркалом, затем толкаю ее сквозь него. Стул, которым я подперла дверь, начинает двигаться и щель потихоньку расширяется. Я карабкаюсь на диван и проскальзываю следом за Франсуазой, чувствуя, как вся одежда спадает с меня. Одновременно с этим, дверь распахивается настежь и четыре крупных неопрятных мужчины, вооруженные вилами, вламываются в комнату.
Я не даю Франсуазе подняться с полу, хватаю одеяло и закрываю им стекло, блокируя свет с моей стороны зеркала. Затем падаю сверху на мою спутницу, и зажимаю рукой рот моей любимой, жестом приказывая сохранять тишину. Пока мы лежим, звуки разгрома доносятся с другой стороны зеркала: разлом шкафов, треск рвущейся ткани и под конец, звук бьющегося стекла.
Мы долго лежим в тишине на полу, дрожа не столько от страха, сколько от холода. Я встаю и заглядываю за одеяло. Зеркало Франсуазы было уничтожено и связь с ее миром разорвана. Чтобы там ни было, сейчас она живет со мной в мое время.
"Что случилось?"
"Присядь". - Я тяну ее к кровати и вижу растерянный взгляд на ее лице. Мысленно, я собираю свою решимость и задаюсь вопросом, как объяснить ей то, что известно мне. - "Ты знаешь, что я из будущего". - Она кивает. - "И ты знаешь, что я так же в курсе того, что произошло в прошлом ... в том числе я знала о том, что должно было произойти сегодня". - Она снова кивает.
"Три дня назад, 14 июля, во Франции началась гражданская война". - Я вижу недоверие в ее глазах. - "Народ восстал, чтобы свергнуть аристократию". - Она изо всех сил пытается осмыслить услышанное, я обнимаю ее.
"Pourquoi?" (Почему?)
"Потому что у тебя есть так много всего, а у них почти ничего нет. Это же так просто. Хотя нет, это сложно, но для обычных людей это все, что они видят".
"Но зачем ты привела меня сюда?"
"Потому что иначе ты бы умерла".
"Я думаю, ты преувеличиваешь, малышка".
"Нет, большинство аристократов, которые были схвачены ... были казнены".
"Нет", - ее шепот теряется в слезах. Знаю, что я всколыхнула ее до основания. Весь ее мир разрушился, и я принесла ей плохие новости. Франсуаза в шоке, ее трясет, и я заворачиваю ее в одеяло, лежащее на кровати. Она никак не может согреться, поэтому я принесла еще одно одеяло, которым до этого занавешивала зеркало, чтобы накрыть ее.
"Может, ты хочешь какое-то время побыть в одиночестве?" - Я делаю шаг, намереваясь оставить ее, но большая рука выскальзывает и хватает меня за руку.
"Пожалуйста, дорогая, останься со мной". - Я не хочу оставлять ее, но сделаю это, если она захочет. Я заключаю ее в объятия, чувствуя холод не только ее кожи, но и холод от ее разбитого сердца. Ее самоуверенность - это лишь напускная оболочка. Любимая Франция разрушена вместе с ее душой. Мы спокойно лежим в течение некоторого времени, пока, в конце концов, не забываемся беспокойным сном.
Я просыпаюсь в пустой кровати и уже скучаю о ней. Поворачиваюсь на бок, чтобы вдохнуть ее запах. На простынях остался слабый аромат ее духов.
"Франсуаза?" - Нет никакого ответа, лишь медленное тиканье прикроватных часов нарушает тишину. Меня охватывает паника, и я вскакиваю с постели. Лучи солнечного света льются через окно в крыше, беспорядочно падая на деревянный пол. Медленно кружат в нагретом воздухе пылинки, словно танцующие в мерцающем свете нового дня.
Я зову ее снова. - "Франсуаза?"
Под ногами достаточно прохладный пол, но я не чувствую ничего, лишь глухое биение моего сердце и ужас, пронесшийся через мою душу. Я нахожу свою женщину на кухне, сидящую за столом. Перед ней лежит открытая книга. Франсуаза поднимает на меня покрасневшие глаза, и я мало что могу сделать, кроме как прижать ее к себе и обнимать, пока она оплакивает свою погибшую страну.
Проходит достаточно много времени, пока мне удалось успокоить ее измученную душу. Я знаю, что она захочет иметь ответы на некоторые вопросы.
"Что ты хочешь знать?" - шепчу я. Она поднимает голову, и я утираю блестящие капли, застывшие на ее бледной коже.
"Ты знала это и не сказала мне?"
"Я не могла, милая".
"Ты мне не доверяешь?"
"Я доверяю тебе свою жизнь, но там было поставлено на карту намного больше, чем просто моя смерть". - Она хочет большего. - "Если бы я сказала тебе о том, что должно было произойти, и ты бы сделала что-либо по - другому ... изменила хоть что-то... Франсуаза, это, возможно, изменило бы весь ход истории. Ты не могла спасти их, любовь моя. Я рисковала очень многим, спасая тебя".
"Может быть, тебе нужно было оставить меня там, в прошлом".
От ее слов я застыла в шоке. - "Ты предпочла бы умереть, чем быть со мной?"
Боль так велика, как - будто она ударила меня, ее молчание рвет на части мою душу и оставляет меня медленно истекать кровью. Я ухожу и заползаю обратно в постель, свернувшись в клубок от отчаяния и горя. Она тихо плачет над книгой и не идет за мной.
Не знаю, как долго я просто существую, не пытаясь почувствовать что-либо еще, кроме боли. Знаю, что она многое потеряла, но я думала, что наша любовь будет что-то значить для нее. Возможно, я ошиблась. Я наблюдаю, как луч света ползет по полу к изголовью кровати, с перемещением солнечного света медленно утекает время. Наконец, она приходит в спальню и подходит к зеркалу. Ее руки скользят по его поверхности, словно пытаясь наложить какие-то магические заклинания, чтобы открыть дверь.
"Это больше не работает". - Голос у меня ровный и бесчувственный, такой же, как мои чувства.
Добравшись до кровати, она садится на край, ее рука тянется к моей ноге.
"Мне очень жаль, дорогая". - Я смотрю в ее заплаканные глаза, ожидая чего-то большего ... способного дать мне надежду. - "Je t'adore (Я тебя обожаю)", - шепчет она, мое сердце хватается за эти слова, как за спасательный круг. Возможно, мой спасательный корабль вернулся, чтобы, в конце концов, спасти меня.
"Мне очень жаль, любовь моя. Ты все потеряла".