Луи Бриньон - Павловский вальс

Андрей улыбнулся.

– Рад. Только и повторяет: Молодец. А если ещё и внуков мне подаришь, счастливым умру!

Ольга Владимировна и Олег рассмеялись. Правда, Олег сразу же перестал смеяться. И причиной тому стал укоризненный взгляд матери. Она ему повторяла те же слова несколько лет подряд, но Олег и не думал жениться.

– Как там, у Анчуковых? – спросил Олег.

– А как может быть? – тихо ответил Андрей, – плохо им. Родители ещё держатся, а вот Анна…всё время убивается по брату. И не думал даже, что она так сильно любила Никиту. Они всегда ссорились. Анна всё время повторяла, что терпеть его не может. А вот потеряла его и в себя прийти не может. Смотреть на неё невозможно. Да чего тут говорить…я сам никак не опомнюсь. Всегда думал, что из нас четверых, если и уцелеет, так только Никита. Никто не верил, что выдержит на флоте. В кадетах-то едва мог выдержать. А как попал на войну, сразу изменился. Вон и Артур говорит, геройски воевал Никита.

– Артур Астольц? – спросил Олег. Он знал друга Петра.

– Он самый. Неделю назад приехал. Его тоже в ногу ранило. Он уволился со службы после ранения. Не хочет больше служить. Говорит: не могу видеть, как мои друзья на войне погибают. Как приехал, так каждый день у Анчуковых. И помогает, и поддерживает. Я больше с Петром дружил, а он с Никитой. Вот такие дела.

Андрей замолчал, а потом засобирался идти.

– Останьтесь ещё немного, – попросила Ольга Владимировна.

– С радостью, да не могу. Дела ждут. Сообщите, как весточка от Петра придёт.

Откланявшись, Андрей ушёл.

– Зря мы не пошли! – подал голос Олег. – Следовало пособолезновать. Горе ведь.

– Я не могу туда пойти после всего, что случилось, – ответила Ольга Владимировна, – мне всей душой жаль Никиту, но это ничего не меняет в наших отношениях.

– Да, и правда, жаль Анну! – пробормотал Олег. – Он сел у камина и начал набивать трубку табаком. А потом затянулся и выпустив дым, добавил. – Хотя чего там жалеть. Не пошли, так не пошли.

Андрей был прав. Анна действительно находилась ужасном состояние. Она всегда относилась к Никите свысока, и даже с некоторым презрением. Но его смерть потрясла её до основания. До его гибели, Анна и не осознавала, что Никита был единственным человеком, которого она по-настоящему и всей душой любила.

Слёзы так и наворачивались на глаза. Анна сидела в своей комнате, у тумбы с зеркалом и не переставая плакала. В комнате появился Артур. Он бесшумно вошёл и так же бесшумно затворил за собой дверь. Потом опустился на колени рядом с Анной и с чувством прошептал:

– Анна, не плачьте! Вы разрываете мне сердце своим плачем! – он прижался губами к её руке. Потом ещё и ещё раз. Анна плакала, ничего не замечала. Артур развернул её руку и начала покрывать поцелуями ладонь и запястье. Потом он остановился и посмотрел на Анну. Анна была настолько поглощена горем, что ни на что не обращала внимания. Артур приподнял край платья и прижался губами к её ноге. Он поднимал платье всё выше и выше, и целовал ногу Анну. Его руки заскользили по бёдрам Анны. Она продолжала плакать и не останавливала его. Помедлив мгновение, Артур подхватил Анну на руки и покрывая поцелуями заплаканное лицо, понёс к кровати. Он уложил Анна на постель и впился в её шею страстным поцелуем. Анна застонала. Услышав стон, Артур совсем голову потерял. Он лёг на Анну и начал покрывать страстными поцелуями шею и плечи, а потом впился в её губы. Она извивалась перед ним и всё время шептала:

– Не надо, пожалуйста не надо, остановись, я люблю Петра… – Анна попыталась оттолкнуть Артура, но он убрал её руки и резко задрал платье.

Служанка несла поднос с графином воды в комнату Анны. Когда она открыла дверь, она увидела, как Артур раз за разом вторгается в Анну. Служанка сразу закрыла дверь ушла.

Артур тяжело дыша поднялся с постели и начал быстро одеваться.

– Ты мне омерзителен – равнодушно сказала Анна, – но всё равно приезжай в Павловск в субботу… вечером.

