Мужчина покачал головой, потер лоб, потом закончил свой рассказ.

— Вот тогда он понял всё. Этот глупый человек понял, что ушел искать какую-то незнакомку, которая подарит ему счастье, по всему миру, а она всегда была здесь. И тот счастливец, которого она любила, это был он. Просто он был слеп, безнадежно слеп, и не видел ничего дальше своего носа…

Майя слушала его вольную интерпретацию старинной легендызадумчиво, молча. Не желая определять, что за чувства он в ней вызывает, удивляясь, откуда этот увалень слова такие поэтичные знает.

— И как же закончилась эта история? — спросил Сергей.

Влад вскинул взгляд на сына:

— Лаодика не захотела его принять. А он с тех пор приходил к ее дому каждый день, в надежде вымолить прощение.

— Ндааа… очень жизненно… — съязвил сын.

— И как, по-твоему, можно простить этого глупца? — спросил отец.

— Не знаю, это дело той девушки, Лаодики.

— Тогда пусть Лаодика и решит его судьбу.

Влад встал, склонил голову, попрощался и ушел. Майя заперла за ним дверь, а Сергей остался сидеть в кухне. Хоть и не хотелось этого признавать, но он понял одно, простить или не простить этого человека, который его отец, вправе только мать. Потому что перед ней он виноват. А значит, ему не надо в их отношения вмешиваться. Мама Майя должна сама принять решение. И странным образом, эта старая легенда заставила его увидеть своего отца с другой стороны. Не как бездумного и бессердечного пользователя, срывающего цветы жизни, а человека, совершившего когда-то ужасную ошибку и теперь мучимого раскаянием.

И тогда он решил, что будет с отцом общаться. Конечно, о «братании» речь не шла. Но здороваться будет.

Глава 17

Как ей это удалось, каких усилий стоило, неизвестно. Только Эмма Беспольская поступила в этом году на мехмат. В NN Университет.

Когда она только заикнулась об том, что хочет там учиться, у Нелли челюсть отвалилась. Да и папа Алекс был ошарашен, а потом проникся гордостью за свое дитя. Мама Нелли тоже, когда первоначальный шок прошел, произвела элементарные подсчеты и пришла к выводу, что это весьма выгодно и экономически целесообразно. Так как учиться в России гораздо дешевле, а качество обучения… Беспольские прекрасно знали, что бы там во всем мире про наше российское образование не говорили, оно и правда высшее, потому что высшее.

Так что пусть девочка пробует, решила семья. Жить есть где, деньги найдутся. А подтвердить свой диплом в Штатах будет не так уж трудно, тем более, что она американка. Засели за подготовку, папа напряг пупок, кое-что с институтских времен еще помнил, а значит, был порох в пороховницах!

Вот так появилась в тот год на мехмате студентка-иностранка.

Стоит ли говорить, что господин Рудинский был потрясен, когда снова ее увидел. А потом слегка невзлюбил. Решил, что надо спесь посбивать с этой дерзкой девчонки, которая смеет на него вызывающе смотреть и нагло улыбаться.

А вот Майя Михайловна обрадовалась дочке Беспольского и даже взяла ее под свою защиту. В смысле от Филиппа Павловича, который все норовил поставить «незнайку» на место.

* * *

С начала семестра прошло больше двух месяцев. В расписании было окно, Майя Сухова пригласила Рудинского посидеть в пустой аудитории. Потому как назрели вопросы для совместного анализа. Тот с готовностью откликнулся, ему и самому надо было поделиться массой впечатлений.

Потому что это только с виду Филя Рудинский являл собой «безжизненную каменистую пустыню», на которую девушкам нечего бросать томные взгляды в надежде узреть там цветы любви. На самом деле это был слегка присыпанный пеплом огнедышащий вулкан. Но только вулкан просыпался и реагировал (совсем как пещера Али-бабы на «сим-сим») исключительно при имени Эммы Беспольской.

Взяли по пластиковому стаканчику кофе и по шоколадке, как обычно. Присели в верхнем ряду. На сей раз, очередь признаваться первым принадлежала Филиппу.

— Филипп, что там у вас происходит, что прикопался к девчонке?

— Я? Я прикопался? Да она… Она знаешь что выкинула?

— Ничего я не знаю. За ней никаких нарушений не числится. Не знаю, о чем ты.

