— Мадмуазель любит поспать, — продолжил свою информацию Брэндшоу. — Так что вы напрасно будете сейчас стучаться — она встает не раньше половины одиннадцатого. Вы сможете убрать ее комнату позже — именно так поступала горничная, которая работала до вас. А вот комнату мадмуазель Жерве убирать можно — она, как и господин Вернон, ушла работать.
Женевьева так и поступила. Открыв комнату мадмуазель Жерве (как она поняла, это была та самая хрупкая девушка, которую она видела возле замка вместе с графом), девушка остановилась в удивлении. Много странного досталось ей увидеть в это утро! Жилище мадмуазели Жерве состояло из двух комнат. Первая не представляла собой ничего особенного, но зато вторая... Она была уставлена столами, верстаками, низкими столиками. И повсюду — на столах, прямо на полу — находились странные, причудливые фигуры. Здесь были гномы, феи, лесные волшебники, были и бюсты нормальных людей. Женевьева узнала головы графа и его дочери. Так вот кем была мадмуазель Жерве — скульптором! Кроме скульптур, Женевьева заметила в комнате и картины. Некоторые из них, как видно, принадлежали месье Вернону, другие написала мадмуазель Жерве. Женевьева, как зачарованная, бродила по мастерской, совершенно забыв о том, ради чего пришла сюда. Из оцепенения ее вывел женский голос, спросивший:
— Я вижу, вам понравилось?
Женевьева обернулась и увидела хозяйку мастерской. Она в восхищении смотрела на эту молодую еще девушку, создавшую своими руками этот чудесный мир. Она не знала, что сказать. Наконец она выпалила первое, что пришло в голову:
— Я пришла убираться, но... Это так красиво, так замечательно! Я не могу оторваться. Можно, я еще буду сюда приходить?
— Ну, вам так и так придется сюда приходить каждое утро, — заметила скульптор. Видно было, что мадмуазель Жерве польщена тем впечатлением, которое ее работы произвели на Женевьеву.
— Да, конечно, — поспешно согласилась Женевьева, — но я имела в виду другое: чтобы просто прийти и посмотреть... Эти несколько минут — разве этого хватит? Скажите, — спохватилась она, — я видела в парке, где водопад, там тоже скульптуры — это не ваши?
— Мои, — призналась мадмуазель Жерве. — Я рада, что они вам так понравились. Конечно, вы можете приходить сюда, когда вам захочется. По правде сказать, мало кто еще хвалил мои работы. Месье Вернон, правда — его мнение для меня очень важно. Да, мы еще толком не познакомились. Вас ведь зовут Женевьева, так? А меня Шарлотта, Шарлотта Жерве. Только, умоляю, не называй меня “мадмуазели Жерве”, называй просто Шарлоттой.
В ответ Женевьева могла только с благодарностью улыбнуться. В это время со двора донесся гудок. Женевьева взглянула на часы. Уже одиннадцатый час! Это пришла машина из города, и ее ждут. А она еще и не начинала убираться. Что делать?
Шарлотта заметила ее растерянность и поняла ее причину.
— Я тебе помогу, — решительно сказала она. — Давай быстро соберем постель. Вот так. Теперь давай мне свежее белье, я застелю сама.
— Но я должна... — попыталась протестовать Женевьева. — Мне неудобно...
— Что же тут неудобного? — удивилась Шарлотта. — Немного помочь человеку — по-моему, это всегда удобно. Беги!
Женевьева последовала ее призыву. На лестнице она столкнулась с Эмилией.
— Что, не успела? — спросила домоправительница. К удивлению Женевьевы, голос у нее был совсем не строгий. — Сколько комнат осталось?
— Одна, этой девушки... да, мадмуазель Ласурс. Мне сказали...
— Да, она любит поспать, ее комнату всегда убирают позже. А остальное все успела? Ну, ты молодец. Девушка, которая работала здесь до тебя, успела все убрать лишь на третий день. Ну, беги, сдай белье на машину.
