Я не открываю глаз, но у меня вырывается слабый, еле слышный смешок.
– Помнишь письмо, где ты рассказывал про свою первую татуировку и про то, что твой отец сказал, что ты выглядишь как панк?
– Да.
– Это было в память о тебе, – говорю я. – Крик хулиганов и бунтовщиков.
– Но почему ты не воспользовалась собственным именем?
Я сдвигаю брови.
– Потому что не хотела, чтоб меня поймали. Пф.
– Хорошо… – говорит он. – Значит, ты прятала голову в песок, чтобы оставлять анонимные послания, потому что хотела, чтоб тебя услышали, но не хотела, чтоб над тобой смеялись. Так получается?
Я открываю глаза, задумавшись. И правда получается, я делала именно это.
– Ты хотела, чтобы тебя любили, но не хотела отвечать за последствия, и тебе удалось заполучить внимание публики, но не брать на себя ответственность за свои слова.
Мне становится стыдно. Мне не нравится то, что он говорит, и то, что он это говорит, но я не могу отрицать, что он прав.
Я не хотела видеть реакцию людей на мои послания, потому что, если бы они знали, что их пишу я, мои слова не воспринимались бы всерьез. Однако бросаться в них словами и прятаться у них под носом – тоже нечестно.
– Одиночество, пустота, притворство, стыд, страх, – бормочет он, прижимая меня к себе. – Ты до сих пор не поняла? Не надо бояться, не надо стесняться. Никто не проживет твою жизнь лучше, чем ты сама. Тебя нельзя заменить. Не каждый это заметит, но ты нужна себе такой, какая ты есть на самом деле.
Он целует мои волосы, а я обнимаю его за спину. Никто не проживет мою жизнь лучше, чем я сама.
Я опять закрываю глаза, слушая, что еще он скажет. Я изменилась, потому что думала, что ничего собой не представляю. Позволила им заставить меня поверить в это, но кто они такие, чтобы судить? Да, меня больше не будут уважать, но я не буду несчастна.
Могу обедать одна, но это не такая уж неприятная компания, да?
Чувствую, что он подо мной зашевелился. А потом мои ноги и тело накрывает одеяло, и тепло наших тел оказывается запертым под ним. Я медленно погружаюсь в сон под звуки дождя и биение его сердца.
Мурашки бегут по коже. Я с трудом поднимаю веки. В комнате стало темнее, солнце уже село, но мягкий свет лампы с прикроватного столика падает на постель. Я смотрю в окно и вижу, что на улице стемнело. Дождь льет еще сильнее, стучит по крыше, раздается раскат грома.
Миша лежит на боку с голым торсом рядом со мной, головой в сторону моей попы.
Голой попы, потому что он задрал на мне футболку.
– Что ты делаешь?
– Тсс, не двигайся, – приказывает он, водя стержнем по моей коже. – Мне нужно было кое-что записать, а ближе всего оказалась ты.
Посмеиваясь, я снова закрываю глаза. Надеюсь, это не маркер: его потом неделю не отмоешь.
Умиротворяющий шум дождя за окном заставляет расслабиться. Я кладу руки за голову, чувствуя, как быстро ползает по коже стержень, иногда останавливаясь, чтобы поставить штрих над «й» или многоточие.
– Жаль, что мы не можем остаться тут навсегда, – мурлычу я.
– Нет, ты в ближайшее время никуда не пойдешь. Мне очень нравится смотреть на твою попку.
Я скрещиваю ноги и дразню его:
– Это все, что парень из Тандер-Бей может сделать с девичьей попкой?
Он в шутку хлопает меня по щеке. Я заливаюсь смехом.
Но потом, после долгой паузы, его рука замирает.
– А у тебя когда-нибудь… – спрашивает он, но осекается.
За секунду все части пазла складываются у меня в голове в единую картинку, и я понимаю, что он хотел спросить.
– Ты имеешь в виду анальный секс? – уточняю я. – Ну, учитывая, что до тебя у меня был всего один мужчина, уверена, ты и сам знаешь ответ.
Разумеется, я не делала этого в первый раз, какой бы наивной дурочкой ни была. А раз мы с Мишей этим не занимались, значит, ответ отрицательный.
– Значит, мы оба в этом плане девственники, – говорит он таким тоном, словно ему понравилась идея.
– Да, девственники, – ворчу я. – И я планирую умереть старой девой, потому что ты ни за что не будешь засовывать это туда.
Он фыркает и начинает хохотать.
