Би Дэниэлс - Пережить Рождество

Дикси обняла его, уже зная, чем это всё кончилось.

— Мы назвали её Стар. Она прожила чуть больше трех недель. Врачи сказали, что её маленькое сердечко неправильно сформировалось. — Ченс едва сдерживал слезы. — Господи, до чего же красивой была моя малышка…

Дикси снова притянула его к себе, а он уткнулся лицом ей в волосы. Некоторое время они молча стояли, деля одну боль на двоих. Когда Ченс отстранился и заметил на лице Дикси мокрые дорожки слёз, он бережно отёр прозрачные капли.

— Погоди, кажется, я знаю, чего не хватает нашей ёлке, — сказала Дикси и поспешила на кухню.

Ченс улыбался и одобрительно кивал, глядя за ее приготовлениями.

Чуть раньше из крафт-бумаги, шедшей на изготовление продуктовых пакетов, он вырезал звезду, а Дикси видно решила обернуть её фольгой.

— Вот, — сказала она и протянула ему украшение. — Ты должен надеть её на верхушку.

На что Ченс покачал головой и, подхватив Дикси на руки, слегка покружил, а потом поднёс к ёлке и приподнял, чтобы она сама могла закрепить звезду. Свет от очага, отразившись от тонких блестящих лучиков, послал на бревенчатые стены призрачные серебристые блики.

— Счастливого Рождества! — выдохнула Дикси, после того как Ченс снова поставил её на пол.

Стоило ему прижать Дикси к груди, как изнутри его точно омыло тёплой волной радостного внутреннего света:

— И тебе счастливого Рождества, милая, — шепнул он ей в волосы, а потом нежно поцеловал.

Держа друг друга в объятиях, они уснули лишь перед самым рассветом. Боригард тихо посапывал в углу, дрова в камине прогорели и рассыпались еле тлеющими угольками, и только тихо падающий снег за окном продолжал укутывать всё вокруг белоснежным пушистым одеялом.

В доме подвыпивший, уставший до глубины души Оливер споткнулся. Подумал было завалиться на диван, не желая будить Ребекку, но в то же время не хотел столкнуться утром с шумными детьми.

Потом увидел записку, сообщающую, что нянька куда-то забрала детей. Сегодня вечером здесь остались только они с Ребеккой. При мысли об этом его пробрала дрожь. Она специально отослала няньку и надоедливых детей? Лежала наверху и ждала его, потому что все знала?

При мысли об этом его затошнило.

Оливер направился к дивану, намереваясь избегать жену, как можно дольше. Зазвонил телефон.

Он поспешно схватил трубку прежде, чем ее разбудит громкий звук. Кто мог звонить в такой поздний час?

— Алло?

— Плохие новости.

В ушах у Оливера зашумело, сердце бешено заколотилось.

— Эйс?

— Дело не выгорело. Деньги пропали. Я весь день пытался разыскать парней. К сожалению, они смылись из города.

— Нет. — Оливер покачал головой, думая, что этих денег хватило бы, чтобы его спасти. Он разорен. Хуже, чем разорен. Его имя вываляют в грязи. Еще очень повезет, если удастся уйти в том, что на нем одето, как только Бо узнает. — Нет!

— Сожалею, приятель. Ты знал, что рискуешь. Ведь так? Я имею в виду, что нельзя сделать миллионы с несколькими ничтожными тысячами долларов, не рискуя.

— Двести двадцать пять тысяч, — сказал Оливер. — Этого не может быть!

— Хорошо тебя понимаю, старина. Я и свои деньги вложил. Именно поэтому я уезжаю из города на какое-то время.

— Что?!

— Я должен парням, которые ломают коленные чашечки просто ради забавы. Ты счастливчик, что ничего не должен таким весельчакам.

Это шутка? Да он должен всем! И сегодня вечером потерял еще. Его можно было считать покойником.

— Ты не можешь уехать из города. Мы должны найти этих парней и вернуть деньги.

— Не получится. Я сматываюсь и вряд ли вернусь в ближайшее время. Подумай об отъезде из города на какое-то время. — Раздались гудки.

— Эйс? Эйс! — Ланкастер швырнул трубку, звук разнесся эхом по вестибюлю. Оливер прислонился к стене. Он дошел до ручки. Теперь выхода не было. Ничего нельзя сделать.

Оливер подумал о пистолете, который держал в тумбочке около кровати на случай грабежа со взломом. «Есть только один выход, — думал он в пьяном, опустошенном состоянии. — Поднимись туда, поднеси пистолет к голове и спусти курок».

