— Кузьмин…

— Аюшки?

— У нас же всё будет хорошо, да?

Он развернул меня лицом к себе, посмотрел в глаза, держа за плечи, спросил:

— Юль, ты чего? Ты передумала, что ли? Мне теперь кольцо придётся сдавать?

— Да ну тебя! — я даже слегка обиделась. — Можно просто серьёзно ответить на вопрос?

— Можно. Да, Глинская, у нас будет всё хорошо. И это… Ты должна взять мою фамилию.

— Это почему это?

— А то несолидно получится. Перевес Глинских!

— Кузя, а если мы никогда не найдём папу? Ты же понимаешь, что Димка с Денисом… Ну, я их единственная родня, не считая тётки, но там мрак. Я туда даже кошку не отдам, не то что детей.

— А что тебя так беспокоит, солнце? Думаешь, я тебя заставлю сдать их в детдом?

— Нет, но… Они же тебе никто. Чужие дети…

— Они твои братья. Как они могут быть мне чужими? Всё твоё — моё, солнце.

— А всё твоё? — улыбнулась я.

— Тоже моё! — он состроил серьёзные щщи и поцеловал меня. — Пошли-ка соберём ссобоечку в баньку.

— Вино и фрукты?

— Эстетка! Водку и селёдку!

— Значит, Мартини, — заключила я.

— И виски.

— С колбаской.

— Люблю.

— Колбаску?

— Тебя, Глинская!

Мы замерли вдвоём перед баней, обнявшись, дыхание к дыханию, представляя и предвкушая то, то будет сегодня вечером, а ещё немножечко то, что будет всю оставшуюся жизнь. И странно, но я больше не боялась. С Кузей не страшно.

Когда наступил вечер, мы оставили мальчиков перед теликом с Тамарой Вадимовной и смылись в баню. Кузя натопил её на славу. Уже в предбаннике он стащил с себя футболку, расстегнул джинсы, и они упали на пол. Так сексуально, что у меня мурашки побежали вдоль позвоночника, а под дыхом поселился маленький электрический скатик. Красивое тело, красивый парень, мой и только мой…

— Стриптиз? — спросила, чтобы попытаться вернуть контроль над собой, но мне это не удалось. Кузя кивнул и стащил с меня тонкий свитерок через голову. Будто кожу снял, будто обнажил эмоции и все чувства, которые я испытывала в этот момент. Стриптиз оказался стремительным и совсем не эротичным. Словно мы не виделись долгих шесть месяцев и теперь, при встрече, жадно приникли друг к другу, наслаждаясь телами и поцелуями, обычным тактильным контактом, страстью, просто наслаждаясь одиночеством вдвоём.

Но и это длилось всего несколько минут, долгих, но прошедших. Кузя сгрёб меня в охапку и внёс в маленькую жаркую сауну:

— Вот ты и попалась, противная девчонка! Я не забыл, как ты колебалась, когда я спросил: хочешь ли ты выйти за меня!

Со смехом я вырывалась, но шансов не было — Кузя сильнее.

— Я не колебалась! Честно! Кузя! Я просто… Я не могла выговорить ни слова! От неожиданности!

— Врунишка! Тебя ждёт заслуженное наказание!

Сопротивляться было бесполезно, да я и не собиралась. Меня положили на полок, зафиксировали в положении «мордой в доски» и гнусно захохотали:

— Ты отведаешь моего веничка, девчонка!

— Ой, боюсь, боюсь! — запищала я, устраиваясь поудобнее и вытягивая руки вперёд, под голову.

— Сейчас, сейчас… — проворчал он. — Ты и не боишься совсем, да?

— Боюсь!

— Правильно! Меня надо бояться, — фыркнул он и потряс веником над моей спиной. Горячие брызги заставили вздрогнуть, а потом и вскрикнуть, когда первый шлепок коснулся моей кожи. Кузя гладил, тряс, похлопывал и массировал веником, казалось, всё тело целиком. А я, жмурясь, терпела жар и наслаждалась этой пыткой, чувствуя, как липнут к коже мокрые горячие листья, как пот выносит из тела проблемы и страхи.

Потом мы выскочили из парной, и в меня брызгали тёплой водой, казавшейся с жару ледяной. Выпив по паре глотков воды, снова вошли в душный закуток бани, и Кузя разлёгся на полке, заявив, что теперь его очередь. Он учил меня, как правильно парить, как гладить веником, как шлёпать и гонять пар. Конечно, получалось не так здорово, как у него, но мне простили отсутствие опыта.

