— Еще раз простите меня, Елизавета Николаевна, я заслужил самого сурового наказания. Наедине с любим… я хотел сказать, что наедине с такой красивой женщиной, как вы, глупо говорить о политике и национальной розни… Я тоже стал изучать русский язык… после того, как встретился с вами. Станиславу повезло…
— Станиславу очень повезло!
Оба собеседника вздрогнули и поспешно обернулись, точно их застали за чем-то неприличным.
Поплавский стоял позади них на дорожке, и глаза его метали молнии. Лиза подумала, что шорох, который она услышала, ей не показался, как и мелькнувшая тень. Прокравшийся в оранжерею ее супруг хотел застать беседующих за чем-то непотребным и потому так накрутил себя, что обычный разговор стал казаться ему неприличным.
— Я давно понял, Тедик, — он зло сузил глаза, — что ты начал охоту в чужих угодьях.
— Станислав, я ничем не оскорбил княгиню и никаких вольностей себе не позволял! — запротестовал Теодор, но при этом не отодвинулся от близко стоящей Лизы и не проявил никакой суеты, чему княгиня в душе порадовалась. Своим поведением Янкович давал понять, что он намерен при случае защитить ее, если Станислав позволит себе выпад в ее сторону.
— Еще бы! — презрительно хмыкнул он. — Тебя слушали благосклонно. Не для выслушивания ли таких излияний, ваше сиятельство, вы требуете у меня отдельного дома…
— Станислав! — предостерегающе проговорила Лиза. — Наш уговор должен оставаться в тайне…
Но, как в последнее время часто бывало, Поплавский уже ее не слушал, целиком уйдя в созерцание мысленных картин, которые сам же и рисовал.
Теодор, как видно, таким своего товарища не знал и потому тревожно переводил взгляд со Станислава на Лизу, решая для себя, можно ли оставлять его в таком состоянии наедине с женой.
— Вы так и не успели рассказать мне, Теодор, куда вы собираетесь уезжать? — сказала Янковичу Лиза, как будто Станислава рядом и не было.
Но ответил на ее вопрос именно он:
— Пан Янкович вместе с горсткой таких же безумцев решил бросить вызов законному правительству.
Он ведь не только русских не любит, но и австрийцев. Тайное общество имени Тадеуша Костюшко вознамерилось вернуть Кракову былую свободу!
— Не понимаю, почему ты над этим издеваешься! — вступилась за Теодора Лиза.
— Уж не хочешь ли ты идти вместе со своим любовником на баррикады? — грубо проговорил Станислав, хватая ее за руку. — Представляю, как ты со своим животом станешь ползать по окопам и подносить патроны!
Он захохотал, а Теодор изменился в лице и схватил его за грудь.
— Замолчи, слышишь, или я за себя не ручаюсь!
— Вызовешь меня на дуэль? — продолжал хохотать Станислав. — Это было бы оригинально! Любовник вызывает мужа на дуэль за оскорбление предмета его любви.
— Погодите, Теодор, — мягко отводя его руки от мужа, сказала Лиза, — не ссорьтесь. Станислав не понимает, что говорит. Завтра он будет об этом жалеть.
Оставьте нас…
— Но, Елизавета Николаевна, он же явно не в себе.
— Не волнуйтесь, мне ничего не грозит. Идите к гостям. Через несколько минут мы к вам присоединимся.
Теодор отпустил того, которого всегда считал своим другом и кто в одну минуту едва не стал злейшим врагом.
— Враги! Давно ли друг от друга их жажда крови отвела…[40] — грустно продекламировала Лиза и посмотрела на мужа. — Зачем ты это сделал? Ведь ты прекрасно понимаешь, что мы с Теодором никакие не любовники…
— Но он на тебя так смотрел!
— Можно, конечно, вызвать друга на дуэль за один взгляд, но разве ты этого хотел?.. Давай-ка поедем домой. Достаточно мы испортили настроение имениннику — небось ты и забыл, что сегодня у твоего друга праздник?
— Он мне больше не друг!
— Он не друг, я не жена… Тебе так не терпится остаться одному? Так самое лучшее для этого — уйти в монастырь, в какую-нибудь пустошь, а вместо этого ты расчищаешь пустошь вокруг себя!
18
На дворе стоял сентябрь. По ночам уже северный ветер нет-нет да и прорывался через острые пики гор на плато, где стоял замок Поплавских. Тогда по утрам травы серебрились инеем, и обитатели замка укутывались потеплее, судачили, что быть нынче холодной зиме и потому надо запасти побольше дров, но, как назло, захромала рабочая лошадь, а рысака его сиятельство, конечно, не даст, придется в лесу заготовить дрова впрок, а потом перевезти их по первопутку, когда с лошадью все наладится…
Лиза сидела в кресле у камина и через отворенную дверь слышала, как в коридоре разговаривали между собой Юзеф, Казик и один из лесничих, который поджидал князя — обещали, что тот должен скоро приехать.