Сдав белье и отнеся свежий комплект к себе в комнату, Женевьева отправилась на кухню. Франсуа уже разливал кофе. На кухне сидели Катрин и Жерар, которые о чем-то переговаривались. При появлении Женевьевы оба насмешливо улыбнулись и замолчали. Женевьева заметила, что Франсуа неодобрительно покачал головой, но не поняла, к чему относится его неодобрение: к тому, что говорили эти двое, или к ее появлению. Поздоровавшись со всеми, Женевьева приняла из рук Франсуа чашку ароматного кофе и тоже села за стол. Смутить ее было трудно — пусть судачат о ней сколько угодно (а она была убеждена, что Катрин с Жераром говорили именно о ней). Однако чувствовала она себя все равно не слишком уютно. Ее так и подмывало встать и уйти пить кофе в свою комнату. Однако она знала, что делать этого нельзя — это значило признать, что насмешка ее ранит, что может дать повод к еще более злым насмешкам. Кроме того, это значило обидеть Франсуа — а она еще не знала, как он к ней относится. Во всяком случае, Женевьева чувствовала себя не в своей тарелке и поэтому очень обрадовалась, когда в кухню вошел Доменик. Он кивнул Катрин и Жерару, поздоровался с Франсуа, взял кофе и сел напротив Женевьевы.
— Доброе утро, — сказал он. — Ну, как первые впечатления? Были в мастерской?
— Вы имеете в виду комнату мадмуазели Жерве? Да, конечно, я была там и в комнате месье Вернона.
— Ну, мэтр обычно работает в специальной мастерской — вон там, за флигелем. И как, понравилось?
— Очень! — призналась Женевьева. — А вам разве не нравится то, что делает мадмуазель?
— Почему же? Нравится. Только... Ладно, поговорим об этом позже. Когда увидите месье Вернона, попросите разрешения осмотреть его мастерскую — он разрешит. Ну, я пошел работать, — с этими словами Доменик встал и направился к двери.
Женевьеве так о многом хотелось с ним поговорить... Однако она не решилась на глазах у всех присутствовавших остановить его, спросить, где он будет работать, что делать. Поблагодарив Франсуа, Женевьева направилась в свою комнату. Теперь до обеда у нее свободное время. Нечего откладывать — надо начать заниматься сегодня же! Она выбрала три книги — Хейзинги, Поппера и Фромма[7]. Нагрузившись таким образом, она вышла в парк. Походив по аллеям, Женевьева выбрала укромное местечко под развесистым платаном и открыла самый толстый и трудный том.
Спустя час, когда ей стала ясна оборотная сторона учения Платона (надо же, в лицее она думала о нем гораздо лучше!) и опасность, которую он нес свободе[8], ей помешали продолжить учебу.
— Какое поучительное зрелище! — услышала она знакомый голос. — Юная леди не предается праздным утехам, а прилежно занимается. Что читаете?
Подняв голову, Женевьева увидела Ричадра Фуллера. Знаменитый писатель был в одних шортах и тяжело переводил дыхание. Видно было, что он бежал и только что остановился. Женевьева протянула ему книгу.
— Ого! — воскликнул Фуллер. — Я-то думал, это будет Стаут или Гарднер, а это сэр Карл! Однако... вы бледны! Да-да, не отпирайтесь — вы бледны. И эта синева... Я имею в виду синеву на губах. Это определенно плохой признак. Я ясно вижу, что вы переутомлены. Принимать такие книги юным леди можно лишь в малых дозах, точно определенных врачом. У вас есть врач?
— Пока что я вижу, мистер Фуллер, что вы хотели бы взять эту роль на себя, — заметила Женевьева.
— Приходится, юная леди, поневоле приходится. Нет, вы явно переутомились. Я должен предписать вам самый строгий режим. Вам надлежит незамедлительно отправиться в бассейн. В противном случае я не отвечаю за последствия. Вам грозят страшные болезни. А вы видели здешний бассейн? Нет? Ну так я вам скажу, что вы ничего тут не видели! Идемте со мной, юная леди, и я открою вам это чудное местечко, в котором вы излечитесь от излишней учености. Идемте, идемте! — воскликнул Фуллер, заметив, что Женевьева колеблется. — В такую прекрасную погоду просто грех разок не окунуться. Успеете еще насидеться за учебниками. К тому же вы сможете оказать помощь ближнему, то есть мне, как то предписывает устав “Ордена Иисуса” — вы ведь верная католичка, не правда ли?
— Во-первых, мистер Фуллер, я окончила вполне светский лицей — хотя я действительно католичка, если это вас интересует. А во-вторых...
— Что же “во-вторых”? Какие-нибудь принципы? Запреты родителей? Непреодолимые табу?
— А во-вторых, у меня нет с собой купальника! — выдержав паузу, трагическим голосом закончила Женевьева.
— Ну так отправляйся за ним, несчастная! — воскликнул Фуллер — не то на манер короля Лира, не то герцога Эгмонта. — А я буду ждать тебя у бассейна.
— А как я его потом найду? — покачала головой Женевьева. — Нет, мистер Фуллер, придется вам меня проводить — если вы действительно намерены показать мне этот чудесный бассейн.