–Я особенный проповедник. Плохой, – я поворачиваюсь к нему лицом и косо
смотрю, пытаясь выглядеть как можно опаснее. – Ты не захочешь со мной связываться,
малыш. Я злой, – я делаю страшное лицо, и ребёнок взрывается от смеха – это заставляет
меня улыбнуться.
Тогда я заметил, что Лаура направляется в нашу сторону.
Я прочищаю горло и сижу, стараясь не выглядеть, как подонок, хотя я…ещё тот
подонок.
Она наклоняет голову, когда узнает меня и хитро улыбается. – Эй, разве я не знаю
тебя?
–Он – отец Фрэнк, сестра! – говорит Бруно. – Он был в нашем доме, на завтраке! Ты
забыла?
–Нет, глупенький, это был риторический вопрос, – она массирует голову,
взъерошивая волосы.
– Что такое рит–рит–орка?
Она усмехается. – Это означает, что это не вопрос.
–Должен ли я вообще отвечать тогда? – размышляю я.
Она обращает на меня внимание, вытирая лоб полотенцем. – Ну, что за
совпадение.
Улыбаюсь и наслаждаюсь видом. Нет смысла отрицать, тем более что никаких
обвинений не было. Пока.
– Бруно уже нашёл тебя. Ты следишь за нами или что? – спрашивает она,
поднимая бровь.
Ах–ха, вот оно.
– Нет, – ухмыльнулся я. – Просто ваш дружелюбный сосед–проповедник
патрулирует этот район.
Она закатывает глаза, но я могу сказать, что она едва сдерживает смех.
–Есть в чём исповедаться? – спрашиваю я.
Она вздыхает. – Как будто ты ещё не всё знаешь.
– У меня есть! – Бруно поднимает руку.
– О, да? Расскажи мне, что ты сделал? – спрашиваю я, приближаясь.
Он закрывает рот и застывает, так что я наклоняюсь ещё ближе и похлопываю по
скамейке. – Садись.
Он делает то, что я прошу, а потом поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог
прошептать мне на ухо.
–Я писал в песочнице.
Моя ухмылка превращается в полный всплеск смеха.
–Что? –спрашивает Лаура.
Я поворачиваю своёлицо к Бруно и шепчу ему на ухо.– Это настоящая причина, по
которой ты больше не хотел играть в песочнице?
Он кивает.
– Что?! –голос Лауры на этот раз ещё громче, она перекинула полотенце через
плечо, как какое–то заявление.
Бруно смотрит на меня так, как будто умоляет меня не говорить ей – вероятно,
потому, что она бы разозлилась и была бы права. Но я думаю, что буду играть в эту игру
один.
Поэтому я скрещиваю пальцы и улыбаюсь, как ублюдок. – Прости. Признания,
сделанные проповеднику, строго конфиденциальны.
О, этот взгляд на её лице сейчас.
В крови закипает ярость.
Великолепно.
– Фрэнк… – шипит она.
Я пожимаю плечами, всё ещё улыбаясь, когда откинулся назад.
– Он что–то сделал; ты должен мне сказать. Это не шутка, – ворчит она. – Что, если
это что–то постыдное или неправильное?
–Ты имеешь в виду то, что мы сделали в церкви?
Её глаза расширяются, и удивление на её лице делает его восхитительным.
–Что сделали? – спрашивает Бруно.
–Ничего! – шипит Лаура. – Фрэнк…
Я смотрю на Бруно и говорю.– Бруно. Если ты извинишься, твои грехи будут
прощены.
–Значит ли это, что и Бог меня простит?
Я киваю. Трудно объяснить эти вещи ребёнку, если он такой маленький, как Бруно.
Он мило рисует крест на груди и бормочет.–Простите.
–Хорошо, – я похлопал его по спине, а затем посмотрел на Лауру. – Видишь? Он
раскаивается, поэтому ему простили его грехи.
Она сужает глаза и огрызается на меня. – Ты такой плохой.
–Я знаю, – ухмыляюсь я, потому что считаю это комплиментом.
Я встаю со скамейки и отряхиваю штаны. – Ну, я думаю, что это намёк на то, что
мне уже пора.
Бруно тоже спрыгивает, говоря.– Спасибо, отец Фрэнк!
– Не стоит благодарности, малыш.
Я начинаю уходить, хотя ещё не закончил с Лаурой. Однако, я не могу поговорить с
ней наедине, пока здесь Бруно. Это просто невозможно.
– Что сделал Бруно? – кричит Лаура.
Я оборачиваюсь. – Ты хочешь знать, не так ли?