Он возмущенно затряс головой и воздел руки к небу:

— Конечно! Естественно! Я все выдумываю.

Майя выжидающе улыбнулась, похоже, сейчас начнутся откровения.

— На той неделе. Она меня заперла в аудитории.

— Что?

— Да! После последней пары.

— Ай, ай, ай… И вы, батенька, так и сидели до утра?

Он скривился:

— Издеваешься?!

— Что ты, как можно? — а у самой улыбка до ушей.

— Издеваешься, — он покивал, — Нет. Я не сидел там до утра. Сама же потом и выпустила.

Майя хохотала в полный голос.

— Но ничего, я ей отомстил. Ага.

— Да?

— Вчера. Запер ее после пар в пустой аудитории.

— Какая жестокость…

Тут он добавил, хищно и победно сверкая глазами:

— Изнутри.

— Что?

— Что-что… Заперся я с ней…

— И…?

Вид у господина Рудинского был мечтательно-сыто-ностальгический, а глаза подернулись поволокой. На что Майя решительно качнула головой и сказала:

— Ну, я смотрю, тебе мои советы не требуются. Анализировать тут просто нечего. Но ты смотри, чтобы девчонку не обижал!

— Майя! Вот только глупости не надо говорить!

— Ладно-ладно. Тристан ты наш, с Изольдой… — фирменная ехидная улыбка.

— Майка… Знаешь… Я никогда не думал, что это так… так…

Майя только рукой махнула.

— Расцвел кактус!

Он грозно свел брови, а потом рассмеялся вместе с ней.

— Ладно, Майка. Мне косточки перемыли. Скажи лучше, как у тебя?

— У меня…

Она на какое-то время ушла в свои мысли, и мысли, очевидно, не были неприятными, потому что женщина улыбалась.

* * *

С тех пор, как Сережа начал хоть как-то общаться с Владом, ей стало легче. Исчезла это выматывающая нервозность. Конечно, до нормальных мирных отношений, не говоря уже о родственных, было далеко, как до Луны. Но хоть не вражда. Хоть не надо переживать, что мальчик сорвется. Да и Влад… Да, он не подарок, но все равно нехорошо как-то. Теперь она не была против того, чтобы отец наладил отношения с сыном. Все-таки, Майя сама воспитывалась в традиционной семье, с совершенно определенными ценностями. И ей показалось правильным, что Влад хочет добиться доверия сына. А мужчина стал задерживать подольше, теперь за столом вместе сидели, правда, молча, но…

Ей импонировало то, что Марченков не пытается «купить» сына, а ищет к нему пути. В один из вечеров, провожая его, она в первый раз вышла вместе с ним и прикрыла за собой дверь. Хотела поговорить с глазу на глаз.

— Влад.

Он остановился немного удивленный и честно, говоря, напрягся, не зная, чего ждать.

— Да?

— Я благодарна тебе…

— За что? — он даже смутился.

— За то, что не предлагаешь Сереже деньги, еще какие-нибудь блага жизни… Что не пытаешься «купить», короче.

Он грустно улыбнулся, протянул руку, касаясь ее щеки, и сказал:

— Я знаю, то, чего я хочу, нельзя купить, это можно только заслужить. И я знаю, что это не будет просто. Но я не отступлю.

И посмотрел на нее так…

А неделю назад Сережа приплелся в кухню со своими расчетами, у него никак не ладилось, так и жевал — одним глазом в записи пялился. И тут Влад попросил разрешения взглянуть, а потом указал сыну, где ошибка. Надо же, за столько лет еще что-то вспомнил. Сережа сначала в штыки, мол, да что ты… А потом проверил, и правда. Кончилось тем, что они с тарелкой оладьев засели на диване в гостиной. Шумели, спорили, доказывали. Оладьи закончились, Сережа прибежал в кухню за новой порцией и выпалил:

— Ты знаешь, ма, а предок-то ничего! Голова еще варит! — и умчался обратно.

Мужики. Майя только улыбнулась, глядя из кухни, как эти двое склонились над исписанными листами, совершенно одинаковыми жестами таская с тарелки оладьи. А Влад вдруг поднял голову и посмотрел на нее, словно почувствовал. И столько всего было в его взгляде… В тот вечер она снова вышла к нему за дверь, и он ее поцеловал. И так теперь каждый вечер… Как подростки… Смешно…