(Англия) Элизабет Чедвик - Отвергнуть короля

– Несомненно прав. – Изабелла красноречиво посмотрела на дочь. – Во всех отношениях.

Гуго и его тесть ехали по верховой тропе, которая вела из поместья в парк. Солнце золотистым благословением подсвечивало желтеющие листья и добавляло дню приятное тепло. Лошади скакали в охотку, радуясь прогулке не меньше всадников.

– Что говорит Людовик? – через некоторое время спросил Уильям.

Гуго наблюдал, как собаки нюхают землю и бегут вприпрыжку.

– Людовик говорит, что явится на остров Кингстон и заключит мир. На нем будет нижняя котта и брэ, согласно вашему желанию, но только если ему позволят прикрыть их плащом и сохранить свое достоинство.

Его тесть весело фыркнул:

– А он стыдливая девица.

– Вы на его месте поступили бы иначе? – Гуго обратил внимание, что Уильям назвал Людовика «девицей».

Так называли не только робких юных девушек, но и неиспытанных в боях молодых рыцарей. Людовик был отнюдь не новичком, но Гуго полагал, что долгая карьера Уильяма позволяет ему быть снисходительным.

– Я сделал бы все, что должен, и если бы мне пришлось показаться в нижнем белье на людях, я бы не постеснялся. – Уильям бросил на Гуго проницательный взгляд, в котором читался большой опыт. – Я был стариком, когда меня выбрали регентом, и постарел с тех пор на десять лет. Эта война с англичанами, возглавляемыми французским принцем, мне не по душе. Я ищу мира, чтобы выдать замуж своих дочерей, и знать, что те, которые уже замужем, спокойно спят в своих кроватях. Я хочу сидеть рядом с женой и наслаждаться последними лучами вечернего солнца.

– Аминь! – Гуго похлопал Эбена по глянцевитой шее. – Мы все стремимся к чему-то подобному.

Они выехали на прогалину и ослабили поводья, чтобы кони могли пощипать траву.

– Я заново издал Великую хартию, которая попортила столько крови обеим сторонам, – произнес Уильям. – Для этого мне пришлось стать прагматиком и открыть свой ум для новых идей. Иногда приходится выкидывать дурно сидящее платье и надевать новое. Людовик тоже это понимает, поскольку он не только воин, но и государственный деятель. Мы должны идти на уступки, не жертвуя при этом своей честью.

– Например, надев плащ поверх нижнего белья? – уточнил Гуго.

– Людовик может надеть плащ. – Губы Уильяма дрогнули. – Я прослежу, чтобы никто не возражал.

– Благодарю вас, сир.

Эбен набросился на траву, и звенья упряжи забренчали. Гуго наблюдал, как облако мошек танцует у него перед глазами, то поднимаясь, то опадая. Он прокашлялся.

– Что-то еще? – спросил Уильям. – Я знаю Людовика.

Гуго вздохнул:

– Мой господин говорит, что, если он должен вернуться во Францию сразу после подписания договора, то пусть ему выплатят десять тысяч марок в качестве компенсации за ущерб, понесенный им в Англии.

Глаза Уильяма Маршала на мгновение широко распахнулись, но лицо сразу же приняло обычное спокойное выражение.

– Понятно.

– За эти деньги вы избавитесь от него. Людовик обещает поговорить с отцом о возвращении Анжу и проследит за этим лично, когда станет королем.

– Людовик не дурак. Ни на минуту не поверю, что он исполнит подобную клятву. Я бы на его месте не стал. С тем же успехом я могу пообещать, что попытаюсь уговорить баронов выделить ему эти деньги… Даже если я соглашусь, у меня нет в распоряжении таких средств. Страна почти разорена, и вам это известно.

Гуго натянул поводья и почувствовал, как солнце припекает затылок. Ему не слишком нравилось спорить с собственным тестем, но он знал, что должен стоять на своем.

– Сир, вы захватили трофеи в морском сражении при Сэндвиче… Французские трофеи. Я знаю, чтó перевозилось на кораблях, которые достались вам.

– Смотрю, вы все подсчитали. – Тон тестя стал прохладным.

– Это часть моего вассального долга. Только глупец не знает, кто сколько стоит.

– Или сколько готов заплатить?

Гуго склонил голову:

– Вам нужно помнить о своих землях в Нормандии, и благосклонность французского короля исключительно важна для ваших планов. Вам не пойдет на пользу, если вы станете держать его сына в плену или артачиться.

Уильям оглядел Гуго сверху вниз.

– Вы сын своего отца, – заметил он. – Он хорошо вас обучил.

