– Блейн… – Надо его отговорить, но он всячески меня перебивает.
– Я побуду с тобой, а теперь, пожалуйста, будь так добра, замолчи.
Я подчиняюсь, борясь с желанием схватиться за голову. Скоро произойдет ужасное, то, к чему я никак не готова. Нельзя позволить Блейну попасть в дом. Может, написать маме, что сегодня у меня не получится приехать, и попросить соседку посидеть с ней до вечера? Нет, это некрасиво по отношению к маме.
Никаких других идей нет. Я не смогу это остановить. Блейн встретится с моей матерью, но я всеми силами буду надеяться, что он не заметит ее безумия.
По пути мы заезжаем в магазин, и я покупаю продукты, пока Блейн ждет меня в машине. Мама, слава богу, не встречает нас на пороге. Хотя это уже не имеет значения, все мои попытки скрыть свой мир летят коту под хвост. Но, прежде чем выйти из автомобиля, я хватаюсь за последний кусочек надежды и интересуюсь:
– Будешь ждать меня в машине?
– Я похож на придурка? – почему-то спрашивает он, а я убираю руку с двери и вопросительно смотрю на него. Он цокает и закатывает глаза. – Я не съем твою маму, и она меня, уверен, тоже. Перестань париться.
Блейн выходит из машины, я в ужасе выбегаю вслед за ним и слышу сигнал блокируемой машины.
Сделав глубокий вздох, распахиваю входную дверь и тут же получаю пощечину от мамы.
– Ты серьезно?! – кричит она. – Я тебя так не воспитывала, Хейли!
Сначала я не понимаю, в чем дело, лицо горит, очень хочется приложить к нему лед. Мама не пожалела сил, а когда я осознаю, в чем причина ее гнева, сжимаю зубы. Она узнала, что меня выперли из общежития.
– Что это такое?! – продолжает она, кидая мне смятую бумажку.
Кажется, мать даже не замечает, что у нас гости. Блейн тем временем стоит сзади, и я не знаю, как он реагирует. Наверное, он в шоке.
В письме сказано, что меня выселили из общежития университета. Причины этого там тоже перечислены. Я прикрываю глаза, это самое ужасное, что могло случиться, а мне казалось, после Зака и Рамоны хуже уже не будет. Мать расстроена, а ей нельзя нервничать и расстраиваться.
– Я все объясню, – говорю я банальные слова, глядя в ее блестящие глаза.
– Наркотики, секс, алкоголь! Хейли, что с тобой не так? Как ты опустилась до такого? – не слыша меня, продолжает вопить она.
– Это все вранье, миссис Фейз, – спокойно говорит Блейн, все еще стоя за моей спиной. – Вашу дочь обвинили в том, чего на самом деле не было. Ее подставила соседка по комнате.
– А ты еще кто такой? – злобно спрашивает она, видимо, только заметив гостя. – Тот, с кем она спит?
– Мама! – восклицаю я, чуть ли не задыхаясь от возмущения.
Я должна успокоить ее, пока она не потеряла контроль.
– Даже если это и так, вас это не касается. Хейли двадцать два, и она не бегает по мужикам, не принимает наркотики и не распивает алкоголь. Хотите верьте, хотите – нет, но я всегда рядом и ни разу не видел, чтобы она сделала то, что написано на этом клочке бумаги.
– На найденных под матрасом вещах есть отпечатки пальцев моего ребенка! Ты, наверное, не только трахаешь мою дочь, но и заливаешь в ее горло алкоголь, вкалываешь наркотики и пичкаешь ее травкой и таблетками, да, дорогой?
– Мама, остановись! – грозно вскрикиваю я, и она переводит на меня свой яростный взгляд. – Меня подставили, и подставили жестоко. Ты веришь тому, что говорит эта бумажка, или родной дочери?
Ярость в ее глазах потухает, но отблески злости еще видны. Она смотрит на меня очень долго, затем резко разворачивается и уходит в кухню, бурча, что ждет нас обоих там. Разговор не закончен, это я знаю точно.