Да и Ребекку стоит взять с собой, раз они хотели видеть его хорошим мужем. В конце концов, именно она во всем виновата. Эта мысль придала Оливеру достаточно сил, чтобы медленно оттолкнуться от стены и начать долгий подъем по лестнице в хозяйскую спальню.

Дикси проснулась посреди ночи от звука с улицы, но снова закрыла глаза, не желая вставать. В хижине стало холодно, а здесь, в постели с Ченсом, она чувствовала себя согретой и довольной.

Боригард тихо гавкнул в соседней комнате. Ченс не пошевелился. Дикси улыбнулась про себя, вспоминая часы их занятия любовью. Любой другой валялся бы в коме.

Выскользнув из кровати, она неслышным шагом пошла в гостиную. Огонь едва теплился. Холодно, по крайней мере, по техасским меркам.

Дикси обхватила себя руками и направилась к окну, в которое смотрел Боригард. Он снова гавкнул, глядя на нее и как будто говоря: «Там что-то есть».

— Да, — сказала она.

Наверное, забрел лесной олень. Ченс говорил, что олени часто приходили к нему во двор.

Прижавшись лицом к стеклу и сложив руки чашечкой, она выглянула наружу. Все еще шел снег, небо казалось слишком светлым для середины ночи. Но, тем не менее, Дикси ничего не увидела. Если там и был олень, она его не заметила.

Отворачиваясь, Дикси боковым зрением уловила свет, а может ей показалось. На несколько секунд он появился справа, у подножия горы, и затем так же быстро исчез. Она всматривалась в снежную темноту до тех пор, пока не заболели глаза, но больше ничего не увидела.

Даже Боригард потерял интерес. Пес опустился на четыре лапы и вернулся к своему месту рядом с камином. Дикси постояла еще несколько минут, уверяя себя, что ей всего лишь померещилось. Кто в здравом уме вышел бы на улицу в такую ночь? И разве Ченс не говорил, что рядом не было других домов?

Она выпила стакан воды, убедилась, что дверь заперта, и вернулась в кровать.

— Все в порядке? — сонно спросил Ченс, когда она заползла под одеяло.

— Да.

В теплых объятиях Ченса все было прекрасно.

Оливер прокрался в хозяйскую спальню, не решаясь включать свет. Темнота больше подходит для того, что он должен сделать. Поднимаясь по лестнице, он не мог сдержать слезы. Ланкастер никогда не испытывал к себе большей жалости. Снова и снова пытался представить своих родителей на похоронах, рыдающих на могиле. Еще пожалеют, что всю жизнь к нему так относились. Холодные, равнодушные снобы — вот они кто.

В спальне было темно, хоть глаз выколи — именно так, как любила Ребекка. Оливер обругал ее про себя, на ощупь направляясь к прикроватному столику, где держал пистолет. Все это время он представлял своих родителей, рыдающих на похоронах. Они еще пожалеют.

Отец с матерью не хотели, чтобы он женился на Ребекке, считая этот союз мезальянсом.

— Но она богата, — сказал тогда он.

Родители воротили носы от новоявленного богатства Боригарда Боннера, такого же грубого, как и он сам. Оливер надеялся, что чувство вины их не покинет до самых последних дней. А почему бы ему не написать предсмертную записку, обвинив во всем их?

Он наткнулся на кровать и замер, боясь, что разбудил Ребекку. Оттуда не донеслось ни звука. Оливер пробрался к тумбочке у изголовья, открыл ящик и вытащил пистолет.

Ребекка всегда спала слева.

Оливер не мог ее видеть, да и не хотел. Лучше это сделать быстро.

Сняв пистолет с предохранителя, он снова заплакал. Не от мысли о выстреле в Ребекку, а от того, что придется направить дуло на себя. Ее он просто спасает от неприятностей с разводом. Жена поблагодарила бы его, если бы знала, что он для нее делает. Сама она ради него и пальцем бы не пошевелила. Эта хладнокровная, бессердечная сука не простит его, когда узнает о деньгах.

Упираясь в кровать коленями, он определил расстояние до предполагаемого местоположения головы Ребекки на подушке. Прицелившись, он собрался с духом. Два выстрела для нее. Один для себя. Пьяный и доведенный до отчаяния Оливер решил, что у него нет сил писать предсмертную записку. Пусть его родители гадают до последнего часа.