– Считаю это за комплимент, сир.

– Правильно считаете. Я глубоко уважаю Роджера Биго и его способности… не говоря уже о его лошадях. – Разрядив обстановку упоминанием коня, на котором он ехал, Маршал потрепал гнедого по шее и добавил: – Граф Честер никогда на это не согласится.

– Включить в договор – нет, но в качестве приватного соглашения… между людьми чести…

Уильям Маршал щелкнул языком своему скакуну и пришпорил его.

– Итак, это золотая кайма на пресловутом плаще Людовика, а меня он оставит прозябать в нищете. Не скрываются ли в подкладке еще какие-нибудь требования?

– Нет, сир, лишь те, что я упомянул. Мой господин желает покинуть Англию. Его удерживают здесь лишь гордость и долг. Если их удастся удовлетворить, он вернется домой и мы все сможем заняться возрождением нашей страны. Как только я буду освобожден от клятвы Людовику, я стану служить молодому королю… и регенту… по мере своих сил. Даю слово чести.

– Итак, цена мира – плащ, десять тысяч марок и хартия вольностей, которая объединит обе стороны… А если мы не придем к соглашению, начнется новая партия в шахматы.

– Да, сир. Партия, в которой никто не победит.

Его тесть выглядел задумчивым. Некоторое время они ехали в молчании под первыми листьями, осыпавшимися с ясеней. Маршал вновь придержал коня, когда они завернули к реке. Ниже по течению Гуго различил пристань графа и барку, которую к ней тянули и которая доставит их в Лондон следующим утром.

Уильям Маршал смотрел на воду и не двигался. Гуго сидел рядом с ним и ждал, стараясь не задерживать дыхание, а наслаждаться безмятежностью момента. Солнце рассыпало по воде золотые монеты. Десять тысяч мерцающих блесток света.

Наконец его тесть глубоко вдохнул:

– Я говорил вам, я старый человек. Я пережил всех детей короля Генриха, иные из которых были совсем малышами, когда меня посвятили в рыцари, но их наследников я не переживу. Мои труды продолжать вам и моим детям. Моим сыновьям. Махелт и ее сестрам. Их детям. Пусть французский принц прикроет свою наготу десятью тысячами марок, но, как и его плащ, они не станут частью письменного мирного договора, поскольку, боюсь, граф Честер расценит это иначе, чем я.

– Сир… – с облегчением выдохнул Гуго.

Маршал тепло посмотрел на него, почти как отец на сына:

– Гуго, забирайте мою дочь и поезжайте домой во Фрамлингем. Обустраивайте свою жизнь в мире и как можно лучше воспитывайте моих внуков. Это приказ, который не подлежит обсуждению.

– Охотно, сир, – ответил Гуго, и ему показалось, что речные монетки сияют и сверкают в его солнечном сплетении. – Более чем охотно.

Фрамлингем, середина лета 1218 года

Было поздно, но небо к западу над Эдмундсбери еще слегка светилось бирюзовым. Гуго и Махелт стояли на зубчатых стенах Фрамлингема и вместе смотрели на звезды. Под крепостной стеной, в общей комнате, башенной комнатке и женских покоях обитатели замка наконец готовились ко сну, за исключением дежурных и привратника. Сегодня они праздновали воцерковление Махелт через шесть недель после рождения Ральфа, их третьего сына. Он был темноволосым, как мать, но глаза его обещали приобрести летнюю голубизну глаз Гуго.

Родители Махелт приехали на воцерковление, как и несколько ее братьев и сестер. Братья и сестры Гуго также явились в полном составе, и атмосфера была праздничной. Даже ее свекор оживился и подержал нового внука на коленях, заявив, что это было бы величайшим желанием Иды, а поскольку жена уже не сможет, он исполнит его в ее память.

Позже они с отцом Махелт разговорились о породистых лошадях. Оба отправились на выгул, чтобы осмотреть кобыл и жеребят. Ее отец прихрамывал из-за старой раны, но все равно должен был подстраиваться под более медленную походку и слабое зрение графа Роджера. Услышав, как непринужденно они беседуют, Махелт порадовалась, что очередная брешь залатана и разговор теперь ведется не о войне и политике, а о приятных повседневных вещах.

Принц Людовик подписал в Кингстоне мирный договор, скрыв нижнее белье под роскошным плащом, а после церемонии с ближайшим приливом отплыл во Францию, освободив своих вассалов от клятвы, чтобы они могли присягнуть молодому королю и регенту. Фрамлингем вернули, и Уильям Маршал немедленно привлек Гуго к решению юридических вопросов правления и окончательному закреплению мира.