Луи Бриньон - Павловский вальс

Ершов не стал возражать, когда Артур попросился пойти в ночную вылазку. А перед самым уходом, к нему подошёл Никита и впервые попросил беречь себя. Здесь, на войне, Артур даже ему завидовал. Этот добродушный толстячок оказался на удивление стойким. Он ни в чём не отставал от Петра. Бился с ним плечом к плечу и так же как он брался за самые опасные задания. Они оба в равной мере заслужили уважение своих товарищей. Кто бы подумал? – задавался вопросом Артур, пожимая руку Никите. Это был хороший знак. Никита больше остальных мог заподозрить его. Теперь же подозрения отпали. Он на мгновение представил, как расстроится Никита его ранению. Время шло. Надо было уходить. Снаружи уже стояла группа из шести человек. Все были вооружены пистолетами, ножами и несли на себя мины. Как только Артур вышел, к нему поднесли мину и стали осторожно подвязывать верёвками к спине. Взгляд Артура выхватил Петра. Пётр сидел возле костра и читал письмо. На плечи была накинута шинель. Артур знал, что это письмо от Анны. Пётр его уже несколько дней читал. Это было первое и единственное письмо от Анны. Сам же он успел отправить ей дюжину писем. Вид письма разозлил Артура. Но, ничего, – думал он, сжимая зубы, – скоро я буду рядом с Анной. Ты будешь продолжать читать письма, а я буду держать её руку.

Приготовления закончились. Ершов лично всех напутствовал:

– Никакого геройства, – предостерёг он, – и если вас обнаружат, расходитесь и идите по одному.

Как кстати! – со злорадством подумал Артур. Он снова бросил взгляд на Петра. Тот не обращал на него ни малейшего внимания.

Прозвучал приглушённый сигнал. Семеро человек, один за другим, перебрались за насыпь и поползли к укреплениям врага. Артур полз первым. Он хотел, чтобы все его видели. Он полз и молил французов открыть огонь. Без него вся его затея была обречена на провал. Его чаяния вскоре оправдались. С той стороны начали интенсивно стрелять. Пуля засвистели над головой. До уха Артура донеслось отрывистое: «расходимся». Артур сразу взял левее. Там больше всего было воронок, а значит и возможность оставаться незамеченным была больше. Только следовало, отползи подальше от насыпи и поближе к окопам противника. Но не настолько близко, чтобы подвергать свою жизнь опасности. Спустя четверть часа он нашёл такое место. Скатившись в воронку, Артур привалился плечом к земле. Потом достал два пистолета и положил рядом с собой. Оставалось только выстрелить в себя.

Пётр действительно читал письмо Анны третий вечер подряд. Он пребывал в гневе по поводу действий матери. Как она может так плохо вести себя с Анной в моё отсутствие? – поражался он. – Разве она не знает, как сильно я её люблю? Пётр хотел в первый же день отписать матери гневное письмо, но не стал делать из-за просьбы Анны. Он прекрасно понимал, что тем самым поставит её в неловкое положение. Поговорю с ней по поводу Анны после возвращения, – решил он. Посему он отписал матери письмо, не упоминая об Анне. Но Пётр даже матери не мог позволить встать между ним и Анной.

Дочитав письмо, Пётр отправился спать. Утро обещало стать тяжёлым. Впрочем, как и во все предыдущие дни.

А вот Никите не спалось. Он всё тревожней вглядывался в сторону противника. Никита беспокоился за…Артура.

Спустя около двух часов после ухода группы, вдали прогремели несколько взрывов. Никита подбежал к насыпи. А вместе с ним ещё несколько человек. Задание было выполнено. Оставалось ждать возвращение группы. Почти сразу после взрывов противник открыл ожесточённый огонь. Второй бастион не отвечал. За редким исключением, они никогда не отвечали ночью. Снарядов всегда не хватало, поэтому их приходилось беречь.

Спустя около получаса после взрыва, на насыпи появились двое из группы. Один из них был ранен в руку. Его сразу же стащили вниз и перевязали. Потом появились ещё двое, целые и невредимые. Прошло ещё около часа, но больше никто не появлялся. Приходилось предполагать самое худшее насчёт трёх последних участников группы.

Недолго думая. Никита прихватил пистолет и полез на насыпь.

– Ты куда? – закричали на него.

– У меня там друг! – не оборачиваясь, ответил Никита.

Артур никак не мог решиться выстрелить в ногу. Он приложил дуло пистолета к внутренней стороне бедра, но никак не мог нажать на курок.