Когда дышать стало совсем невозможно, мы вышли в душ. Мылись без мыла, просто водой, и это было самое классное ощущение — чистоты и перерождения…

И любовью мы занимались в предбаннике — просто и желанно, как будто были женаты уже много лет, как будто знали все волшебные точки друг друга, как будто по наитию и так гармонично, что аж до слёз…

А потом сидели, обнявшись, на диванчике, потягивая алкоголь, расслабленные, счастливые и готовые к любым переделкам, которые могли ждать нас в будущем. И только тогда я осмелилась сказать:

— Я люблю тебя, Андрей…

— А я думал, ты уже никогда это не скажешь, — тихонько рассмеялся он.

— Ну вот, сказала. Как мы дошли до такой жизни, а? Ведь собирались всего лишь потрахаться для здоровья!

— Ничего не знаю, я всю жизнь в тебя был влюблён.

— Что? — я повернулась к нему, едав не расплескав остатки Мартини. — Это какую ещё жизнь?

— Ну вот со второго класса, как увидел тебя, так и пропал для общества.

Кузины глаза смеялись. Я покачала головой:

— А чего раньше не сказал?

— Зачем? Если бы ты чувствовала то же самое, заметила бы…

— Балбес…

Ну слов нет! Сколько лет жизни потеряно зазря! Надо было просто признаться… Тогда бы не было его двух браков, не было бы моих бывших, изрядно потрепавших мне нервы… Но не было бы и посиделок на кухне, разговоров за бытие, смеха и битвы подушками. Той самой, после которой нам пришлось собирать пух и перья в мусор и покупать Кузе новые подушки. Не было бы той трогательной дружбы, которая связала нас на долгие годы.

Я допила свой бокал и снова положила голову на грудь друга. Нет, не только друга. Любимого мужчины, будущего мужа, будущего отца моих детей.

— А вообще ты прав. Это я дура набитая. Слепая курица.

— Ты самая лучшая, самая красивая и самая клёвая слепая курица на свете, — фыркнул Кузя, чмокнув меня в макушку.

— Чем бы тебя стукнуть? — я наморщила лоб, размышляя. Меня снова зафиксировали крепкими объятьями, и родной голос предупредил:

— Нет уж! Не сегодня. Я собираюсь допить виски и заняться тобой, сладенькая, чистенькая, безвольная девочка!

— А займись, — разрешила я. — Иначе я засну прямо здесь, и тебе придётся нести меня в дом.

— Не, легче будет принести сюда парочку одеял, — выдвинул он рационализаторское предложение.

— Лентяй.

— Ага.

— Целуй меня везде, — рассмеялась. — Восемнадцать мне уже!

— Боже, откуда эта пошлая песня в твоём репертуаре? — изумился Кузя, аккуратно укладывая меня на диван и вынимая из руки бокал.

— Не трожь мою любимую песню… — прошептала я, принимая поцелуй.

— После свадьбы мне придётся плотно заняться ещё и твоим культурным воспитанием, — сказал Кузя, медленно скользя губами по моей шее к груди.

А я закрыла глаза, чувствуя, как возбуждение поднимается ему навстречу из живота.

Займись, Андрюша, будь добр и любезен…

Глава 29. Даже в тихий день бывают грозы

25 августа, воскресенье

Совершенно неожиданно я проснулась почти в двенадцать дня. И нет, не в бане. Кузя всё-таки сделал усилие и перенёс меня в дом. Когда я открыла глаза, то увидела голубое небо в рамке окна, чуть завуалированное тонкой прозрачной шторкой. В доме было тихо, только где-то во дворе жужжало нечто электрическое. А потом я услышала голоса мальчишек. Через приоткрытую створку до моего носа долетел запах жарящегося мяса. Боже… Я хочу так просыпаться каждый день!

Поднявшись, я огляделась. Сумка с вещами лежала в углу. Я оделась, взяла зубную щётку и спустилась на первый этаж, в ванную. А неплохо Кузя устроился тут! Даже не душ, а настоящее джакузи в углу! И водичка горячая из крана течёт, что ещё сказать — дача почти в городе. Со всеми удобствами.

Я умылась, почистила зубы и внимательно вгляделась в своё отражение в зеркале. Отдохнувшая, выспавшаяся, а под глазами круги. С чего бы? Надо сделать маску… Убрать эти припухлости. Вот вернусь домой и займусь собой… А пока…

На кухне Тамара Вадимовна быстрыми и точными движениями нарезала огурец кружочками. Увидев меня, улыбнулась:

— Ну, с добрым утречком. Как спалось на свежем воздухе?

— Отлично, спасибо, — с лёгким смущением ответила я. — Давайте помогу.