— Я очень правильный, можно даже сказать пуританский мальчик, — обиделся Кузя и полез куда-то между моих ног, по пути обстоятельно обследовав уже влажные губы лона. Скат в моём животе ударил хвостом, а меня пронзил разряд желания, которое требовало немедленной сатисфакции! И пусть в машине, всё равно, пусть даже видят… Хочу сразу, сейчас, без прелюдий! Хотя нет, хочу с поцелуем, хочу-хочу-хочу… Боже, Кузя, что ты сделал с правильной, можно даже сказать, пуританской девочкой Юлей?

— Достань из заднего кармана презерватив, — выдохнул Кузя, явно зажав член кулаком, чтобы не прорваться во влагалище раньше времени. Я вытащила квадратик плотной фольги двумя пальцами, как заправский карманник, ёрзая по головке клитором и едва сдерживаясь. Кузя зубами открыл две первые заклёпки маечки и зарылся носом между грудей. А я зубами открыла упаковку и, вытащив кондом, принялась натягивать его наощупь. Кузя даже застонал, надеюсь, от удовольствия, принялся судорожно освобождать зубами же мою грудь от майки. Ему это удалось примерно в то же время, что и мне — закончить нелёгкую миссию. Губы сомкнулись вокруг соска, и я со стоном наслаждения села на член, который вошёл сразу на всю длину. Задержавшись, я откинула голову, зажмурилась, впитывая в себя прекрасное ощущение наполненности и сладости бытия… Нет, не буду двигаться… Так и останусь навсегда.

— Юлька… — выдохнул Кузя в мою грудь, и я приподнялась чуть-чуть, чтобы секунду спустя повторить трюк с поглощением члена. Мои руки опирались на спинку, но мне захотелось запустить пальцы в Кузины волосы, что я и сделала, обняв его за шею. Плавно задвигалась вверх-вниз, чувствуя, как плавится в животе от нарастающего возбуждения. Музыка вызывала во всём теле чистый восторг, как будто невесомость овладела мной… А вокруг нас, за запотевшими стёклами машины, жил светящийся фонарями и огнями машин город… Мы здесь, в самом центре, почти на виду, занимаемся сексом, головокружительно и страстно!

— Кузя…

— Тебе хорошо?

— Да-а-а…

— Сейчас будет ещё лучше!

Рывком он подбросил меня на несколько сантиметров вверх и, упершись ладонями в сиденье, задвигался быстро и сильно, будто не снизу был, а сверху. А я не удержалась от крика — настолько это оказалось классно! Зажмурилась, прижалась к Кузе, чтобы не упустить случайно это ощущение сладкой, невыносимой муки, застонала громко — и пофиг, что могут услышать. А он продолжал долбить меня, как дятел, ритмично и быстро, дыша тяжело и часто, отчего я возбудилась ещё сильнее, руками в потолок упёрлась…

И не смогла удержаться!

Хрипло вскрикнула, когда оргазм настиг меня, пульсируя в лоне, и тут же Кузя замедлился, будто подбирался к добыче, а потом замер в самой глубине моего тела, застыл, дышать перестал, а я всё не могла насладиться прибоем, не могла отпустить его…

— Глинская… — на выдохе сказал Кузя. — За двадцать дней… мы умрём от оргазма…

— Зато в один день, — тихонечко засмеялась я, приподнимаясь, но он удержал меня:

— Сиди! Подожди немного…

— Ты чего?

— Дай отдохнуть, — он показал язык, и я схватила его губами, втянула в рот, на что Кузя обиженно вякнул: — Э! Это не по правилам!

— В пень правила, — рассмеялась я, укладывая голову ему на плечо. — Видос снимай для арбитра!

— О-о-о, кто придумал видосы снимать? — застонал Кузя и полез за телефоном. — И вообще, обойдётся.

— Снимай, а то вдруг я выиграю, а ты платить отпуск откажешься!

Глава 5. Как я люблю свою семью, когда она далеко!

13 августа, вторник

Меня разбудил не будильник, как обычно, а звонок в дверь. Правда, спросонья я этого не поняла и принялась искать мобильник, чтобы отключить назойливый звук. Нашла, глянула на экран, узрела время. Пять восемнадцать утра… До будильника еще почти час. Прислушалась. Тишина. Приснилось, что ли?

Возможно… Мы вчера с Кузей после секса в «консервной банке», как он изящно изволил выразиться о моей машинке, поехали в «Чебурум» и наелись чебуреков, запивая их пивом, кто тёмным, кто безалкогольным. А потом я отвезла друга домой и поехала к себе.

Взбив подушку, я снова улеглась — досыпать. Но тут же вскинулась, потому что в дверь снова позвонили. И вот кто это может быть в такую рань? Кого принесло, может, мы топим соседей?

