(Англия) Элизабет Чедвик - Отвергнуть короля

– Мне ничего от вас не надо! – оскалил зубы Гуго. – Я не взял бы у вас серебра, даже если бы голодал и нуждался. Эта лошадь была для меня дороже денег… Но вам этого не понять!

Длинный Меч промолчал, хотя по его лицу было ясно, что он считает Гуго сентиментальным глупцом, без меры привязавшимся к животному. Длинного Меча также возмутило, что его предложение было столь нелюбезным образом отвергнуто.

Прибыл король. Кто-то поднял хлыст, который Длинный Меч уронил, скатившись с загнанной лошади, и теперь Иоанн сжимал его в руке.

– Плохо дело, – покачал он головой. – Мои соболезнования, Биго. Ваша кобыла была очень быстрой, но скорость еще не все. – Он саркастично посмотрел на Роджера и Гуго. – Вам следует больше внимания уделять родословной и потомству.

– Сир, благодарю за заботу и совет, – невозмутимо ответил Роджер. – Не сомневайтесь, я приму его близко к сердцу. В любой родословной встречаются огрехи.

– Несомненно, милорд, – кисло улыбнулся Иоанн.

Он было направился прочь, но бросил через плечо взгляд на Длинного Меча:

– Можете воспользоваться моими покоями, пока меня нет, если вам нужно залечить свои раны.

– Благодарю, сир, но я присоединюсь к охоте, – покачал головой Длинный Меч.

– Как пожелаете. Ваше рвение достойно похвалы… хотя и безрассудно. – Иоанн легонько хлыстом похлопал Длинного Меча по плечу и удалился.

Когда король ушел, Длинный Меч протянул кошелек с пятью марками Роджеру, и тот не стал отказываться.

– Я сожалею о том, что случилось, – задыхаясь, произнес он, – но лошадь все равно бы пала рано или поздно.

– Вы это уже говорили, и я с вами согласен, – равнодушно ответил Роджер. Гуго промолчал, поскольку, в отличие от отца, вовсе не был согласен.

Длинный Меч с трудом поклонился и осторожно направился к своему скакуну. Ральф, который жадно наблюдал за стычкой со стороны, поспешно подвел лошадь к подставке. Когда Длинный Меч сел в седло и собрал поводья, лицо его было бледным и потным, но решительным.

Когда охота умчалась прочь, конюхи из дома Биго принесли веревки, чтобы оттащить кобылу. Гуго с отвращением разглядывал кошелек в руке отца.

– Это кровавые деньги. – Его кадык судорожно дергался. – Он отдал деньги за пари, которое стоило жизни моей кобыле, и считает, будто мы в расчете, но будьте уверены, сир, я никогда не дам ему больше ничего своего, клянусь в том до гробовой доски.

Кавершем, март 1204 года

Махелт бросила сквозь ресницы взгляд на своего будущего мужа, когда он надел на ее безымянный палец плетеное золотое колечко. Три месяца назад Гуго Биго держал ее за руку и танцевал с ней на рождественском пиру в Кентербери. Теперь его жест был частью церемонии, не менее обязывающей, чем свадьба. Поведение Гуго было торжественным, лишенным прежней легкомысленной живости. На этот раз Махелт полностью сознавала, что находится в обществе взрослого мужчины, с которым у нее нет ничего общего, кроме высокого положения и необходимости исполнить долг перед семьей.

Девочка сжала губы и постаралась подавить страх внутри. Ей не нужно переезжать к Гуго прямо сейчас. Это просто обещание на будущее. Надо только ответить на вопросы, а это не сложнее, чем запомнить последовательность шагов в танце. Махелт заставила себя взглянуть на жениха. Его глаза были голубыми, словно летнее море, и, встретившись со взглядом девочки, на мгновение блеснули весельем, напомнив ей о встрече на рождественском празднике. Успокоившись, Махелт улыбнулась в ответ и скромно опустила глаза, соблюдая приличия.

Из часовни Кавершема общество направилось в дом на пир в честь помолвки. Мать Гуго заключила Махелт в благоуханные объятия и представила всей семье. Отец Гуго лучился от удовольствия и напоминал петуха с распушенными перьями. Как всегда, на нем была великолепная шляпа, на этот раз красная, с закрученным плюмажем. Гуго тоже немного расслабился, когда формальности остались позади, но его поведение по отношению к Махелт оставалось учтивым и почтительным, и он не выказывал желания играть, как было на Рождество. Махелт держала глаза опущенными, как подобает будущей невесте, но дрыгала ногами под столом. Жаль, что нельзя подоткнуть юбку и умчаться во весь опор, просто чтобы выплеснуть избыток энергии!

