— Спасибо, — слабо произнес я.
Мы оба замолчали.
— Это безумие, — вмешался Барретт, нарушая тишину.
Когда Хартли повернулся к нему, в его идеально уложенных, густых коротких светлых волосах отразился свет. Он выглядел как герой любовного романа.
— В смысле?
— Твое эго. Думать, что ты каким-то образом воздействуешь на сон Миро — это просто безумие.
Хартли поджал губы, и я видел снисходительный взгляд, который он бросил на Барретта.
— Думаю, мы все знаем, кто здесь зло?
— Я?
— Ну да, ты и твой мертвый сообщник.
— Ты у него на кухне с понтовым стволом.
Хартли снова цыкнул.
— Во-первых, это титановый золотой «Дезерт Игл», как я уже упоминал, а во-вторых, именно ты застрелил собаку.
Барретт широко раскрыл глаза и быстро покачал головой, что подразумевало «да уж».
— По-моему, это Ганди как-то сказал, что о величии нации и ее моральном прогрессе можно судить по тому, как обращаются с ее животными.
— И какое это имеет отношение к…
— Ты только что пытался убить собаку, — напомнил ему Хартли, осуждающе нахмурившись. — Ты настоящий варвар.
— Она собирался напасть на меня!
— Ты же в доме Миро, — твердо заявил доктор. — Конечно, пес собирался напасть на тебя. Это логично. Это все равно что злиться на акулу, которая пытается съесть тебя, потому что ты плаваешь в ее океане. Безумие — принимать это так близко к сердцу.
Барретт взглянул на меня.
— Миро согласится со мной. Ты не получишь никакой поддержки с его стороны.
— Нет, не получишь, — подтвердил я Барретту. Хартли передвинул пистолет, и дуло уперлось мне в живот, а рукой скользнул по моей шее сзади.
— Ты в ужасе от того, что хоть в чем-то со мной согласен? — спросил он меня.
— Да, — вздохнул я, задаваясь вопросом, действительно ли я проснулся или это и впрямь страшный, глубокий, по-настоящему яркий сон.
— Скажи мне, что ты думаешь о том, что я хочу попробовать твой член на вкус?
Я негромко кашлянул.
— А тебе не кажется, что все это скорее имеет смертоносный подтекст, чем сексуальный?
— Как так?
— Думаю, именно мысль о том, чтобы причинить мне боль, доставляет тебе удовольствие.
— Да, и я так думал, но теперь ночью, в постели, когда представляю тебя истекающим кровью, с рассеченной спиной, пока я вынимаю твое ребро… у меня начинается эрекция.
Мой желудок сжался, но голос оставался ровным.
— Полагаю, ты смешиваешь свою жажду крови с сексом.
— Что вполне возможно, — согласился Хартли. — Но я также представляю тебя голым на той койке, на которой ты лежал в прошлый раз, и представляю, как я ставлю тебя на колени и вгоняю свой член тебе в задницу.
Я знал, пока Хартли говорил, пока мы общались, и он находился в процессе размышления, он не станет действовать. Весь фокус был в том, чтобы заставить его думать не только об убийстве, но и о других вещах.
— Со смазкой? — спросил я, испытывая отвращение, но понимая, что должен дать ему больше поводов для размышлений. — Или без?
Хартли приподнял одну бровь.
— А вот это уже интересно, правда? Проникновение без какой-либо смазки вызовет кровотечение?
— Да.
— О, тогда ты, наверное, прав. В этих желаниях на самом деле нет ничего сексуального, они и впрямь сводятся к боли, которая в конечном итоге приведет к смерти.
— Вот и ответ, — тихо сказал я, пытаясь говорить спокойно, выравнивая дыхание, вдох и выдох, стараясь не ошибиться.
Хартли наклонил голову, нежно улыбаясь мне.
— Ты всегда все видишь так ясно.
— Стараюсь.
— Какого хрена? — взревел Барретт. — Так ты собираешься его убить или нет?
Это было ошибкой.
Когда он закричал, Хартли вздрогнул, а доктор ненавидел, когда кто-то заставлял его вздрагивать или подпрыгивать, поэтому он выстрелил в правую коленную чашечку Барретта.
