Теперь, будучи влюбленным, Петр совсем по-другому смотрел на белый свет. Он всех любил и хотел, чтобы все вокруг, как и он, были счастливы.
Станислав же в своем черном костюме казался Пете таким грустным, одиноким, что юноша решил: надо познакомить его с Лизой, своим зеленоглазым ангелом. Она так добра, так деликатна, так жива и весела, что сумеет развеять меланхолию несчастного поляка. Потому он предложил кузену составить ему компанию, и тот согласился.
А Лиза Астахова с самого утра чувствовала себя не в своей тарелке. Особенно она почему-то волновалась перед приходом Петра, что было тем более странно — жених всегда производил на нее умиротворяющее действие.
Изредка они теперь целовались, но больше Лиза уже не чувствовала того полуобморочного состояния, каковое она испытала в первый раз. Для себя девушка объяснила это состояние так: впервые в жизни к ней притронулся мужчина, впервые она испытала от этого чувственное возбуждение.
Ничего пошлого, тривиального в исследования себя самой Лиза не вкладывала. И даже подумала, что, будь общество, в котором она вращается, более развитым, она могла бы написать на сию тему трактат, и, может, девицы ее возраста, которые доселе ощущают страх перед мужчиной, как всякий человек перед неведомым, смогли бы соотнести свои волнения с действительным положением вещей…
Неужели даже в такой малости, как изучение поведения женщины при соприкосновении ее с мужчиной, Лиза опередила время?! Неужели держать юных девиц в неведении для чего-то нужно?
Такое вот философическое настроение овладело ею с самого утра, когда к ней, как обычно, пришел жених.
На этот раз Петр явился к Лизе не один. Вместе с ним в гостиной Астаховых появился незнакомый молодой человек, как сказали бы иные барышни, с интересной бледностью, одетый в костюм черный с серебром, который еще более оттенял его бледность и подчеркивал черноту длинных до плеч кудрей — этакий Ленский со взглядом Мефистофеля.
— Знакомься, Лизонька, это мой польский кузен — Станислав Поплавский. Он только что приехал и совсем не имеет знакомых в Петербурге.
Петр говорил с обожаемой невестой, не сводя с нее влюбленного взгляда, и ничего больше не замечал. Он не видел, как жадным блеском загорелись глаза Станислава при виде княжны. Не заметил и внезапной бледности Лизы, которая, глядя на склоненную к ее руке голову Поплавского, еле слышно прошептала:
— Господи, оборони, это же он!
Она почти выдернула руку у поляка — так, казалось, обжигали ее горячие губы.
А Жемчужников думал, что Станислав несколько более холоден с Лизой, чем нужно, ведь его познакомили с самой красивой девушкой Петербурга! Неужели в их Кракове девушки красивее? Даже руки Петиной невесты он едва коснулся, никак не выразил впечатления, каковое должна была бы произвести на него княжна.
Да и Лизонька отчего-то не обращала внимания на его замечательного кузена, который всего за один день успел влюбить в себя обеих сестер Жемчужниковых и вызвать горячую симпатию матери.
Мало того, что не обращала, но, улучив свободную минуту, когда Станислав отвлекся на висящую на ковре коллекцию оружия князя Астахова, она шепнула жениху:
— Петенька, умоляю, если ты меня хоть чуть-чуть любишь, не приводи больше в наш дом своего кузена!
— Но почему, Лизочек? — Ему нравилось называть девушку так же, как звал ее отец.
Она замялась, не в силах подобрать объяснение своей необычной просьбе. Не станешь же говорить: он — тот человек, которого судьба собирается вручить ей вместо Жемчужникова. Или что он — тот человек, которого Лиза видела в своем сне. Потому она сказала чисто по-женски:
— Я не хочу.
— Хорошо, — ответил Петр, обезоруженный ее прямотой.
В конце концов, стоит ли так уж переживать за какого-то там семиюродного кузена? Только оттого, что он бледен? Но это уже Петя так пошутил про себя.
Придя домой один — у Станислава все же оказались в Петербурге еще какие-то не то родственники, не то знакомые, — он признался отцу:
— Так уж получилось, отец, не выполнил я твоего наказа, повел Станислава к Астаховым. И, веришь, Лизоньке наш кузен тоже не понравился.
— И это говорит о том, что твоя невеста — девица разумная. Подумаешь, бледность! Вы мне его сердце покажите. Да душу наизнанку выверните. Будет ли на что смотреть!