Гуго предлагал ей самые лакомые кусочки, но Махелт была не голодна. Великий пост закончился, и деликатесы снова появились на столе, но девочка была слишком напряжена, чтобы отдать должное сочной молодой утке и ароматным ячменным зернам, приправленным кардамоном.

– Когда мы поженимся, я возьму вас покататься на лошади и покажу наши владения, – пообещал Гуго. – Как вам это понравится?

Махелт кивнула.

– У меня появилась новая лошадь, – осмелилась сказать она. – Ее зовут Янтарь.

Гуго сощурился, и Махелт подумала, что сказала или сделала что-то не то, но затем черты его лица разгладились, и он улыбнулся:

– О да, и очень хорошая. Я видел, как вы прибыли на ней, и счел вас прекрасной наездницей.

Его похвала наполнила девочку гордостью.

– Та белая кобыла, на которой вы ездили в Рождество, еще у вас?

Лицо Гуго вновь омрачилось.

– Нет, – ответил он, – но я скоро отправлюсь в Нормандию, чтобы перевезти в Англию наших племенных лошадей, и тогда выберу себе новую.

Махелт задрыгала ногами сильнее, разминая кусочек хлеба. Она решила не спрашивать, что случилось с кобылой. По лицу Гуго было ясно: он не хочет об этом говорить.

Ближе к концу пира прибыл оружейник с лезвиями мечей, которые заказал отец Махелт, и мужчины отправились их пробовать, оставив женщин вести свои беседы.

Троюродная сестра Махелт Эла воспользовалась случаем, чтобы восхититься обручальным кольцом.

– Оно прекрасно, – заметила она с улыбкой в серо-ореховых глазах.

Эла вышла замуж за единоутробного брата Гуго Уильяма Длинный Меч, когда ей было девять лет. Теперь ей исполнилось шестнадцать, и она оставалась скромной, но уверенной в себе молодой женщиной. Ее муж служил королю при дворе, но Эла охотно посетила помолвку.

Разглядывая кольцо, Махелт пыталась представить, каково быть женой, но это оказалось все равно что надеть слишком большое платье и выслушивать уверения, будто она до него дорастет.

– Ты знаешь, когда будет свадьба? – спросила Эла.

Махелт покачала головой:

– Через несколько лет, не раньше.

– Графиня Ида очень милая, – заверила ее Эла, бросив нежный взгляд на свекровь. – Она многому меня научила.

– Она мне нравится, – согласилась Махелт, хотя была уверена, что никто не сравнится с ее собственной матерью.

– А Гуго? Он тебе нравится? – Глаза Элы лукаво сверкнули. – Он красивый, правда?

Махелт покраснела и кивнула.

– И добрый, – добавила Эла. – В браке нет ничего важнее доброты… и уважения. Мой муж добр ко мне, и я предана ему всем сердцем. Жаль только, что они с Гуго недолюбливают друг друга. Я сожалею об этом, потому что они оба прекрасные люди, каждый по-своему, и вышли из одной утробы.

– Почему же они недолюбливают друг друга? – живо заинтересовалась Махелт.

– Мой Уилл не желает об этом говорить, – наморщила лоб Эла. – Он сердится, когда я завожу разговор на эту тему, и делает вид, будто ничего не случилось, но, по-моему, это как-то связано с семейными и имущественными делами.

Махелт нахмурилась, пытаясь понять слова Элы. Наверное, Длинный Меч испытывает неловкость в обществе Биго из-за своей незаконнорожденности, хотя, насколько она успела узнать характер Гуго, тот не мог быть жестоким или неприветливым со своим единоутробным братом только из-за этого. К тому же, как сын и брат короля, Длинный Меч вовсе не был обездолен.

– Мой муж как меж двух огней, – продолжила Эла. – Ему приходится нелегко, поскольку король ожидает, что он станет выкладывать ему подноготную Биго, а Биго надеются, что он поможет им снискать благосклонность короля. Уиллу нелегко всем угодить, не роняя своей чести и помня о долге.

Махелт кивнула. Это она понимала, поскольку ее отцу часто приходилось идти по тонкой грани между долгом семье и долгом королю. И все же это не объясняло вражды между Гуго и Длинным Мечом.

– Жена должна быть миротворицей, – заметила Эла. – Я стараюсь, как могу, но Уилл горд и упрям, а Гуго прячет истинные мысли за улыбкой.

Пока Махелт пыталась переварить все в своей голове, галопом прибыл гонец, спешился и направился прямо к ее отцу. Что бы ни сказал Уильям Маршал, все прекратили упражняться с мечами и с озабоченными лицами собрались вокруг него. У Махелт похолодело внутри. Гонцы были частыми гостями в Кавершеме. Более того, ее отец почти всегда находился в их обществе, но этот отыскал его в разгар празднества, а значит, новость не терпела отлагательства.