По какой-то причине его слова вызвали у меня теплое чувство, и я, возможно, даже толкнул бы его плечом, но Кейдж выбрал именно этот момент, чтобы снова угрожать.
— Ни шага за пределы этого дома, Джонс, если только дом не горит, и я имею в виду — сильно охвачен пламенем, настолько сильно, что муж твоей подруги Аруны, лейтенант, приедет его тушить.
— Откуда вы знаете Аруну, сэр?
— Мы встретились в больнице после того, как тебя подстрелили, когда ты защищал Нину Толливер. Я познакомился с ними обоими.
О, и все еще помнит их.
— Да, сэр.
— Ни единого шага, Джонс, — предупредил он еще раз и, подняв воротник, спустился по ступенькам.
Поскольку никто за ним не последовал, я обернулся. Остальные четыре человека стояли в нескольких футах от меня.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Нет, — ответил один из мужчин. — Мы просто ждали, когда ваш невыносимый босс уйдет.
— Пугающий босс, — поправил его другой мужчина. — Думаю, ты хотел сказать «пугающий». Первый мужчина кивнул, как бы говоря: «может быть».
Как только они ушли, Ян закрыл дверь, запер ее на ключ, поцеловал меня и велел подняться наверх, чтобы принять душ.
— Да, Джонс, от тебя воняет, — заметил Ковальски, доставая из холодильника немного карри, приготовленного Аруной.
Направившись к лестнице, я понял, что уборщики успешно выполнили свою работу и тоже ушли.
— Когда они уехали? — спросил я Кона, и он бросил на меня быстрый взгляд. — Что?
— Говорят, когда устаешь, то первое, что теряешь, это наблюдательность.
— Что?
Он повернулся к Ковальски.
— Я знаю, что говорю по-английски.
Кон застонал, прежде чем сосредоточиться на мне.
— Послушай, тебе на самом деле нужно принять душ и лечь спать. Мы с Дойлом будем здесь, так что не волнуйся.
Но я не беспокоился о Хартли.
— Как думаешь, кто-нибудь все еще захочет прийти сюда, если существует угроза встретиться с «Прекрасным Принцем»? — спросил я, используя имя, которое пресса придумала для Хартли, когда обнаружили, что он и есть убийца.
— Я уже позвонил маме, и она очень беспокоится о тебе. Она приготовит свой фирменный суп-пюре из мацы специально для тебя и привезет с собой. И ей не терпится рассказать всем своим друзьям, что она проведет время в доме, где побывал Крейг Хартли.
— Великолепно.
— Он большая новость; ты должен быть готов к тому, что люди снова будут задавать тебе вопросы, как это было, когда ты и Кокран впервые повязали его.
— Надеюсь, все остальные тоже захотят прийти на ужин.
— Не думаю, что тебе стоит волноваться из-за этого.
ВОЛНОВАТЬСЯ МНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ СТОИЛО.
Судя по тому, что я услышал, когда проснулся, в доме уже было полно людей. Я хотел спуститься вниз и поздороваться, но, когда вышел из душа, у меня закружилась голова, и Ян заставил меня снова лечь. Было темно, когда я заснул, а когда проснулся — пасмурно, а потом, разумеется, потому что это Чикаго, пошел снег. Мне вообще-то нравилось находиться дома, когда шел снег, а теперь я мог наблюдать, как он падает и накапливается на потолочном окне, которое мы с Яном установили над кроватью, — это было приятно, успокаивающе, и я отключился.
Когда я снова проснулся, Ян сообщил, что сейчас ранний полдень. Кон привел свою мать наверх. Я улыбнулся ей, а она подошла ко мне в своей огромной пушистой норковой шубе, обняла, погладила и сказала, какой я хороший мальчик. Ей принесли стул, чтобы она могла сидеть и смотреть, как я ем суп, пока мы разговариваем.
Это было мило. Мне нравились мамы. Я был без ума от мамы Дженет, пока она не умерла, полюбил мать Райана с тех пор, как она приготовила специально для меня персиковый пирог и передала его с ним, и, конечно же, любил Аруну, которая всегда относилась ко мне как мать.
После супа мне снова захотелось спать, но я встряхнулся, когда Ян сообщил, что ходил к ветеринару навестить Цыпу. Наш оборотень еще находился под воздействием препаратов, но доктор Алчурейки встретился с Яном и сообщил ему последние новости, оставив нескольких своих коллег нянчиться со всеми пациентами. Он сказал, что Цыпа выглядит очень хорошо и сможет вернуться домой завтра утром, в пятницу.
