Женевьева частенько слышала от своей подруги — теперь она считала Шарлотту именно подругой — тирады по адресу англичанина. И тем не менее Шарлотта продолжала им интересоваться и присутствовала на его утренних занятиях гимнастикой. Когда Женевьева поинтересовалась, почему Шарлотта проводит там так много времени, та призналась, что задумала изваять Лоуренса Брэндшоу.
— Разумеется, это будет не вполне реалистическое изображение, — объяснила она. — Даже совсем не реалистическое. Возможно, оно не очень будет походить на сэра Лоуренса, каким его видят окружающие. Я его вижу другим...
Каким — Шарлотта не сказала, но пригласила Женевьеву поприсутствовать на одном из занятий англичанина — он не будет возражать. На следующее утро девушки направились в дальний конец парка. Лоуренс уже был там. Когда девушки появились на поляне, он молча кивнул им и продолжил заниматься своим делом. Вначале шли упражнения с чашей, полной воды, с палкой — плавные, скользящие движения. Затем кладоискатель перешел к другой части утреннего цикла. Последовала серия молниеносных разящих ударов по невидимому противнику, акробатических прыжков. Завершила все одна из поз йоги.
— Какая гибкость! — в восхищении прошептала Шарлотта. — Какое слияние с природой! Но вот душа... Я не чувствую ее.
— Ну что, мадмуазель, скоро ли я увижу себя в облике одного из ваших чудищ? — весело спросил Лоуренс, подойдя к ним. Женевьева отметила, что сейчас он выглядел не таким недоступным и отрешенным, как обычно.
— Мне чего-то не хватает, — призналась Шарлотта. — Мне нужно что-то еще знать о вас.
— О, я весь открыт! — заявил англичанин. — А хотите, я приглашу вас к себе, покажу кое-что из своих находок, расскажу о том, что видел?
Девушки охотно согласились, и они вместе направились в комнату Лоуренса Брэндшоу. Женевьева уже не раз бывала здесь и успела немного привыкнуть к сказочным маскам на стенах, к макету галеона (теперь она уже знала его название — “Сан-Себастьян”); Шарлотта же была здесь впервые. Лоуренс устроил настоящую экскурсию, как в музее, рассказывая историю каждой маски. Затем он увлекся, достал из шкафа найденные на дне океана старинные ожерелья, монеты, рассказал об экспедициях за сокровищами. Женевьева чувствовала, что Лоуренс кое о чем умалчивает — было бы странным, если бы он поступил иначе — но все равно рассказ получился захватывающим. В нем были истории об акулах, преследующих пловцов, и о других акулах — пиратах Больших Антильских островов, о кубинских и гаитянских полицейских, алчных и жестоких — попасть к ним в лапы было все равно, что попасть в пасть к акуле.
Затем Лоуренс заговорил о другом — о красоте моря. О багровых закатах, предвещающих ураган, о грозных волнах, грозящих опрокинуть даже самое крепкое судно, и об удивительном подводном мире — мире безмолвия. Кораллы, среди которых прячутся не только прекрасные, словно усеянные драгоценными камнями иглобрюхи, фантастические рыбы-ангелы, но и грозные мурены.
— Ты еще расскажи про нашего ручного групера, как мы его кормили с рук, — раздался неожиданно голос у них за спиной. Обернувшись, девушки увидели Жоржетту. Видимо, она уже некоторое время находилась в комнате и тихо, не выдавая своего присутствия, слушала рассказ Лоуренса.
— Да, верно, в Индийском океане к нам привязался групер — это такая рыбина величиной с человека, с устрашающей пастью, — подтвердил ее слова Брэндшоу. — Вначале он просто плавал вокруг нас, когда мы работали на дне. А когда одному из наших аквалангистов вздумалось кинуть ему кусок мяса, он пристал к нам словно собачонка.
— А помнишь, мы искали в Красном море шебеку арабского шейха? — подхватила Жоржетта. — Мы плавали рядом с коралловым рифом. Какое фантастическое зрелище! Никакой земной парк не сравнится с ним. Рыбы и растения всех оттенков, всех форм — наше воображение не в силах придумать таких. Разве что “сесть на иглу”...
Жоржетта задумалась, вспоминая стоящее перед ее мысленным взором зрелище. Женевьева еще не видела ее такой. Она привыкла видеть Жоржетту всегда приземленной, прозаической; казалось, ее заботит лишь одно — как подольше поплавать в бассейне да поиграть в волейбол с Фуллером. К тому же Женевьеву несколько раздражало стремление девушки постоянно подчеркивать свое хорошее сложение, ходить полуобнаженной или в вызывающе коротких платьях. На ней и сейчас была коротенькая белая юбочка, подчеркивающая ее прекрасный загар, да такой же белый топ. Но теперь перед Женевьевой стояла мечтательная, воодушевленная девушка, лицо которой было озарено воспоминаниями о красоте, увиденной ею на дне моря. И Женевьева позавидовала Жоржетте. Ведь у нее было что-то свое, чего нет у других, что делает ее неповторимой — подводный мир, в котором она не только была, но и работала, путешествия. А что может вспомнить она, Женевьева? Детство? Годы учебы? А стремление Жоржетты иметь на себе минимум одежды... Может, это тоже связано с морем, с водной стихией? В вечернем платье плавать не станешь...
