На следующий день я не иду в университет, потому что даже не могу подняться с кровати. Без понятия, как я в ней оказался, наверное, меня разбудили и довели до нее. Тело болит, торс плотно перевязан белоснежным бинтом, а когда я дотрагиваюсь до брови, то натыкаюсь на лейкопластырь. Откинувшись на подушку, я шиплю от боли, вызванной одним неловким движением.
Картинки того, что произошло, всплывают в моей голове и меняются словно слайд-шоу. Я хмурюсь из-за воспоминаний, которые разрывают мозг: вот клуб и блондинка, вот улица и драка, вот я бегу, а вот и треклятая острая железка, которая распорола мое тело. Она будто бы стояла там, выжидая момента, когда появится желающий порезать себя. Как проститутка, черт возьми, ждущая сутенера в конце рабочей ночи.
Я бы с удовольствием поспал еще немного, несмотря на то что на часах уже шестой час вечера. Мое тело истощено и нуждается в восстановлении энергии. Но я не закрываю глаза, так как дверь в мою комнату распахивается и на пороге появляется Хейли с подносом, от которого исходит запах чего-то невероятно вкусного. Мягкий пряный аромат окутывает комнату.
– Я подумала, что пора тебя разбудить и покормить, – чуть ли не мямлит она, а ее щеки рдеют.
Ее смущает, что я без футболки? Ой, да ладно, она видела меня в более возбужденном состоянии и не краснела так сильно.
– Ты очень добра, – бурчу я. Она мямлит, я бурчу, куда мы катимся? Где наша уверенность? – Спасибо, только учуяв запах еды, я понял, как сильно проголодался.
– Я приготовила овощное рагу с мясом, испекла булочки и специально для тебя сделала бульон. После такого тебе надо хорошо питаться, желательно домашней пищей. Врач сказал, что пару дней ты проваляешься в кровати, а полностью встанешь на ноги после четвертого или пятого.
– Понятно, – отвечаю я и поджимаю губу.
Она ставит поднос на тумбочку рядом с кроватью и, присев на край постели, интересуется:
– Что произошло?
Я не хочу говорить об этом. Мне самому страшно вспоминать предыдущую ночь, из-за которой я сижу в кровати перебинтованный, словно мумия. О том, что со мной случилось, никто не узнает. Тем более мама. Я надеюсь, что до нее не дошли все детали «веселой» ночи. Я надеюсь, что она вообще ничего не знает.
– Просто драка. – Я говорю это таким тоном, чтобы Хейли поняла, что разговор окончен. Что эта тема – запретная зона. Но она не сдается, чем вызывает у меня безграничное раздражение.
– Ты можешь мне все рассказать. Это останется между нами. Блейн, я не глупая, с тобой стряслось что-то похуже драки. Мы… похожи. – Она глубоко вздыхает. – И, если верить Дезу, ты был не просто ранен. Ты был опечален, затоптан и напуган.
– Хейли… – резко произношу я и замолкаю, сжимая кулаки, пытаясь успокоиться, – если я сказал, что это была просто перепалка, значит, так оно и есть, поняла?
Я вижу, что она настроена бороться до тех пор, пока я не откроюсь. Но когда она опускает взгляд на бинт, выражение ее лица меняется, она несколько раз кивает и только потом отворачивается, кусая губы.
Я съедаю все, что она принесла, с большим аппетитом. Еда такая вкусная, что из меня вырывается тихий стон удовольствия, только моя мама готовит так же превосходно. Я благодарю Хейли от души, от своего смятого, словно бумажка, сердца.
– Перестань, – улыбается она, складывая тарелки на подносе, когда я произношу «спасибо» в пятидесятый раз. – Я рада, что тебе понравилось. Люблю готовить для тех, кто ценит вкус простой домашней еды.
– Думаю, парни будут в отчаянии, когда ты переедешь, – ухмыляюсь я и пытаюсь поудобнее улечься, что вызывает новый поток невыносимой боли.
– Кстати, об этом, – неуверенно начинает она и, перестав возиться с посудой, опять присаживается на край кровати, – мне помогли найти работу, поэтому, думаю, с первой зарплаты я смогу снять однокомнатную квартиру.
Что-то внутри меня вздрагивает и начинает ныть от ее слов, но тем не менее я нахожу в себе силы приподнять уголок распухшей губы и сказать:
– Что ж, я очень рад за тебя. Надеюсь, все получится.