— Это отличная новость, — прошептал я, улыбаясь Яну.
Он наклонился и поцеловал меня один раз, потом еще, а потом растянулся на мне, уже целуя долго и глубоко. Я обвил руками его шею, не давая ему пошевелиться.
— Я так сильно люблю тебя, спасибо за то, что ты бросил армию и планируешь вступить со мной в брак, но я не хочу, чтобы ты сожалел об этом. Нисколько.
— Нет, — прошептал Ян, целуя меня в подбородок. — Нет, детка, я ни о чем не жалею.
Боже… «милый» и «детка» добавились к «любовь моя». Я действительно был без ума от нового, стабильного, уверенного в себе Яна Дойла, которого держал в своих объятиях. Его манера поведения… все было по-другому. Как будто он чувствовал себя на своем месте, не беспокоясь о том, что подумают другие, просто земной и безопасный. Он уже решил, кем станет, и излучал счастье.
— Ты так хорошо выглядишь.
— Ну, я и чувствую себя хорошо, — проворчал он, прежде чем снова поцеловать меня.
Мне удалось перевернуть его на спину, но тут Аруна и Дженет поднялись по лестнице.
— И люди еще удивляются, как гей-порно может быть сексуальным.
— А кто удивляется, что гей-порно сексуально? — серьезно спросила Дженет.
Ян поднялся — под громкое недовольство всех нас — и объяснил девочкам, что мы тут не для того, чтобы развлекать их, а мне сказал, что скоро вернется.
Девочки забрались ко мне в постель с обеих сторон, и мы обнялись. Я пообещал, что все будет хорошо, просто очень устал. Мне очень хотелось спуститься вниз, но только когда смогу твердо стоять, и моя голова не будет идти кругом. Я мог сидеть, однако это был мой максимум.
Нед появился около трех, взбежал вверх по лестнице, как взбесившийся петух, нашел меня лежащим на подушках и разговаривающим с Лиамом, забрался на кровать и обнял.
— Ты с ним в одной постели, — заметил Лиам, сидевший на стуле, которое принесли для матери Кона, но оно так и осталось.
— Я мужчина, абсолютно уверенный в собственной гетеросексуальности, — сказал ему Нед. — И, кроме того, здесь очень удобно, а у меня был долгий перелет.
Мы с Недом закончили тем, что вздремнули, а Лиам продолжал бодрствовать, наблюдая за футбольным матчем на моем iPad.
Марго Кокран, жена Норриса, которую я не видел с тех пор, как мы перестали быть напарниками, пришла около четырех и принесла мне свой особый морковный пирог, который я обожал. Мой любимый, не слишком сладкий, сочный, а сверху — тонкая глазурь.
— Почему? — спросил я, садясь на кровати и глядя на нее.
Жена Беккера, Оливия, забрала пирог у Марго. До этого Оливия поднялась наверх и поблагодарила меня за то, что я поддержал Беккера в тот вечер, когда его остановили в машине, и я сказал: «Конечно, он же мой брат». Мы обнимались, когда Аруна, назначенная стражем лестницы, разрешила Марго подняться наверх.
— Потому что если бы ты не заставил его заплатить за то, что он сделал с тобой, он находился бы дома, и у моих детей не стало бы отца, а у меня — мужа.
Я кивнул, на этот счет у меня не было никаких сомнений. Хартли остановился сначала у Кокрана, чтобы покончить с ним.
— Когда муж вернется, мы переедем в Бостон. Я не оставила ему выбора.
Это не имеет значения. Если Хартли нужен Кокран, он его рано или поздно достанет. Но я бы поставил деньги на то, что раз уж Хартли передумал убивать меня, то его желание выпотрошить Кокрана также могло исчезнуть.
— Так что, хм, я могу… — Марго вопросительно подняла руки.
— Да ладно тебе, иди сюда.
Она залезла на кровать и крепко обняла меня.
— О, он явно хороший обнимашка, — прокомментировала Оливия, и она была следующей — после того, как передала морковный пирог обратно Марго — именно в таком состоянии Беккер нашел нас несколькими минутами позже.
— Я даже не хочу спрашивать, — вздохнул он, а затем указал на форму для выпечки, которую Марго держала в руках. — Морковный?