Волю невесты Жемчужников выполнил. К Лизе впредь ходил один, под разными предлогами избавляясь от общества Станислава. Тот как будто все понял и в дальнейшем уже в гости к Астаховым и не напрашивался.
Зато он стал часто посещать балы и журфиксы[14] невского бомонда, куда с ним охотно выезжали сестры Жемчужниковы, иногда под предводительством самой Дарьи Петровны. И на балах ему удалось несколько раз потанцевать с Лизой. Правда, по окончании музыки она тотчас же старалась ускользнуть или к Петру, или к отцу, который теперь почти всегда сопровождал ее на эти светские собрания.
Даже при кратковременном соприкосновении с Поплавским ее чуть ли не лихорадило. И раздражало. Потому что ей казалось, будто Станислав видит ее насквозь, откровенно потешается над ее испугом и вообще играет, как кошка с мышью.
Кузен Пети Жемчужникова вроде невинно интересовался, действительно ли княжна любит своего жениха, потому что он, мол, не раз видел, как девицы, идущие замуж не раздумывая, после кусают локти, осознавая, что поторопились.
Танцуя вальс, он словно невзначай крепко прижимал Лизу к своей груди и тут же извинялся, что у него закружилась голова. В конце концов она мысленно стала молиться, чтобы день свадьбы наступил как можно скорее, и тогда она будет избавлена от общества настырного кузена. Тем более что Петя уже обещал повезти будущую жену в свадебное путешествие во Францию.
Уже на следующий день после приезда молодого поляка питерский высший свет знал, кажется, все о Станиславе Поплавском. И о том, что он недавно похоронил отца, потому и носит черный костюм, лишь слегка оживляя его серебром; он не хочет угнетать других своим видом. Что он живет в Кракове, сказочно богат, и в Польше не одна паненка напрасно льет по нему горючие слезы…
Значит, он не связан никакими обещаниями, обручением, он совершенно свободен? И петербургские семейства наперебой стали приглашать его на званые вечера, как завидного жениха…
А Елизаветой овладела лихорадочность. Она загоняла модистку, добиваясь точного исполнения какого-то одного ей ведомого фасона подвенечного платья. Она утомила даже Гектора, заставляя его подбирать к фрачной паре своего батюшки перчатки и галстук, каких, по мнению дворецкого, и на свете-то не было.
Она вникала во все: как будет убрана свадебная карета, какое платье наденет подружка невесты Людмила Милорадович — для родных и друзей просто Милочка.
Близко знавшие Лизу удивлялись появившейся в ней неизвестно откуда дотошности, почти занудству.
Она словно задалась целью раздражить окружающих, заставить их если не возненавидеть себя, то по крайней мере не искать ее общества.
— Какая тебя муха укусила, Лизочек? — не выдержал даже Петр, которому она стала пенять на то, что он якобы принес ей совсем не те цветы, которые она у него просила. — Я понимаю, все невесты волнуются, но не так же темпераментно!..
Тут он прикусил язык, потому что поймал такой яростный взгляд невесты, что на минутку, нет, на секунду, на мгновение усомнился: Елизавета Астахова ли перед ним или какой-нибудь подменыш в ее облике?
И вот наступил долгожданный день венчания.
Жених предлагал прислать за невестой свою карету, но князь настаивал, чтобы карета была их, Астаховых. Пришлось, однако, уступить пожеланиям Жемчужниковых, чтобы карета заехала вначале за шафером Станиславом Поплавским, а он уже должен был привезти в церковь Лизу.
Астаховы согласились. Впрочем, шафер не заставил себя ждать, наоборот, он стал поторапливать и невесту, и ее подружку, уверяя, что жених совсем уже истомился в ожидании.
Станислав деликатно помог невесте ступить на подножку кареты и даже расправил ее оборки и банты, а затем предложил руку подружке невесты, чтобы та села рядом. Милочка только успела приподнять ножку, как карета вдруг рванулась с места, и кони понесли.
Подружка услышала приглушенный вскрик невесты, а когда обернулась, не увидела рядом шафера.
Подле нее лишь стоял такой же огорошенный, как она сама, князь Астахов.
— Садитесь в нашу карету, мадемуазель, мы их догоним!
На несчастье, платье Милочки зацепилось за подножку кареты, и, пока ей помогли его освободить, карета с невестой уже скрылась из глаз.