Крик Барретта был оглушительным, как и все последующие.
— Прекрати, или я сделаю то же самое с твоей головой, — сказал Хартли, явно раздраженный. — У меня в кармане есть еще несколько патронов для пистолета.
Не то чтобы у него уже кончились патроны. Я знал это, потому что считал.
Барретт с трудом заткнулся, ему пришлось засунуть кулак в рот и укусить себя.
— Миро, у тебя есть еще полотенца?
— Наверху, в бельевом шкафу, — ответил я, ожидая его разрешения.
Хартли прикусил нижнюю губу.
— А теперь скажи правду: там наверху есть оружие?
— Три: два моих и один маршала Дойла. Но они все в оружейном сейфе.
— Мне действительно не нравится идея с лестницей. Ты можешь повернуться и толкнуть меня, ты сильнее и лучше обучен… Нет, мне очень жаль, но я не могу так рисковать. Используй его ремень, наложи как шину на ногу выше раны на бедре и затягивай до тех пор, пока не увидишь отлив крови.
Нырнув к Барретту, я стянул с себя футболку, скомкал ее и прижал к тому, что осталось от колена, одновременно расстегивая ремень и стягивая его на ноге достаточно сильно, заставляя Барретта закричать.
— О, ну вот, отличная работа, — похвалил Хартли, когда Барретт уже отключился. — Когда будем уходить, вызовем полицию, чтобы спасти его и твою собаку.
— Уверен?
— Прости?
— Я беспокоюсь, — начал я, сглотнув, чтобы успокоить нервы, — кто бы ни пришел, он позаботится о Барретте, но не о Цыпе, и тогда моя собака умрет после того, как ты спас ее.
Хартли на мгновение задумался.
— Вполне возможно. Могут посмотреть и сделать неправильный выбор, кто из них более важен.
— Да.
— Согласен, затруднительное положение. — Хартли медленно опустил пистолет, обдумывая мои слова, и тут мы оба услышали вдалеке вой сирен. Кто-то был уже в пути, вероятно, с того самого момента, когда Барретт выстрелил в Цыпу.
— Ты это слышишь? — спросил я.
— Да.
— Это все меняет, не так ли?
— Немного.
Я поднялся с колен рядом с Барреттом.
— Скажи мне кое-что.
— Что угодно.
— Что ты сделал с моим ребром?
— А ты как думаешь, что я с ним сделал? — игриво спросил он.
— Ты его съел?
Хартли скорчил гримасу.
— Вырезать ребро, а потом с ним расстаться? Ты с ума сошел?
И тут меня осенило, как будто я всегда знал ответ.
— Ты заменил свое плавающее ребро моим.
Взгляд Хартли стал добрым, почти любящим, или что-то в этом роде, поскольку речь все-таки о психопате.
— Не так ли? — Я сформулировал это как вопрос, но это было утверждение, и мы оба это знали.
— Да, — сказал он, дико скалясь. — Прекрасный жест, ты так не думаешь? Мне тоже было больно.
Что, по его мнению, делало нас равными.
Сирены приближались, но времени оставалось еще много.
— Так что? — не отставал я.
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной, но твоя собака… — Хартли вздохнул.
В прошлом году он похитил меня без всякой задней мысли, но у него была помощь. В данный момент его помощь была в другом месте.
— Ты никогда не выберешься из города, — пообещал я.
— Прекрати, — сказал он пренебрежительно. — Мы оба знаем, что это неправда.
— Я…
— О, я забыл спросить о детективе Кокране. Ты случайно не знаешь, где он сейчас?
— В смысле? Ты ходил к нему?
— Да, но дома были только его жена и дети, так что я не остался.
Мне не нужно было спрашивать. Я знал, что он оставил их там, где нашел. Он похитил только одну маленькую девочку, и то только для того, чтобы заставить ее мать перехватить меня. Он не причинил ей вреда; она была напугана, но оправилась, как рассказала мне ее мать, когда пришла в офис, чтобы поблагодарить меня за спасение их с дочерью жизней. Она по-прежнему время от времени заглядывала ко мне, и готов поспорить, что в ближайшие пару дней получу от нее известие о том, что Хартли снова на свободе. Она будет волноваться за меня, и позвонит.