– Блейн, мы ждем, – грубо говорит Дез, который до сих пор злится из-за случившегося в университете.
Глубоко вздохнув, я опускаю голову, прикрываю глаза и медленно выговариваю каждое свое слово:
– У меня есть старший брат. Его зовут Джез. – Дез фыркает. – Несколько лет назад он сел за убийство и должен был провести за решеткой больше десяти лет. Его отпустили досрочно. Мы с мамой узнали об этом за месяц. Когда он угодил в тюрьму, я пытался сделать вид, будто у меня вообще нет брата, и никому о нем не рассказывал… почти никому, – поправляю себя я. – Когда мы были подростками, он начал сходить с ума. Думаю, это случилось из-за наркотиков. Сначала Джез увлекался простой травкой, потом стал нюхать, а затем подсел на иглу.
Я останавливаюсь, пытаясь успокоиться. Даже подумать не мог, что буду так сильно волноваться. Облизнув пересохшие губы, продолжаю:
– Когда его крыша начала съезжать, он стал издеваться надо мной. Когда отец еще не умер, мы жили в доме, который теперь прозвали «Смертником». В квартире была одна пустая комната, изредка папа складывал там не нужные дому вещи. В один из вечеров, когда родители вышли в магазин, брат предложил мне поиграть.
Я снова замолкаю, эта часть истории самая болезненная. Несмотря на то что я уже не был маленьким ребенком, я все равно был беззащитен. Джез старше. Джез сильнее.
– Я согласился. Зная, что с братом не все в порядке, я тем не менее поверил, что игра будет безобидна и невинна, – я ухмыляюсь, – никогда так не ошибался. Я зашел в ту злосчастную комнату и, обвязав глаза маминым платком, считал до пятидесяти. После этого я должен был искать Джеза по квартире на ощупь, не снимая платка. Вы можете подумать что угодно, но я любил брата, и мне было плевать, какой он. Конечно же, я одновременно и ненавидел его. Любовь просто спрятана где-то очень глубоко в сердце, и ее даже скальпелем не вытащишь оттуда. Она живет там по сей день.
– Черт, Бл… – начинает Джаред.
Но я перебиваю его, продолжая изрыгать из себя горькую, словно желчь, правду.
– Досчитав до пятидесяти, я пошел искать брата, вытянув руки вперед, чтобы не упасть или чтобы почувствовать тепло его тела. Но я не успел выйти за порог, как Джез придавил мне пальцы дверью. До крови. Я мог остаться инвалидом, если бы не вовремя пришедшие родители.
Меня пробирает дрожь от кошмарных сцен прошлого.
– Он давил все сильнее, не обращая внимания на мои крики и рыдания. – Я смотрю на свои пальцы и шевелю ими, пытаясь убедиться, что они работают. – Это было чертовски больно. Это лишь малая часть того, что он делал со мной. Какие извращения творил. Я не сразу сумел посмотреть ему в глаза во время мучений. И знаете, что я в них увидел? Наслаждение. Мой брат – безумец, который тащится от крови и боли! Хренов садист.
Подняв голову, я наблюдаю за тем, как мои друзья морщатся, будто видят перед собой картину того, как брат выжимает из меня по капельке кровь, как медленно ломает мою психику.
– День, когда его посадили, стал праздником для меня. Я знал, что все те годы, что он проведет среди бетона и железных кроватей, буду дышать спокойно. Но мама страдала. Папы уже с нами не было, и поэтому единственным, кто мог позаботиться о ней, был я. Было некогда думать о том времени, когда он выйдет. Я жил одним днем до тех пор, пока мама не сказала про освобождение Джеза. После этого словно наступил конец света, и я закрылся в себе сильнее, чем прежде.
– Чувак, мне так жаль, – шепчет Дез, и при приглушенном свете я вижу, как блестят его глаза, наполненные слезами. – Чувствую себя так, словно это надо мной измывался старший брат.
– Подожди, – бросаю я и, вновь опустив голову, добавляю: – После того что ты сейчас услышишь, тебе захочется убить меня, ты возненавидишь меня.
– Мы слушаем, – бесцветным голосом старается приободрить меня Джаред.
– Когда он вышел… – Я зажмуриваюсь. – Когда он вышел… – Опять запинаюсь. Боже, как сложно. – Когда он вышел, то выследил Хейли. Мы с вами были в баре, а она возвращалась поздно вечером с работы. Боже, – втягиваю в себя кислород, но воздуха в комнате как будто не хватает, я ощущаю, как каждый присутствующий напряжен.
