– Если хочешь опробовать мое тело на вкус, только скажи, и я с радостью разденусь, – говорит Блейн.

Я не спеша натягиваю на себя одеяло и закутываюсь в него с головой. В такую неловкую ситуацию мне еще не доводилось попадать. Но внутри меня бурлит прежде не знакомое чувство. Я просто на секунду представила, как Блейн соблазнительно снимает с себя одежду. Как теперь стереть эти образы из головы? Если бы я сейчас предложила ему скинуть с себя футболку, он бы согласился?

У Блейна определенно игривое настроение, он явно не против обнажиться передо мной. Выглянув из-под одеяла и жадно глотая воздух, я тут же задыхаюсь еще сильнее.

Торс Блейна обнажен. Парень стоит на коленях с одеждой в руках. Что происходит? Моя грудь быстро поднимается и опускается. Еще чуть-чуть, и у меня начнут раздуваться ноздри от того, как сильно я втягиваю в легкие кислород.

Прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он резко хватает край одеяла и тянет на себя. Я предстаю перед ним в мешковатых штанах, растянутой футболке и коротким запутанным нечто на своей голове.

– Тебе двадцать два, почему ты постоянно краснеешь? Только не говори, что ты девственница, я в это ни за что не поверю.

– Где вся твоя грубость? Куда она подевалась за ночь? Где недовольство? – Я засыпаю его вопросами.

Вместо ответа он наклоняется ко мне, его лицо оказывается так близко к моему, что если я пошевелюсь, то наши губы соприкоснутся. При этой мысли я опускаю взгляд на его рот и закусываю нижнюю губу. Да что со мной такое? Почему этот грубиян и к тому же садист так будоражит меня? Почему именно сейчас и именно в его компании мне хочется сжать ноги, чтобы унять пульсацию между ними?

– Ты хочешь грубости? Я могу исполнить твое желание, салага. Уверен, такая грубость, какую я тебе покажу, ни с чем не сравнится, – шепчет он и резко хватает меня за бедро, сжимая его до боли.

Я шиплю и кусаю губы почти до крови. Эта боль почему-то приятна в отличие от той, которую Блейн мне причинил, когда я только въехала в дом братства.

Рука Блейна впивается мне в голень, и моя нога оказывается на его бедре. Парень слегка подается вперед, все сильнее прижимается ко мне. Из моей груди вырывается негромкий стон. Никогда ничего подобного не испытывала.

– Что ты делаешь? – тяжело дыша, спрашиваю я.

– Ставлю метки, – хрипло произносит он и снова наваливается на меня. – Кто-нибудь когда-нибудь делал подобное с тобой в постели?

Пребывая на седьмом небе от блаженства, я без лишних стеснений качаю головой. Мне плевать, что он догадался о моей невинности. Плевать на все, пусть только не останавливается.

– Я рад и не рад, – отвечает он и резко поднимается, становясь на колени по обе стороны от моих ног. – Ты не против, если я немного приподниму твою уродскую футболку?

Против ли я? Не знаю. Я не могу понять, что вообще творится с Блейном. Он просто непредсказуем. Блейн часто бывает грубым и по-настоящему жестоким. Иногда я замечала в его глазах сожаление. Но я никогда не видела в них нежности. Блейн может быть разным, но только не нежным. Это качество ему чуждо, он просто не способен быть милым.

– Можно, – тихо говорю я.

Он смотрит мне в глаза, пока его рука прокладывает путь под футболкой. Когда она оказывается под тонкой тканью и начинает поглаживать живот, я непроизвольно изгибаюсь и глубоко вздыхаю. Никогда еще мужчина так не прикасался ко мне. Он задирает футболку до груди. Мне вчера было так плохо, что я даже не потрудилась снять бюстгальтер, и сейчас рада, что уснула в нем. Я не готова к тому, чтобы Блейн увидел меня обнаженной. Если он увидит мою грудь… то ужаснется. Я вообще должна его немедленно остановить, потому что все происходящее дико. Но мне так нравятся его грубые, уверенные прикосновения, что я не могу выдавить ни слова.

Когда Блейн наклоняется к моему животу и прикасается к нему губами, я бесстыдно запускаю руку в его волосы. Его поцелуи влажные, но не слюнявые. Лежа под ним, не могу понять, почему позволяю ему делать с собой такое. Я никогда не открывалась парням и Блейну не собираюсь. Но ведь эти шалости вполне безобидны, да? И я могу себе их позволить, правильно? Неважно. Сейчас все неважно. Я еще сильнее убеждаюсь в этом, когда парень сжимает резинку моих штанов и немного стягивает их вместе с трусиками и целует кожу под ними. Как только он собирается стянуть их еще ниже, я паникую и с силой хватаю его за плечо. Блейн вопросительно вскидывает бровь.

