сделал.
– Ты отвратительная, грязная свинья! – Мама снова бьёт меня Библией.
Лаура медленно отходит от меня. – Да… мне уже пора… – бормочет она, быстро
ныряя за Маргарет и бросаясь к двери.
Эта девушка сбежала от неминуемой гибели.
Хотел бы я быть достаточно умным, чтобы тоже сбежать. Но теперь, когда я остался
один, она никогда не позволит мне уйти.
Чёрт.
– Прости, – повторяю я.
– Ты осквернил церковь, – шипит она.
– Я знаю, но… я думал, что ты не…
– Я могу прийти домой, когда захочу; это не тебе решать, – вставляет она. – Тебе
должно быть стыдно. Развлекаться с девушкой на алтаре. Ты в своём уме?
– Нет, я просто… потерялся в тот момент, – отвечаю я, вздыхая про себя, потому что
знаю, я облажался по–крупному.
– Больше похоже, что твой член потерялся в её пизде? – рычит она.
Её слова заставляют меня усмехаться, что я пытаюсь скрыть, но уже слишком
поздно. В тот момент, когда она видит это, она снова бьёт книгой по моим рукам.
– Хватит смеяться!
– Извини, это звучит так смешно из твоих уст.
– Мне плевать, какие слова я использую. То, что ты сделал, было неправильно.
– Знаю, и извиняюсь. Я не мог контролировать себя, – говорю я. – У меня есть
потребности. Мне это необходимо. Мама, ты не понимаешь?
– Конечно, понимаю, но есть такая вещь, как «постель», помнишь? – Она наклоняет
голову. – И насколько я помню, ты обкуривался и бухал, чтобы забыть свои воспоминания.
Это всё внезапно исчезло?
Одно упоминание уже огорчает меня, и вся радость, которую я до сих пор
испытывал от моего грязного траха с Лаурой, быстро рассеивается.
– Не сыпь мне соль на рану.
– Это действительно то, кем ты хочешь быть? – спрашивает она.
Скрипя зубы, я отвечаю. – Я не знаю, кем, чёрт возьми, я хочу быть. Я запутался в
себе.
– Тогда, может быть, тебе нужно выяснить, кто ты, прежде чем таскать случайных
девушек в мою церковь.
– Она не какая–то случайная девушка, – рычу я, чувствуя, как вокруг моего сердца
крутится ярость.
– Мне всё равно, кто она. Ты сделал кое–что непростительное. Ты можешь
сожалеть о своём поступке, сколько хочешь, но единственный, у кого ты должен просить
прощения – это Бог. – Она указывает на статую позади меня, и мои глаза следуют в том
направлении и падают на статую Иисуса Христа и его беспощадный взгляд, когда он судит
меня сверху.
И я чувствую внезапное желание упасть на колени и умолять.
– Почему? – спрашиваю я со слезами в глазах. – Почему ты не можешь дать мне
одну вещь?
– Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, – шипит мать. – Ты должен принять то, что
произошло, и двигаться дальше.
– Я пытался! С ней! – кричу я.
– После траха с этой девушкой ничего в тебе не изменится. – Она ткнула в мою
грудь своим указательным пальцем, но давление ощущается, как тонна тяжести, лежащей
на моём сердце.
Я отбрасываю её руку в сторону и прохожу мимо неё.
– Куда ты идёшь? – кричит она, когда я направляюсь к двери.
– Наружу.
– Ты собираешься снова увидеться с ней, не так ли?
– Оставь меня в покое, – воскликнул я.
– Это не поможет. В конечном счёте, ты всё равно проиграешь. Сопьёшься до
смерти. – Её слова ранят, как нож. Мама знает меня слишком хорошо… так что она
причиняет мне боль, как никто другой.
Ярость внутри меня достигает точки кипения, и я не могу остановить себя от
поворота головы и кричу в ответ. – Просто заткнись!
Она замирает, её рот раскрывается, но она не издаёт ни звука.
Момент полного молчания проходит, и я знаю, что я сделал что–то хуже, чем
просто трахнул девушку на алтаре. Я показал Маме, как выглядит настоящая ненависть. И
не только это. Я вручил её ей на чёртовом блюдце, как это было с самого начала.
Пока сожаление льётся, я предпочитаю не отвечать на мгновенную боль. Я
поворачиваюсь и выхожу за дверь, захлопнув её за собой.
