Но в тот миг Сергей мог думать лишь о том, что Эсфирь жива. Ему стало так радостно, что захотелось рассмеяться. Сейчас главным было то, что он снова увидит жену, и по сравнению с этим ее арест казался не столь важным.

— Спасибо тебе, Яшка! Спасибо! Слава Богу, я теперь знаю, где она. Я немедленно иду туда. Объясню, что ее арестовали по ошибке.

Яков ответил не сразу. Он снял пенсне и стал медленно его протирать. Потом, взглянув на Сергея, долго прилаживал стеклышки к переносице.

— Знаешь, Серега, все сложилось так, что я бы на твоем месте… уехал из Петрограда.

— Яшка, ты что, рехнулся? Эсфирь в тюрьме, Надя только что родила, а ты советуешь мне уехать из Петрограда?

Яков кивнул.

— Да. Советую. Невозможно предсказать, что взбредет в голову красногвардейцам. Они сегодня говорят одно, а завтра — другое. И человеческая жизнь для них ничего не значит, ты сам это видел. И смерть тоже вообще ничего не значит! — Яков покачал головой и печально усмехнулся. — Не за такую революцию мы боролись, верно, дружище?

Сергей ударил кулаком о ладонь.

— Люди озверели.

— Они, если видят хотя бы малейшую связь с дворянами, сразу с ума сходят. Им оказалось достаточно узнать, что твой отец был семейным врачом Персиянцевых, чтобы… Теперь вся твоя семья под подозрением.

— Но я сам никак не связан с Персиянцевыми! Я в их дворце появился один-единственный раз, когда мне было девять лет!

— Они все равно посчитают тебя виноватым. К тому же разве за твоей сестрой не ухаживал одно время молодой граф Персиянцев?

У Сергея от злости в глазах помутилось.

— Как ты можешь? Кто тебе это сказал?

Яков поднял руки, как будто защищаясь.

— Тише, Сергей! Что тут такого? Просто я раз или два видел их вместе гуляющими по Летнему саду.

Сергей с трудом заставил себя успокоиться.

— Кто вспомнит об этом невинном романе через столько лет?

— Кто знает, насколько невинном! Большевики уж точно так не посчитают. Слуги, знаешь ли, тоже молчать не будут. Хочешь не хочешь, а фамилия Персиянцевых бросает на тебя тень. Кроме того, рано или поздно большевики обратят внимание и на стихи твоей сестры — те, что печатались, — и наверняка найдут там что-то антиреволюционное. Я просто предупреждаю тебя, чтобы в любую минуту ты был готов уехать из города. Если что, я, конечно, постараюсь предупредить тебя, но, сам понимаешь, обещать ничего не могу.

Положив одну руку Якову на плечо, Сергей протянул ему вторую.

— Я знаю, Яшка, ты хочешь помочь. Спасибо за предупреждение. Но я не могу уехать, не попытавшись вытащить Эсфирь из тюрьмы.

Яков сложил губы в трубочку и несколько раз кивнул.

— Понимаю, понимаю. Только знаешь, иногда больше мужества требуется не для того, чтобы лезть на рожон, а для того, чтобы повести себя как трус. Самое главное, что тебе идти в «Кресты» опасно. Если Эсфирь там допрашивают, ты, явившись туда, сделаешь только хуже.

Яков покачал головой, потом развернулся и двинулся к двери, но, взявшись за ручку, остановился.

— Беги из Петрограда, Серега, пока можешь…

Почти всю ночь Сергей не спал, мучительно размышляя над словами Якова. Конечно, он знал о беззаконии, которое творилось на улицах, но отказывался верить в то, что оно может коснуться и его. Он был убежден, что своей преданностью делу революции заслужил неприкосновенность. Ему никогда не приходило в голову, что связь отца с Персиянцевыми может обернуться против их семьи. И все же Сергей верил, что Эсфирь освободят, как только узнают о ее активной большевистской деятельности. Яков сгустил краски, преувеличивая опасность.

Не зная покоя, Сергей дожидался утра, разрабатывая план действий. Он обдумывал каждое слово, которое произнесет в тюрьме.

Утром за завтраком Надя расплакалась.

— Извини, Сережа, я знаю, тебе это неприятно, но я не могу не думать о том, что с Эсфирью случилось что-то ужасное. Господи, где же она? Уже прошли две ночи и день, а от нее ничего нет — ни записки, ни звонка. Ты не спрашивал в редакции?