Я смотрю на Блейна, но избегаю контакта с его взглядом. Надо извиниться перед ним за не слишком теплый прием. Но слова застряли в горле.
Вдруг Блейн протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, которая все еще болит. В уголках моих глаз собираются слезы, которые я сдерживаю всеми силами. Я так хочу, чтобы мама поверила мне. Она должна знать – я никогда не причиню ей страданий.
– Сильно болит? – спрашивает Блейн совсем тихо. Я киваю.
– Прости за эту сцену, мне так неудобно. – Я закрываю лицо руками, но стыдно от этого меньше не становится.
– Да ладно, твою маму можно понять. Я бы тоже разозлился. Но… часто ли она поднимает на тебя руку?
– Нет, это впервые, – отвечаю я правду. – Ты все еще можешь уйти. – Пожалуйста, уезжай как можно подальше от этого дома.
– И пропустить целое представление? – хмыкает он, а я наконец-то поднимаю на него глаза. Он едва заметно улыбается. – Нет, спасибо. У вас есть попкорн?
Я легонько бью его кулаком в плечо и направляюсь в кухню. Мама сидит за столом, положив руки на деревянное покрытие. Увидев нас, она хмурится.
– Как тебя зовут? – спрашивает мама, пока я вытаскиваю продукты из рюкзака.
– Блейн.
– А полное имя?
Он озадаченно смотрит на меня, а потом на мать. Я уже хочу сказать, что это и есть его полное имя, как вдруг он говорит:
– Блейдан.
Я удивлена, что не слышала этого раньше. Посмотрев на парня, я возвращаюсь к продуктам. Мама задает ему множество вопросов, а потом бесстыдно заявляет, что он должен поклясться, что я не принимаю ни наркотики, ни алкоголь и если с кем-то и сплю, то только с ним. И каково же мое изумление, когда он клянется своей матерью и не опровергает последний факт. Мне хочется кинуть в него банан и заявить, что я ни с кем сексом не занимаюсь. Но я молчу. Сейчас мне действительно лучше помалкивать.
Кажется, сразу после клятвы Блейна мама успокаивается. На ее лице расцветает дружелюбная улыбка, но глаза по-прежнему холодны. Все не становится идеальным, но это лучше, чем ничего. Пока я готовлю обед, они с Блейном болтают о простых вещах, и если я не ошибаюсь, то парень даже не замечает, что у мамы немного не в порядке с головой. Пока он ничего не заподозрил, я могу дышать спокойно, но волнение, конечно, никуда не исчезает. Если Блейн узнает, то обязательно начнутся расспросы, как только мы сядем в «Мустанг». Обедаем мы молча, но словно одна семья. После мама, как всегда, выходит на веранду и усаживается в любимое кресло, чтобы полюбоваться садом. Я мою посуду, а Блейн убирает со стола. Неожиданно он дотрагивается до моего бедра рукой, и, когда я поворачиваю голову, наши носы соприкасаются – так близко он стоит. Я задерживаю дыхание, вбирая в легкие его потрясающий аромат.
Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:
– Мне надо покурить.
– В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.
Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.
– Я справляюсь? – негромко спрашивает она.
– С чем? – не понимаю я.
– Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.
Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.
– Спасибо, – еле выдавливаю я.
– Но это не значит, что я перестала злиться. Я поверила только потому, что ты моя дочь. И даже если ты солгала и все-таки принимаешь всю эту дрянь, это на твоей совести. – Я собираюсь сказать, что не вру, но она интересуется: – Где ты живешь?
– У Блейна, – и еще у кучи парней.
– Врать не буду, он красавчик, – хихикает мама, а я ухмыляюсь.
Да, мама, ты точно не будешь врать, а я с тобой спорить.
Когда мы возвращаемся в дом братства, за окном уже темно. Все это время мы сидели с мамой на веранде, попивали чай и болтали. Обстановка была одновременно спокойной и напряженной. Я боялась каждого слова мамы, мне казалось, что вот прямо сейчас она выкинет что-то из ряда вон выходящее или же задаст каверзный вопрос Блейну.