В конце августа, поступил общий приказ о переходе на северную сторону Большой бухты. Этот манёвр создавал водную преграду между русской армией и объединёнными армиями противников. Защитники Севастополя, в том числе и защитники второго бастиона, оставили свои позиции, предварительно взорвав всё, что они не смогли с собой забрать и то, что могло пригодиться противнику. Уже оттуда, с Большой бухты они с печалью смотрели, как топят остатки Черноморского флота.

Война приняла позиционный характер. Бомбардировки войск почти прекратились. Противник уже не имел возможности атаковать, хотя и сосредоточил огромные силы в Крыму. А с прекращением бомбардировок пошли слухи о скором мире. К этому всё и шло.

Вылазки в обе стороны продолжались с переменным успехом. Пётр не раз участвовал в таких вылазках. И почти всегда при нём находился Семён Постов. Он словно ангел-хранитель защищал Петра, следуя за ним везде и повсюду. Пётр молча принимал эту странную дружбу. Именно, дружбу. Он сдружился с Семёном, когда никто другой не желал с ним знаться. Семёна все презирали, хотя он десятки раз доказывал свою храбрость, порой совершая безрассудные поступки и подвергая опасности жизнь без особой надобности. Как ни странно, Пётр нуждался в Семёне. После того как убили Никиту, он никак не мог успокоиться. Его так и тянуло отправиться в Санкт-Петербург, найти Артура и убить его. Убить его, но не на дуэли, как поступил бы с любым другим человеком, а собственными руками. Пётр люто ненавидел Артура, но ещё больше уважал обещание данное Никите перед самой смертью. У него не оставалось ни одной возможности расправиться с Артуром. Но он не знал, сможет ли сдержаться, окажись они лицом к лицу. Поступок Артура находился за гранью даже самого мерзкой человеческой сущности. И тем страшнее должно стать наказание, – думал Пётр, – но снова вспоминал Никиту и снова призывал себя не поддаваться гневу. Эти мысли мучили его до тех самых пор, пока ему в голову не пришла простая, но весьма очевидная мысль. Он может найти любую причину и вызвать Артура на дуэль. А если Артур откажется, он будет преследовать его и открыто называть трусом. Ему не будет покоя. Никогда не будет. К чёрту Артура, – неожиданно разозлился на себя Пётр, – почему я не могу подумать об Анне? О моей милой, любимой Анне! С того раза она ни разу не написала мне, а я ведь ей писал так часто как только мог. Верно, до сих пор обижена на меня. Да и смерть Никиты…ничего, как только приеду в Санкт-Петербург, всё брошу и буду только рядом с ней. Надобно, отписать ей. С горем живёт.

Пётр сидел на каменном выступе, смотрел на море и звёздное небо. Смотрел и думал об Анне.

– Не помешаю?

Даже не оборачиваясь, Пётр знал, что это Семён. Он узнавал его голос из всех других. Голос Семёна всегда звучал одинаково виновато, так, словно просил прощения.

– Это правда? – неожиданно спросил у него Пётр.

Судя по напряжённому молчанию, Семён понял, что именно имел в виду Пётр.

– Правда!

– Как это случилось?

– Корабль подбили. Он начал тонуть. Я как капитан, должен был оставаться на судне до последнего. Но я испугался. Я спустил шлюпку, сел в неё и уплыл. Один уплыл. Экипаж уже находился в воде. Они кричали и протягивали руки ко мне. В нас продолжали стрелять. Я испугался, что снаряды попадут в шлюпку и я умру. Я уплыл один оставив умирать моих товарищей в холодной воде. Так всё и было.

– Ты не похож на труса! – только и сказал Петр, выслушав Семёна.

Сзади раздался мучительный голос:

– Я бы душу отдал за право вернуться в тот день. Как закрою глаза, так слышу, как они кричат, вижу, как они протягивают ко мне руки. Ни одного дня покоя не было с того дня. Что ни сделаю, ничего не помогает. Жизнь давно стала в тягость. Только и мучаю себя с утра до вечера. Не думал, даже убегая, что такие тяжкие пытки терпеть буду. Всё повторял, пусть рядовой, но живой. А сейчас только и думаю, пусть умер бы тогда на корабле. Всё же полегче бы стало.

– Тяжело когда тебя товарищи ненавидят!

– Правильно ненавидят. Но дело в них. От совести спасу нет. Она страшнее всего. Такие муки уготовит, что никто другой придумать не сможет. И рвёт тебя на куски, рвёт твою душу и сердце. Нет страшнее наказания, чем совесть. Не спасёшься от неё. Будешь корчиться в муках и смерти просить.

Пётр не понимал, о чём говорит ему Семён, но чувствовал его отчаяние. Ему хотелось помочь ему, но он не знал, как это сделать и можно ли помочь.