Подняв голову, я вижу, как Джаред выпрямился и больше не опирается поясницей на подоконник, и Ник, который на протяжении всего рассказа подпирал шкаф, тоже стоит прямо. А глаза Деза сверлят во мне дыру.
– Продолжай, – рявкает он грубо.
– Он избивал ее, мучил, истязал. Она звонила мне, пытаясь сбежать, а у меня телефон стоял на беззвучном. На беззвучном! Я понятия не имел, что Джез выйдет раньше на несколько дней, и палец о палец не ударил, когда получил сообщение от мамы.
– И ты не мог рассказать об этом раньше? – спустя минуту молчания спрашивает Ник.
– Извините, что из меня получился такой дерьмовый друг.
– Спорить не буду, – начинает говорить Дез, поднимаясь со стула, – иногда ты реально бываешь придурком. Но будь так добр объяснить, почему ты решил, что я тебя возненавижу после истории о Хейли?
Я просто пожимаю плечами. Почему-то после признания на душе стало легче. Как будто я исповедался. Когда-то, в далеком прошлом, я действительно так делал. Ходил в церковь, молился за маму. Но это все в прошлом, и сейчас я вообще не уверен, что Бог мне помогает. Если бы Он услышал меня, то не позволил бы Джезу творить зло, ведь так? Или так специально задумано: после череды проблем нас всех ожидает счастливый конец?
– Знаешь, что я тебе скажу? – положив руку мне на плечо, произносит Джаред. Он сжимает пальцы, заставляя меня посмотреть на него. – Не зря нас называют братьями. Запомни, Блейн Телтфорд, мы за тебя всегда горой, и если у меня потребуют отдать за тебя жизнь, то я это незамедлительно сделаю.
Вместо ответа я поднимаюсь и обнимаю его. Спустя секунду к нам присоединяются Дез и Ник, и мы все дружно обнимаемся. И несмотря на то что я рассказал парням свой секрет, внутри все равно остается осадок. Есть еще одна часть этой истории. Она произошла пять лет назад, и о ней никто не узнает.
Никто и никогда.
Стоя у двери Хейли, я то поднимаю, то опускаю руку. Я приехал полчаса назад без предупреждения. Мне до жути хочется обсудить с ней все случившееся и… извиниться за ту блондинку. Да, в это сложно поверить. После драки с Ником и разговора с друзьями что-то сломалось внутри меня. Несмотря на то что поведал я не обо всем, часть меня будто бы от чего-то освободилась. Хотя я думал, что после признания вовсе залезу в свой воображаемый панцирь.
Нервно топая ногой, я наконец-то стучу. Веду себя как мальчишка. Почему же меня так волнует обычная встреча с девушкой? Я стою и жду, когда Хейли откроет, а сердце глухо колотится внутри. Тух-тух, тух-тух, дышать тяжело. Неплохо бы придумать начало разговора. Хотя само все на ходу сложится, волноваться нечего.
Через полминуты слышится щелчок, и лицо Хейли осторожно показывается из-за двери. Увидев меня, салага сначала дергает ручку, будто хочет захлопнуть дверь перед моим носом, но затем открывает ее пошире.
Я выпаливаю первое, что приходит в мою больную голову:
– Мама в детстве не учила, что незнакомцам нельзя открывать?
Она хмыкает:
– Тебе повезло, что я вообще открыла. После одного милого гостя планировала завалиться в постель.
Я сразу же напрягаюсь. Потому что думаю только об одном человеке.
– Пропустишь? – серьезным тоном спрашиваю я, надо любым способом узнать, кто был в гостях у Хейли.
– Ой, конечно. – Она отодвигается, и я незамедлительно проскальзываю внутрь. – Только у меня небольшой бардак. Мы с Эли немного разошлись.
– Эли? – снимая куртку и вешая ее на крючок, спрашиваю я.
– Мой милый гость, – ухмыляется она.
Мы проходим в гостиную, и я сразу же замечаю стопку пустых пачек из-под чипсов, несколько небольших коробок, в которых когда-то была пицца и две бутылки вина… две пустые бутылки вина. Теперь понятно, почему у Хейли такие красные щеки.
– Неплохо погуляли, как я вижу.
– Да, неплохо, – кивает Хейли. – Ты зачем явился? – собирая мусор, интересуется она.
– Извини меня, ладно? – выпаливаю я.
Зачем медлить? Если я буду тянуть с разговором, ради которого, в принципе, и приехал, то моя храбрость исчезнет. Пока извинения вертятся на языке, надо их озвучить, чтобы потом не жалеть, что струсил.