– Ну же, будет совсем не больно. Там нет костей, значит, будет совсем не больно. Ну же… – он зажмурил глаза и заставил нажать на курок. Прогрохотал выстрел. Мгновенно появилась боль и кровь. Он застонал и в этот миг над его головой раздался крик полный ярости.

– Трус! Ничтожный трус!

Никита спрыгнул в воронку и схватив Артура за грудь, заорал:

– Мразь. Ничтожество! Под офицерский суд пойдёшь… – прогрохотал второй выстрел. Никита отпустил руки и опрокинулся спиной на землю. Не выпуская из рук дымящийся пистолет, Артур быстро выбрался из воронки и пополз в сторону насыпи. Потом поднялся и, пригнувшись, побежал.

Петра разбудила артиллерийская канонада. Ещё не открыв как следует глаза, он схватил шинель, выбежал из землянки и помчался к «левому борту». Там уже находился Семён Постов. Подтягивались и другие солдаты. Орудие Петра сделал несколько выстрелов в сторону противника. Огонь с той стороны сразу прекратился, поэтому и они перестали стрелять. Только наблюдали, ожидая атаки пехоты.

– Вашего друга увезли. Ранен в ногу.

Пётр встрепенулся и устремил взгляд на Семёна. Тот прислонился к насыпи и копался в карманах шинели, видимо в поисках табака.

– Кого?

– Лейтенанта Астольца.

– Ранение тяжёлое?

– Не особо!

Пётр облегчённо выдохнул.

– А Никита где? У него спрошу, что там с Артуром случилось.

– Анчуков? Не знаю. Не видел.

Пётр побежал на поиски Никиты. Того нигде не было. Пётр забеспокоился и начал расспрашивать сослуживцев. Очень скоро он узнал, что Никита побежал спасать Артура и больше не вернулся. В это время снова начали раздаваться выстрелы. Забыв обо всём на свете, Пётр бросился к насыпи.

– Куда? – заорал ему вслед Ершов, но Пётр его не слышал. Он перебрался через насыпь и с криком: «Никита», побежал навстречу артиллерийским залпам.

Он ещё издали услышал стоны. Пётр побежал на эти звуки. Стоны становились всё явственнее. Он подбежал к воронке и с криком «Никита» скатился вниз. Никита стонал, зажимая руками окровавленную грудь. Глаза его были полузакрыты. Губы стали почти белыми.

– Сейчас, сейчас, потерпи, – Пётр сбросил свою шинель, быстро расстегнул пуговицы и снял мундир. Он тут же приложил мундир внутренней стороной к груди Никиты, потом приподнял его и затянул рукава мундира за его спиной. Затянул так сильно, как только мог.

– Это…Артур в меня стрелял… – раздался прерывистый шёпот.

Пётр замер.

– Артур выстрелил…себе в ногу…я увидел…поэтому он выстрелил в меня…я говорю чтобы ты знал…Пётр не трогай его…пусть живёт…мразь…пусть живёт…я прошу…не трогай его…обещай…обещай…

На глаза помимо воли наворачивались слёзы. Пётр вытер их рукавом рубашки и несколько раз кивнул.

– Просто знай…какая это мразь…но не трогай его, – снова прошептал Никита, – я хочу чтобы ты был счастлив…и ещё…Анна, – он закашлялся и сразу громко застонал.

В воронку скатился Семён. Пётр оглянулся на него. Тот без слов всё понял. Они вдвоём вытащили Никиту из воронки и понесли в сторону насыпи. Их сразу увидели свои. Они открыли огонь, по противнику прикрывая их отход.

Как только они перенесли Никиту через насыпь, его подхватили санитары. Никиту быстро перевязали, положили в повозку и повезли в лазарет, в Севастополе.

Вечером этого же дня, Ершов подошёл и положив руку на плечо Петра, сказал:

– Крепитесь! Никита Анчуков умер! Мне только что об этом сообщили!

В середине августа, Азанчеевых навестил Андрей Акатьев. Он почти вылечился. Только прихрамывал на правую ногу. Хромота осталась после ранения и на всю жизнь. Ольга Владимировна и Олег очень тепло приняли Андрея. Андрей недолго пробыл на войне, но впечатлений, суд по всему, хватила надолго. Сейчас на фронте наступило затишье. И это не могло не радовать.

Андрей рассказал, что начал работать вместе с родителем. Родитель его являлся поверенным лицом и вёл дела крупных промышленников.

– Знакомлюсь с новыми людьми, завожу связи. Работаю словом, – рассказывал Андрей за чашкой чая, – флота мне уже не видать. Так что, приходится на суше трудиться.

– Родитель ваш, наверное, как рад?! – спросила Ольга Владимировна.