Живот у Лизы заметно вырос, так что уже не прятался за свободными платьями. Вместе с Василисой княгиня решила, что рожать ей придется в начале зимы и хорошо бы к этому времени дом успели закончить. Станислав утром сказал жене, что едет поглядеть на строительство.
План дома еще в июне Лиза обговорила с наемным рабочим из Кракова, который был и каменщиком, и плотником, а когда он осведомился у княгини, какой она хотела бы видеть внутреннюю отделку, она попросила:
— Пожалуйста, побольше дерева!
На этот предмет у них даже вышел спор со Станиславом, который отдавал предпочтение камню во всех видах.
— Не забывай, ты — княгиня, а не бедная шляхтинка.
— Иными словами, ты предлагаешь вместо тепла и уюта удовлетворяться мыслями о своем княжеском величии? Прости, но я хочу иметь именно такой дом, в котором могла бы забыть о том, что я княгиня, — сказала Лиза, чем глубоко уязвила его светлость князя. — Вряд ли мне придется принимать в нем кого-нибудь из аристократического общества!
Вчера ребенок впервые толкнулся у нее в животе, и Лиза целый день ходила улыбаясь, пока приехавший откуда-то Станислав — он опять не ночевал дома — не поинтересовался причиной ее веселости.
— Сегодня сын впервые поздоровался со мной.
— Интересно, как же это произошло? — ревниво поинтересовался он.
— Он — Данилушка — постучался! — разулыбалась Лиза. — Своей крохотной ножкой!
— Данилушка? — Потянувшийся было к ней Станислав тут же зло отпрянул. — Я назову его Станислав Сигизмунд!
— Хорошо. Пусть он будет Данила Станислав Сигизмунд, — величаво кивнула Лиза.
Прежде чем Станислав успел возразить, она выплыла из гостиной, где супруги беседовали, в комнату для прислуги, в которой теперь жила приглашенная Василисой белошвейка. Она шила пеленки для будущего малыша.
С некоторых пор Лиза перестала выезжать в свет, но Станислав исправно посещал все званые вечера, на которые приглашали чету Поплавских.
Если у княгини еще и теплилась надежда, что с приближением родов супруг станет больше бывать дома — как-никак, она носила в своем чреве наследника рода! — то с каждым днем она таяла.
К сожалению, Лиза не могла что-либо изменить в своей жизни. Радовало бедную женщину лишь одно: строительство ее домика на Змеиной пустоши подходило к концу, и оставалось только надеяться, что Станислав не передумает и не заставит ее остаться в замке. Тогда жизнь Лизы и вовсе станет походить на заключение.
Все реже случались дни, когда у князя оказывалось хорошее настроение, но все же в один из таких дней Казик, зная своего господина лучше других, сумел выбрать нужную минуту и испросил у князя разрешение на брак с Марылей. Тем более что ее живот — срок ее родин определили на два месяца раньше ее светлости — уже давно возопил о необходимости прикрыть грех венчанием.
Станислав так расщедрился, что дал за Марылей приданое, после чего растроганный Казимир поклялся хранить князю верность до гробовой доски.
Конечно, он и так не слишком волен был в своих поступках, но Поплавский растрогался.
Лиза более ничему не удивлялась: ни перепадам настроения супруга, ни его вспышкам ревности или нежности. Отчего-то вдруг ей стало неинтересно пытаться пробудить в Станиславе какие-то добрые чувства. Она ждала только одного: возможности скрыться с его глаз. И пусть похоронить себя в глуши, но уже одно грядущее освобождение от злой воли мужа, одно предвкушение этого наполняло Лизу блаженством.
А еще в глубине души она расстраивалась от того, что в их замке перестал появляться Теодор Янкович.
Она часто думала о его семье, добродушной и веселой, о теплых отношениях между его родителями и плакала от обиды: какая злая сила лишила ее настоящего и будущего семейного счастья?!
Справиться о Теодоре ей было не у кого. То есть заговорить с мужем о его друге она бы не осмелилась и так бы и жила в неведении, если бы Василиса в одну из своих поездок в Краков не завезла Янковичам очередную цветочную корзину — с орхидеями — и не привезла в подарок Лизе какой-то необычайный тропический цветок. Папа Ежи, как известно, разводил лишь растения уникальные, до рядовых цветов вроде роз и тюльпанов он не опускался!