ͽͼ۩ͽͼ۩ͽͼ
Откровение 21:4 – И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.
С бутылкой виски в руке я прогуливаюсь по кладбищу, облокотившись на какой–то
камень, чтобы остаться в вертикальном положении и не упасть. В темноте две лампы
освещают мой путь к камню, который сокрушает мою душу каждый раз, когда я вижу его.
Тем не менее, это влечёт меня сюда, в это убогое место, куда я бы никогда не
пришёл, если бы не она.
Когда я стою перед ним, тяжесть её смерти тянет меня к земле, и я падаю на
колени. Я вытираю сопли, которые текут из моего носа, фыркаю, когда смотрю на камень
передо мной и землю под ним.
– Я облажался. Я так сильно облажался. Это всё моя вина, – пробормотал я, снова
шмыгая носом. – Я признаю это сейчас. Нет смысла ходить вокруг да около. Я причина. И
всегда ею был.
Я отпиваю ещё виски прямо из бутылки и сажусь на холодную, твёрдую землю, не
заботясь о том, что мои штаны испачкаются. – Я всё это заслужил. Поделом мне. Но ты не
заслужила смерти за это. Только я, – я ударяю себя в грудь, как будто это поможет. – Я
должен был умереть вместо тебя.
Я смотрю на небо, удивляясь, почему всё это произошло. – Господи, почему?
Скажи мне почему. Неужели ты так меня ненавидишь? Я знаю, что я был дерьмовым
проповедником, но почему ты забрал её? Почему ты заставил меня страдать? А?
Слёзы скатываются по моим щекам, и я вытираю их бутылкой, всё ещё
находящейся в моей руке. – В моей голове беспорядок. Я никогда не поступал правильно.
Я не понимаю. Почему? – Я кричу на камень, как будто он вдруг начнёт говорить со мной.
– Какого хрена ты вообще вышла за меня?
Позади меня я слышу чьи–то шаги, и я поворачиваю голову на звуки. Что–то позади
дерева… или, скорее, кто–то.
– Лаура…? – бормочу я в замешательстве, не зная, почему она здесь.
Она облизывает губы, как будто думает о том, что сказать. – Я… я не хотела
подкрадываться к тебе. Я просто… – она глотает. – Прости, если помешала.
Я вздыхаю и поворачиваю голову назад к камню, не зная, что ей сказать. Я
пьяница, блядь, который сидит на кладбище. Я имею в виду, это о многом говорит. Тем не
менее, я не был готов к тому, что она увидит меня здесь.
– Как ты узнала, что я здесь? – спрашиваю я, мой голос недостаточно силён, чтобы
произносить слова.
– После того, как ты вышел из церкви, я последовала за тобой. Я ждала в переулке.
Я думала, что с тех пор, как ты поссорился с Маргарет, мне, возможно, придётся… ну ты
знаешь… извиниться.
– Не надо, – говорю я. – Тебе не нужно извиняться. Я сделал выбор. И живу с
последствиями этого. – Я даже не могу смотреть на неё. Настолько я разочарован в себе, что ей приходиться видеть меня в таком состоянии.
– Об этом… я могу помочь убрать беспорядок, – говорит она. – Если хочешь.
– Всё нормально. Я сделаю это сегодня вечером, – застонал я, потирая лоб.
В воздухе повисла тишина. Всё, что я слышу, это звуки сверчков и моё собственное
слабое дыхание, когда я задаюсь вопросом, что это будет последний раз, когда я услышу
их. Это странно задумываться о таких вещах? Возможно. Или, может быть, я слишком
пьян, чтобы ясно мыслить.
Внезапно я чувствую руку на плече. Я вздрагиваю, моё тело не знает, что делать с
таким проявлением заботы. Я не чувствовал, чтобы тёплая рука так долго меня утешала. И
слёзы снова наворачиваются.
– Прости, – говорю я. – Я никогда не хотел, чтобы ты это видела.
– Всё в порядке, – произносит она. – Я понимаю.
Я киваю и кладу свою руку на её, чтобы показать свою признательность. Но теперь
я начинаю задаваться вопросом, как долго она там стояла с тех пор, как сказала, что шла
за мной.
Она слышала всё, что я сказал?
– Теперь я понимаю, – говорит она, прерывая мои мысли. – Почему я нашла тебя
на днях в отключке. Почему ты себя разрушаешь. Почему твои речи… пронизаны яростью.