– Нельзя. – Я дышу так тяжело, что не могу больше ничего произнести.

Он отстраняется слишком резко, после чего тут же отворачивается и говорит короткое:

– Проваливай.

С таким Блейном я хорошо знакома, поэтому не удивляюсь неожиданно сменившемуся настроению. Когда я встаю с кровати и направляюсь в сторону двери, на ходу поправляя футболку, он резко хватает меня за запястье и кидает обратно на постель так, что я больно ударяюсь плечом об изголовье. Крепко держа мои запястья по обе стороны от головы, он наклоняется и цедит сквозь зубы:

– И только попробуй обмолвиться о том, что здесь произошло, маленькая, кучерявая, доверчивая сучка!

– Не волнуйся, – с той же яростью отвечаю я, – мне некому рассказывать, чертов ублюдок.

На его щеке дергается мышца, он явно злится из-за моей дерзости, а я тем временем невероятно горда собою. Я постоянно побаивалась Блейна и только сейчас поняла, что, если не дать отпор его грубой стороне, которая может проступить в самый неожиданный момент, он так и будет обращаться со мной, как с куском дерьма.

Когда он ослабляет железную хватку, я, потирая покрасневшие запястья, наконец-то покидаю комнату дьявола. Хорошо, что лопатки больше не ноют, не хотелось бы ощущать боль еще и в них. Оказавшись в своей временной комнате, захожу в ванную и смотрю на себя в зеркало: пустые глаза, выпирающие ключицы, тонкая шея, которую можно сломать одной крепкой рукой, вокруг носа рассыпалось множество веснушек, а волосы сильно спутались. Полнейшее разочарование.

Оглядывая запястья, я прикидываю, есть ли смысл втирать в них чудо-крем Блейна. Какой в этом смысл, если завтра там все равно появятся синяки? Причиняет ли он мне боль осознанно или делает это, сам того не замечая? Может, это какая-то защитная реакция? Но в чем я провинилась, раз разгневала его уже во второй раз? Глупо даже думать о том, чтобы держаться от Блейна подальше, ведь мы живем в одном доме.

После душа я думаю о всех адских моментах, которые со мной произошли за последнее время, спускаюсь на кухню и встречаю там Деза. Вид у него изрядно помятый. Уставившись в чашку с кофе, он даже не утруждается поднять голову и поздороваться со мной.

– Доброе утро! – специально громко говорю я. И это привлекает его внимание: посмотрев на меня, он кивает. – Что с тобой? Поход в клуб был не из легких, или тебе отказала какая-то барышня с надутыми сиськами?

– Ни то, ни другое, – просто отвечает он, не обратив внимания на то, что я впервые произнесла слово «сиськи», не покраснев. – Ты умеешь готовить? Мы с парнями давно не пробовали чего-то домашнего и более съедобного, чем полуфабрикаты.

– Думаю, с завтраком я справлюсь, – заверяю я и, повернувшись лицом к холодильнику, считаю, сколько порций мне надо сделать.

Пока Дез тонет в отчаянии и кофе, я успеваю придумать не только перекус, который понравится парням, но и кое-что на обед. Но мои мысли тем временем витают далеко за пределами кухни и вообще этого дома. Я размышляю о Заке и Рамоне, чувствуя боль в сердце и тяжесть на душе. Не могу поверить, что они отвернулись от меня лишь из-за того, что я позволила себе пуститься в необдуманные приключения и попробовать настоящий вкус жизни. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что наговорил Зак по телефону. Он назвал меня девушкой, раздвигающей ноги перед «братьями». Может, парень ляпнул это со злости, но сказанное не вернуть, и я не уверена, что смогу это забыть и простить. Его слова навсегда впечатались в отдельный уголок моей памяти. Если бы я услышала это от обычного знакомого, мне бы не было так больно. Но злосчастную фразу произнес тот, кого я считала своей семьей.

Из раздумий меня выводит трек Дэвида Гетты и Ники Минаж «Light my body up». Видимо, какой-то молодец находит забавным громкое прослушивание музыки столь ранним утром. Оглушающие басы заставляют застонать Деза от досады.