Прелестная Жоржетта все утро спала, а проснувшись и нырнув в бассейн, присоединялась к Лоуренсу. Как поняла Женевьева из обрывков разговоров, девушка разбиралась в океанических течениях, в поведении дна моря. В соответствии с этими сведениями участники готовившейся экспедиции строили свои планы.
Ричард Фуллер продолжал разыгрывать роль прожигателя жизни, интересующегося исключительно джином, девушками да еще блюдами, которые готовил Франсуа. Однако каждое утро Женевьева выгребала из его корзины кучи порванной и измятой бумаги; она также видела, как таяла стопка чистой бумаги на столе и как взамен ее появлялась новая. Американец работал в полную силу. С тем большим самозабвением отдавался он в свободные часы всему, что мог ему дать замок: плаванию, играм с Жоржеттой, катанию верхом (здесь компанию ему составляла Элеонора), музыке. Видимо, утренние визиты Женевьевы все же мешали ему, потому что на третье утро он попросил приходить попозже — как к Жоржетте. Фуллер явно чувствовал себя не в своей тарелке, когда просил об этом. Видно было, что ему нравится беседовать с Женевьевой, нравится ее общество. У них уже вошло в обычай, что днем он находил ее в парке и вел или к бассейну, или к замыкавшим долину скалам, с которых низвергался настоящий (а не искусственный, как в парке) водопад. Писатель быстро вычислил время, к которому Женевьева обычно уставала, и не отрывал ее в разгар занятий. Девушку вообще поражало, как быстро Ричард Фуллер разбирается в людях, в мотивах их поступков. Они подолгу беседовали. Чаще всего эти беседы переходили в яростные споры: Женевьеву раздражали некоторые высказывания американца, они казались ей циничными и мрачными, и она бросалась в спор, чтобы защитить все человечество или отдельных его представителей — например, Лоуренса Брэндшоу, графа Шарля или его дочь.
Элеонора де Руайе была, наверно, единственным человеком в замке, который вообще не замечал присутствия Женевьевы. Впрочем, графиня, кажется, не замечала и других людей — кроме тех, кто ее интересовал в данный момент.
Сейчас таким человеком, как легко можно было догадаться, был Лоуренс. Графиня постоянно дразнила его, издевалась над его игрой на загадочном японском кларнете, над его гимнастикой, его рассказами. Видно было, что она старается вывести англичанина из равновесия, открыть щель в броне невозмутимости, которая его окружала. Видимо, если бы это удалось, дальше в ход пошла бы другая тактика. Однако шел день за днем, а Лоуренс Брэндшоу оставался невозмутим и на все колкости графини либо отмалчивался, либо отвечал ей еще более ядовитыми, хотя безукоризненно вежливыми репликами.
— Вот увидите, — заявил Фуллер Женевьеве, — скоро она поймет, что сделала неверную ставку, и возьмется за кого-то другого. Графиню интересуют люди успеха. Ей нужны не деньги сами по себе, не богатство — хотя, как я догадываюсь, дела графа не слишком блестящи, иначе он бы не прилепился к затее Лоуренса — ее интересует именно успех. Элеонора принадлежит к породе женщин, которые ценят в мужчине не ум, не силу, не верность или надежность — нет, только славу, успех среди ему подобных. И надо же такому случиться — все трое гостей графа довольно известны, добились успеха, и все трое неженаты (хотя последнее обстоятельство для прекрасной Элеоноры, я полагаю, не так важно). Кто будет следующим, на кого падет выбор? Что-то заставляет меня полагать, что следующим буду я. Если так — это будет очень забавно. Уж я с ней наиграюсь!
Женевьеве (хотя графиня ей вовсе не нравилась) обвинения Фуллера казались несправедливыми.
— Что же плохого в том, что женщина ее внешности и положения стремится выйти замуж за интересного человека? — горячо возражала она американцу. — Я помню, как мы детьми приходили в замок; Элеонора тогда была почти нашей ровесницей, лишь немного старше. Она была так ласкова, внимательна! А как она чувствует музыку, как играет! Это незаурядный человек.
— О да, когда она готовится напасть на добычу, она великолепна, — издевательски поддакивал ей писатель. — Она прекрасна, как прекрасна приготовившаяся к прыжку пантера. Или львица. Кто из них вам больше по душе?