– Да.
–Думаю, тебе придётся прийти в церковь, потому что это единственное место, где
мы будем говорить о конфиденциальном,– я поднимаю большой палец и ухожу прочь,
оставив ошеломлённую и раздражённую Лауру.
Глава 10
Ночью я стоял у церкви, прислонившись к зданию, я взял в рот сигарету и прикурил
её. Спустя пять минут одиночества, Карл, церковный пианист и главный мастер на все
руки, вышел на улицу и, увидев меня, пошёл в мою сторону. Не было ни дня, когда бы я
не смотрел на его изуродованные ухо и нос. Чёрт. Неудивительно, что люди больше не
приходят в нашу церковь. Они либо шокированы мной, либо боятся его. Мы как призраки
в доме с привидениями или монстры в особняке Франкенштейна.
–Эй, – говорит он, останавливаясь рядом со мной. – Есть закурить?
Я смотрю на него, думая, когда же он начал курить. Пусть он всего на четыре года
младше меня, я чувствую, что мне нужно защитить его от всякого дерьма или подобное
тому. Не то, чтобы я имел такое влияние.
Я вздыхаю и роюсь в кармане, чтобы вручить ему сигарету. Он берёт её в рот, и я
поджигаюеё для него. Мы оба курим и продолжаем смотреть на оживлённые улицы
перед нами.
– Итак, я могу спросить тебя кое–что? – внезапно произносит Карл.
– Смотря о чём, – говорю я.
– У тебя ещё остались старые контакты?
–Старые контакты? – я опускаю сигарету и смотрю на него.
–Да, ты знаешь… с дилерами и всяким таким дерьмом.
Я сжимаю свою сигарету и спрашиваю.– Зачем?
Он пожимает плечами и говорит. – Не знаю. Думал о том, чтобы начать заниматься
каким–нибудь бизнесом.
–Что? Тебе недостаточно церкви? – огрызнулся я,взяв сигарету обратно в рот.
– Я просто… Послушай, я не хочу, чтобы это было неудобно, но мне действительно
нужно зарабатывать больше. Поэтому я подумал, почему бы не найти ещё одну работу? Я
имею в виду, что это же не трудно, да?
Я фыркаю и качаю головой.– Ты ни хрена не понимаешь о том, о чём говоришь.
– Но ты был частью этого…
– Стоп, – прерываю я.
Поверить не могу, что мы говорим об этом.
–Что? Почему? Я просто хочу больше заработать.
– Не так. Не с ними.
–Послушай, я знаю, что они плохие люди, но мне нужны деньги больше, чем что–
либо, – он бросает сигарету. – У меня проблемы с оплатой медицинских счетов.
Я думаю, что он имеет в виду лечение его отдышки и, возможно, даже дальнейшее
использование медикаментов для уменьшения боли. Я не могу представить, каково это, и
действительно не хочу, если честно. Слишком много плохих воспоминаний.
–Давай, чувак, ты знаешь, как долго я здесь работаю. Я бы не спросил, не будь я в
таком отчаянии.
– Нет, – отвечаю я. – Этого не будет.
–Что? Ты даже не собираешься дать мне контакты? Я не прошу тебя поручиться за
меня. Я просто хочу поговорить.
– Этого. Не. Будет. – Я выбрасываю сигарету и складываю руки на груди. – Ты не
знаешь, с чем имеешь дело.
– Не обращайся со мной как с ребёнком,– фыркает он.
–Мне плевать, сколько тебе лет, – говорю я, ткнув пальцем ему в грудь. – Ты всё
ещё моложе меня, и по умолчанию, это делает меня опытнее.
– К чёрту эту логику.
– Нет, блядь, ты хочешь умереть.
–Умереть?
–Ты забыл, что с тобой случилось? –я хватаю его за ухо, и он вскрикивает, после
чего я отпускаю его. – В следующий раз, когда ты ввяжешься во всё это дерьмо, ты
потеряешь палец или два.
Два дня о нём ничего не было слышно, и когда мы, наконец, нашли его на ступенях
церкви, он отказался обсуждать, что произошло. Но я знаю… нужно только посмотреть на
его лицо.
– Это же другая банда,– говорит Карл.
– Какая разница? Поменяй одного ублюдка на другого, и это всё ещё дерьмо.
– У меня были бы деньги, – говорит он. – И откуда ты вообще знаешь, что они
сделают, или произойдёт ли это снова? С тобой ничего подобного не было, –он указывает
на свой нос, который разъеден кислотой.
–Это потому, что я знал, что делал. Но не ошибись, парень, я заплатил цену.