– Я тоже, – отвечает она и, взяв поднос, выходит из комнаты.
Как только дверь за ней негромко хлопает, я сметаю настольный светильник с тумбочки одним резким движением. Тот ударяется о противоположную стену, небольшая лампочка превращается в кучку осколков. С трудом двигаясь, я прислоняюсь спиной к изголовью и закрываю лицо руками. Почему так неприятно было услышать, что Хейли собирается свалить из этого дома? Я не хочу, чтобы она уезжала. Кого я буду мучить, на ком вымещать злость? Неужели я только что получил намек – у меня есть месяц на то, чтобы девушка передумала и осталась?
А если посмотреть с другой стороны, неужели я не хочу вернуться к прошлой жизни? Снова стать беззаботным парнем, не знающим о существовании такого чуда, как Хейли? Быть может, я бы с удовольствием поразмыслил о своих желаниях. Но меня отвлекает звук телефона. Потянувшись, беру сотовый и давлюсь слюной, когда вижу, кто автор сообщения.
Л: В последнее время мы редко видимся. Куда ты пропал? Да, это Лана.
Б: Ты думаешь, я продолжу наше общение, зная, что ты подставила Хейли?
Она смеется надо мной? Или не понимает, что натворила?
Л: С каких пор тебя волнует Хейли?
Б: С тех пор, как ты выставила ее за дверь.
На этот раз ответ приходит не так быстро, как предыдущие. Лана молчит по меньшей мере минут пять, и только потом появляется сообщение. Меня разрывает от смеха.
Л: Так ты променял меня на нее?
Подавляю смешок и пишу:
Б: Я не люблю гадюк, Лана, и ты должна знать об этом, как никто другой.
Л: У меня были веские причины так поступить!
Б: И какие же?
Лана умолкает, через два часа я вовсе перестаю ждать ее объяснений. Внутри меня разгорается потребность отправиться в любимое место и скрыться там на час-другой. Гипермаркет для меня – бункер, надежное убежище. После всего случившегося любому захочется личного пространства. Комната словно сжимается, ее стены как будто приближаются ко мне, грозясь сожрать. Я ощущаю панику, нарастающую все сильнее, как снежный ком, но тут же отгоняю страх, моргнув несколько раз.
Как же мне хочется убежать из этого дома. Так сильно, что зудит все тело. Я пытаюсь встать, но тщетно: боль сильнее меня, на этот раз я не в состоянии ее одолеть. Она накрыла меня с головой и не хочет отпускать. Словно змея, боль въелась в мою кожу, пробираясь по телу и впуская в вены яд. И тогда я сдаюсь, больше не стараясь хотя бы встать с кровати. Как только я смогу ходить, сразу рвану в заброшенный магазин и просижу там часов десять. Этого должно хватить, чтобы настроиться на нужный лад и убедиться, что моя жизнь не рушится и не летит в тартарары.
Ко мне никто не заходит уже несколько часов, что не на шутку меня беспокоит. Но я думаю не о парнях, а о Дезе и Хейли. Интересно, вместе ли они сейчас? Рад ли друг тому, что они могут побыть наедине? А может, они возобновили занятия и сидят сейчас на его постели, изучая конспекты? А вдруг они целуются или занимаются чем-то более непристойным? Знает ли Дез, что Хейли невинна? Я сжимаю простынь и отгоняю паршивые мысли. Меня сейчас должно заботить другое.
Как только я собираюсь погрузиться в раздумья, не касающиеся Хейли, дверь наконец-то распахивается, и на пороге появляется Ник.
– Выглядишь дерьмово, – остановившись недалеко от кровати и скривившись, произносит он, а после кидает мне какую-то пластинку, без особого интереса рассматривая разбитую лампу. Я читаю название таблеток и вопросительно смотрю на парня. Он пожимает плечами: – Я не шарю в таблетках, но это прописал доктор. Так что пей.
Приняв из его рук небольшую бутылку с водой, которую он принес вместе с лекарством, я закидываю горькую таблетку в рот и запиваю ее как можно быстрей.
– Спасибо, – искренне говорю я, отдавая Нику бутылку.
– Не хочешь поговорить? – спрашивает он.
– И ты туда же. – Я закатываю в ответ глаза. – Нет, я не хочу ни о чем говорить и вспоминать то, что было ночью, тоже не горю желанием. Если бы я хотел поговорить по душам, давно бы позвал кого-нибудь.