В этот момент Женевьева перехватила взгляд Лоуренса, обращенный на Жоржетту. И она вновь подумала, как можно ошибиться, доверившись первому впечатлению и лишь на его основании составляя мнение о человеке. Лоуренс уже несколько раз в этот день удивлял ее, доказывая, что вовсе не является таким бесчувственным, как кажется. Вот и сейчас в его взгляде сквозило подлинное чувство. Но это не было восхищение или любование, с каким смотрят на любимую девушку. Скорее, это был теплый поощряющий взгляд, с каким взрослый человек смотрит на увлеченного игрой ребенка. “Они не ровня, — мелькнуло в голове Женевьевы. — Может быть, он даже не любит... Но он к ней привязан... ”
Жоржетта и Лоуренс еще какое-то время рассказывали уже вдвоем о своих приключениях на морском дне. Затем девушка воскликнула:
— Нет, я так не могу! Когда я вспоминаю море, мне обязательно нужно поплавать! Пойдемте в бассейн! — и, уже обращаясь к Лоуренсу, она заметила:
— Я, собственно, и зашла, чтобы позвать тебя. Я и не знала, что ты проводишь такую экскурсию. Вы как-нибудь загляните ко мне — мне тоже есть что показать, хотя, конечно, и не такое замечательное, как у Лоуренса, — обратилась она уже к Шарлотте и Женевьеве.
Когда они спустились к бассейну, то увидели там лежащую на настиле пару. Это были Фуллер и Элеонора, которые о чем-то оживленно беседовали.
— О, какая компания! — воскликнул Фуллер, увидев подходящих. — Мисс Элеонора доказывает мне преимущества верховой езды и приглашает на поездку верхом, а я ей рассказываю о прелести горных прогулок. А вы о чем беседовали? — спросил писатель, с любопытством глядя на подошедших. Действительно, подумала Женевьева, их компания выглядит необычно, и Фуллер должен был это отметить.
— Мистер Брэндшоу показывал нам свою коллекцию и рассказывал о своих путешествиях, — объяснила она, вызвав еще большее любопытство американца.
Он принялся расспрашивать, однако Жоржетте, да и Женевьеве, не терпелось искупаться, и они отправились в бассейн. А когда вынырнули, разговор уже шел о другом — об обычаях разных народов, в частности, о любовных играх и обрядах. Направлял разговор, как заметила Женевьева, в основном Фуллер — видимо, его живо интересовал этот вопрос. Женевьева уже давно заметила, что американца интересует все относящееся к физической стороне любви. Вряд ли его можно было назвать сексуально озабоченным — скорее, решила девушка, это требовалось для новой книги, над которой он, по всей видимости, работал.
Лоуренс рассказал о некоторых весьма экзотических с точки зрения европейца обычаях индейцев бассейна Ориноко, а также креолов и мулатов с Малых Антильских островов.
— С нашей точки зрения их брак выглядит чистейшим развратом и царством похоти, — заключил англичанин. — Однако если взглянуть на наше сексуальное поведение (по крайней мере, предписанное, официальное) их глазами, то оно будет выглядеть совершенно диким и неестественным. Судить о том, что естественно, а что неестественно, вообще довольно сложно.
— Да, ведь и у нас есть обычаи, весьма похожие на забавы ваших туземцев, — заметил Фуллер. — Например, групповой секс.
— Да, — согласился Лоуренс, — и среди молодежи он достаточно распространен. Жоржетта могла бы кое-что об этом рассказать.
— О, если бы мадмуазель Ласурс могла бы поделиться с нами... — искательно проговорил американец.
— Почему бы и нет, если вам это интересно, — сказала Жоржетта, переворачиваясь на спину, чтобы ей было удобнее рассказывать — а может, чтобы слушатели могли еще раз оценить ее красоту, подчеркнутую изящным “бикини”. — Ничего особенного не было. Просто, когда я училась в Марселе, у нас сложилась такая дружная компания, и кому-то пришло в голову сблизиться еще больше. У родителей одного из наших товарищей была большая вилла, которая часто оставалась свободной. Там мы и собирались. Обычно съезжались к вечеру. Все старались красивее одеться и тщательно подбирали белье; парни обычно надевали плавки.