Со вздохом я поднялась, накинула халатик и поплелась к двери. Глянула в глазок. Удивилась. На лестничной клетке стояли две женщины — постарше и помладше — нагруженные баулами. Щёлкнув замком, я открыла дверь и спросила сонно:

— Вы кого-то ищете?

— Ну наконец-то! — сказала та, что постарше. — ЗвОним и звОним, уж думали, вы уехали куда-нибудь в Турцию отдыхать!

— Не уехали, — на всякий случай я решила всё отрицать.

— Ну и хорошо! А то ж ведь некуда нам больше в Питере идти-то!

Женщина подхватила чемодан и кивнула на дверь:

— Ну, что ж в дом не приглашаешь? На пороге держать будешь?

— А вы кто? — наконец проснулась я. Чё я, дура, что ли, чтоб пускать в дом непонятно кого… Особенно в пять утра.

— Здрасьте! Не признала! — женщин обернулась к своей спутнице. — Ну ты глянь, Галь! Родню не признала!

— Из Любани мы, — передвинув жвачку из-за одной щеки за другую, ответила младшая.

— Точно. Я бати твоего сестра, значит, тебе тётя Лена, а она вот дочка моя, Галя.

— Тётя Лена… — растерянно пробормотала я. Да, что-то такое припоминаю… — Знаете, я вас не видела лет двадцать!

— Ну так щас видишь, — тётка нетерпеливо отодвинула меня с пути и протиснулась в коридор. — У нас поезд ночной, в четыре прибыли, спали чёрти-как, в общем, кофейку нам завари, будь ласка, и где помыться с дороги?

Я зависла на несколько секунд, перезагружая мозги, а потом пожала плечами. Не иначе как не проснулась ещё. Потом закрыла дверь и перелезла через баулы, сказала:

— Кофе сейчас сделаю. Ванная здесь.

И попёрлась к Женьке. Та посапывала, свернувшись в клубочек, а на голове у неё спала Муха. Могнав кошку, я потрясла сестру за плечо:

— Жень! Женька! У тебя есть папин телефон?

Она приоткрыла один глаз, который сразу не сфокусировался, потом разлепила второй, посмотрела на меня и снова закрыла, проваливаясь в сон. Да блин!

— Евгения! Я серьёзно спрашиваю!

Сестра повернулась на бок, потянулась и спросила, словно вату жевала:

— Сколько времени?

— Пять утра. Телефон есть?

— Зачем тебе папин телефон в пять утра?

— Позвонить, балда, зачем же ещё!

— В это время он тебя пошлёт лесом! Или полем…

— Да, точно… Слушай, ты помнишь тётю Лену?

— Господи, Юль, тебе что, кошмар приснился? — застонала Женька, пытаясь спрятаться под одеялом, но я решительно сдёрнула его:

— Это не кошмар, а реальность. На кухне сидит тётка с дочкой и говорит, что приехала из Любани. Давай, пошли.

— А я вам там зачем? — отбирая одеяло, удивилась Женька. — Я спать хочу!

— И я хочу, но блин!

Женька застонала, как будто я гнала её на эшафот, и поднялась, похожая на сомнамбулу. Потрясла головой, отгоняя ластящуюся кошку, и потянулась за халатом:

— Ладно, пошли смотреть на тётю Лену.

Но, когда мы подошли к дверям на кухню, застыли в них двумя каменными изваяниями. Тётка хозяйничала вовсю — поставила чайник на плиту и рылась в верхнем шкафчике. Её дочка сидела, втыкая в телефон, за столом и зевала так душераздирающе, что меня опять потянуло спать. Женька поджала губы и протянула:

— О, приехали. Сто лет в обед не видели вас, а тут сразу обе.

— Женюха, племяшка! — обрадовалась тётка. — Как выросла-то! Больше моей кобылы!

— Мам! — обиженно вякнула Галя, а Женька фыркнула:

— У меня размер сорок два, между прочим!

— Ой, всё. Так, где у вас кофе-то, найти не могу!

С каким удовольствием я выставила бы её обратно на площадку, но… Ноблесс оближ, точнее, семья оближ. Всё же папина сестра… Хоть мы с папой и не виделись давно, так не делается. Я шагнула на кухню и мягко потеснила тётку к диванчику:

— Я сделаю. А что к папе не поехали?

Ой, грубовато… Но в пять утра ожидать куртуазности глупо. Поэтому я постаралась сделать невыразительное лицо и включила кофеварку. А тётка словно не заметила и охотно ответила:

— Так у него пятеро в двух комнатах! Братики ваши, между прочим, ты же знала, Юлька, что у папки вашего трое пацанов?