Видя мучения сестры, Сергей понял, что больше не сможет скрывать правду. Взяв ее за руки, он сказал:

— Наденька, вчера, когда ты спала, приходил Яков. Он рассказал, что Эсфирь увезли в «Кресты» на допрос. — После недолгого колебания он рассказал за что.

Надя ахнула и уткнула лицо в ладони.

Сергей продолжил:

— Яков настаивает на том, что мы не должны ничего предпринимать, чтобы нас не заподозрили в связях с Персиянцевыми. Говорит, что нам нужно уезжать из Петрограда, потому как нам самим грозит опасность. Красногвардейцы хотят крови, и они не пощадят никого, кто имеет хоть какое-то отношение к аристократам, даже самое отдаленное.

Надя подняла голову и изумленно посмотрела на брата.

— Уехать из Петрограда? Он, наверное, шутит. Куда нам ехать? Да и сейчас это исключено. Когда Эсфирь освободят, еще можно будет подумать.

Надя наклонилась над столом и положила ладонь на руку Сергея.

— Как мы можем помочь ей? Нужно еще раз с Яковом поговорить. Может быть, он знает кого-то, кто связан с тюремным начальством. Ведь нужно-то всего лишь устранить недоразумение.

Сергей встал.

— Наденька, Яков итак рисковал, когда пришел к нам вчера. Шляпины боятся, что их увидят с нами. Вот так, сестренка, мы за один день превратились в изгоев. Я иду в тюрьму. Сам попробую освободить Эсфирь. Без нее мы не можем уехать. Но Яков был прав. Мы должны быть к этому готовы.

— Но куда нам ехать?! — воскликнула Надя.

Сергей махнул рукой.

— Понятия не имею, Надя. Нужно будет подумать. Я знаю лишь одно: на Запад нам не прорваться — слишком поздно. Но есть Урал, а за ним Сибирь. Мы можем затеряться там и, если повезет, переждать, пока закончится это безумие.

— О, Сережа, что с нами происходит? Все так сразу навалилось…

— Знаю, знаю, но мы должны быть сильными. Нам придется быть сильными.

— Сереженька, умоляю, будь осторожен в «Крестах». Ты же знаешь, ласковый теленок двух маток сосет. Единственный способ чего-то добиться от этих людей — сдерживаться и забыть на время о своей гордости.

— Я все сделаю правильно — слишком многое поставлено на кон.

— Подожди! Не иди пока. Вечером, когда начнет темнеть. Тебе, если придется убегать от них, будет проще скрыться.

Сергей обнял сестру. Поддавшись сначала чувствам, теперь она изо всех сил старалась собраться с духом, и это не укрылось от него. Быть может, Надя думает о мелочах, чтобы как-то отгородиться от чудовищной беды, которая свалилась на них именно в то время, когда ей нужны силы для малышки Кати.

Да, самое меньшее, что он мог для нее сейчас сделать, — это быть осторожнее. Слава Богу, дни в это время года короткие. Долго ждать не придется, скоро дневной свет посереет, и можно будет выйти из дома.


Здание тюрьмы имело мрачный и зловещий вид. У ворот Сергей попросил провести его к тюремному начальнику, но вместо этого Ефимова отвели в небольшой кабинет, где какой-то рахитичный мужчина просматривал разложенные на столе бумаги.

Услышав шаги, он поднял голову и нервным, гнусавым голосом крикнул:

— Да? В чем дело?

— Товарищ Розен, к вам гражданин Ефимов, — ответил солдат, который сопровождал Сергея.

«Розен! — пронеслось в мозгу Сергея. — Еврей! Может, он посочувствует еврейской девушке, когда убедится в ее невиновности?»

— Что у вас? У меня нет времени.

Хитрые темные глаза мужчины метались по комнате, но взгляд ни разу не устремился на Сергея. Набравшись смелости, тот объяснил свое дело.

— …поэтому, товарищ Розен, — закончил он, пытаясь придать голосу убедительности, — моя жена, пережившая погром во времена царского режима, меньше чем кто бы то ни было может быть связана с дворянской семьей и тем более не заслуживает того, чтобы ее привозили сюда.

— Это если она у нас. Что ж, оставьте свой номер телефона, и я разберусь.

— Я уверен, ее имя есть в ваших списках. Эсфирь Ефимова. Эсфирь, — повторил он, подчеркивая интонацией еврейское имя, но мужчина прервал его.

— Да, да! Я же сказал, оставьте номер телефона, и вам сообщат.

Тут терпение Сергея не выдержало.