Хотя они часто спорили, иногда зло спорили, Женевьева всегда ждала прихода писателя. Одно только ее огорчало: поведение Доменика. Увидев Женевьеву, гуляющую и оживленно беседующую с Фуллером, Доменик стал сторониться ее. Он больше не подсаживался к ней на кухне с чашкой кофе, избегал встречаться с ней в парке. А ей хотелось поговорить с ним тоже. Все-таки Фуллер был много опытнее и старше ее, а в Доменике она чувствовала человека гораздо более близкого.
Поведение Доменика сделало Женевьеву совсем одинокой среди слуг. Жерар норовил отпустить по ее адресу какую-нибудь насмешку позлее, Катрин следовала его примеру, старый Гастон вообще держался особняком и был малоразговорчив. Доброжелательными и ровными оставались с девушкой лишь Франсуа и старая Эмилия.
Однако спустя неделю после ее приезда в замок произошел случай, который круто все изменил. Поздним вечером после прогулки по парку Женевьева возвращалась к себе во флигель, когда услышала за поворотом шум какой-то борьбы. Судя по звукам, там было несколько человек. Женевьева на секунду задержалась в нерешительности, но в этот момент она услышала возмущенный возглас:
— Да отстаньте же! Нет, говорю вам, я не хочу! Куда вы меня тащите?!
Это был голос Катрин. Не раздумывая больше, Женевьева поспешила туда. В свете далекого фонаря она увидела трех парней, которые тащили Катрин к выходу из парка. Вдали, в конце аллеи, виднелась машина. В одном из парней она узнала Жерара.
— Куда вы ее тащите?! — крикнула Женевьева. — Вы же видите — девушка не хочет идти с вами!
Троица остановилась, опешив от неожиданности. Парни, видимо, не рассчитывали быть обнаруженными. Однако, убедившись, что перед ними слабая девушка, такая же, как их жертва, они осмелели.
— Это что за чудо? — спросил один из них у Жерара. — Она не из гостей графа?
— Какая там гостья! Это такая же горничная! — почти закричал Жерар. — Только она у нас не простая — с дипломом! Представляете, парни: бакалавр со шваброй! А уж нос воротит, куда нам до нее. Ну что, детка, — похабно ухмыляясь, он шагнул к Женевьеве, — ты, я вижу, не прочь с нами поразвлечься. Для этого и пришла ночью так далеко в парк. Верно, парни? Прихватим девочку с собой?
— Девки с дипломом у меня еще не было, — согласился один и попытался схватить Женевьеву.
— Только попробуйте! — выкрикнула она, встав перед тремя подонками. — Попробуйте — и вы пожалеете!
Парни не ожидали такого отпора и слегка растерялись. В нерешительности был и Жерар. Возможно, у него мелькнула мысль, что у девушки здесь назначено свидание с кем-то из гостей графа — так или иначе, он теперь явно не спешил лезть вперед.
Неизвестно, сколько продлилась бы нерешительность негодяев — вряд ли долго. Скорее всего, поняв, что девушка может им противопоставить только силу своего характера, они бы вновь набросились на нее. Но тут, к счастью для обеих девушек, в аллее внезапно появился Доменик.
Видимо, он возвращался из теплицы, потому что в руках у него был садовый нож. Доменик мгновенно понял, что здесь происходит. Спокойно подойдя к топчущимся в нерешительности парням, он сказал Жерару:
— Ты же знаешь: граф не любит, когда в парке бывают посторонние. Тем более и час поздний. Так что проводи своих гостей, Жерар, и пожелай им спокойной ночи.
— Как бы она не стала для тебя слишком спокойной — ты, умник, — зло произнес один из парней, который все еще крепко держал Катрин.
В ответ Доменик, не говоря ни слова, круто развернулся и ударил говорившего рукояткой ножа в шею. Парень выпучил глаза, отпустил девушку и обеими руками схватился за горло. Второй “гость” бросился было на Доменика, но тот повернулся к нему, готовый отразить нападение — нож он теперь держал острием вперед.
— Думаете, я не видел таких шакалов, как вы?! — процедил он сквозь зубы. — Убирайтесь сами, не то я вам помогу!
Катрин, освободившись от объятий парня, бросилась к Женевьеве и ухватилась за нее. Девушка вся дрожала. Женевьева заметила, что ее блузка разорвана.
Парень, которого ударил Доменик, не мог стоять и сел на землю. Жерар топтался в нерешительности. Видно было, что теперь ему хочется поскорее смыться отсюда. Третий из нападавших понял, что соотношение сил изменилось. Драться один на один ему явно не хотелось.