Закрыв ручку, он двигается ближе к изголовью и натягивает майку мне на голову. Я выгибаю шею, дотягиваюсь до его губ и целую. Он закусывает мне губы, и электрический импульс пробегает от них к низу живота, а потом между ног.
Думаю, отдых пошел мне на пользу. Он проскальзывает рукой подо мной и накрывает ладонью мою грудь. Я уже возбуждена.
– Все окей? – спрашивает он.
Я смотрю на его губы и жажду большего. О да.
Он целует меня в шею, и я со стоном закатываю глаза от удовольствия. Горячие, страстные поцелуи. Он прижимается ко мне бедром, и я чувствую, как между ног у него вырастает твердый бугорок.
– Поговори со мной, – шепчет он. – Мне нужны твои слова.
Поговорить? Сейчас?
Он проводит рукой по моей голой спине, гладит волосы и щекочет ими кожу. Потом сжимает ладонью ягодицу, и я не думая отодвигаю колено и раздвигаю ноги.
– До того как мы встретились, – говорю я, оторвавшись от его губ, – я фантазировала о тебе.
– Но ты не знала, как я выгляжу.
– Я знала, что ты Миша, – отвечаю я. – Этого было достаточно.
Он стонет, покусывая мочку уха, запуская руку глубже между ног и проскальзывая пальцами в меня.
Я закрываю глаза от удовольствия. От его пальцев я мокрее с каждой секундой.
– Той ночью была гроза, как сегодня, – рассказываю я. – Свет отключился, и весь вечер в доме было темно и тихо.
Он вынимает пальцы и гладит мой клитор. Я вся дрожу и часто дышу. Не в силах сдерживаться, начинаю тереться о кровать и его руку.
– В тот вечер я перечитала все твои письма, – продолжаю, едва не срываясь на стон. – Особенно мне понравились те, где ты рассказывал, как у тебя появилась первая машина и как вас с друзьями арестовали за вечеринку на какой-то ферме. Это звучало так дерзко и весело. – Я откидываюсь назад и снова тянусь к его губам. – Но больше всего я любила письмо, где ты писал о бывшей, когда вы расстались. Сначала я жутко разозлилась. У Миши была девушка, а он не сказал мне, но… Думаю, тогда я впервые осознала, что…
– Что? – с придыханием спрашивает он.
– Что я хочу тебя. Что ты мой.
– Я и был твой, – уверяет он. – Я очень скоро понял, что ни с кем не могу поговорить так, как с тобой.
Я чувствовала то же самое. Всегда. Ни с кем не могла встречаться, потому что беспрестанно сравнивала всех с Мишей. У него было полное право встречаться с девушками, и я была уверена, что, кем бы она ни была или они ни были, потому что их, наверно, было несколько, – они были хорошими людьми. Но чувство собственника меня не отпускало. Я знаю его дольше. Никто не может знать его лучше, чем я. Знаю, что у меня не было никакого морального права на такие чувства, поэтому я молчала о них. До этого момента.
– Я начала представлять тебя в ту дождливую ночь. Это был первый раз, когда я фантазировала о тебе.
– И что ты делала? – Он вводит в меня два пальца и прижимается ближе. – Ты хотела быть на ее месте?
Я мотаю головой.
– Я хотела, чтобы ты меня увидел. Увидел и очень сильно захотел. Не только душу, но и тело.
– Что ты делала? – шепчет он мне в ухо.
Я стону, ощущая, как волна удовольствия прокатывается по бедрам и киске, и прижимаюсь к нему сама, чтобы он заполнил меня внутри.
– Я легла в постель, – говорю я, – и никак не могла перестать думать о тебе. В комнате было темно, кондиционер не работал. И чем больше я о тебе думала, тем жарче мне становилось… пока…
– Пока что? – Он двигает пальцами все быстрее, а его член становится тверже с каждой минутой. – Что ты делала?
– Я задрала футболку…
– Да?
– И представила, что ты стоишь в углу комнаты. Прячешься в тени и наблюдаешь, как я себя ласкаю.
– Не останавливайся.
– Моя кожа была влажной от пота, потому что дома было жарко, – я поднимаю руку и обнимаю его за шею, – и я запустила руку в штанишки…
– И мне нравилось то, что я видел?
– Да. Мы всегда были просто друзьями. Это спокойно, непринужденно и мило, но я мечтала, чтобы ты захотел меня по-настоящему, увидел и пожелал оказаться внутри.
– Ты кончила? – рычит он мне прямо в ухо, пока я бьюсь о него с каждым движением его пальцев. – Ты кончила, мечтая о том, что я смотрю на тебя?