Жанна Ласко - Первое свидание

Она: Черт возьми, я опаздываю! Так всегда и получается, когда назначаешь свидание у своего подъезда. Но не могла же я оставить дочь у телефона в слезах. Право, заграница не пошла ей на пользу. Хотела бы я знать, Оливье понимает это?

Вон тот пожилой мужчина под зонтиком наверняка он. Бедняга! Я просто ослица, заставила его ждать под дождем. Господи, ну и шляпа у него! И какой жалкий плащ, совсем куцый! Я, конечно, не ожидала встретить Клинта Иствуда, но все-таки это жестоко.

Он: Опаздывает на десять минут! Еще одна из той же породы. Наверное, красится, наряжается, а я тут погибаю под проливным дождем. Ну а сам-то хорош! В шестьдесят пять лет ждать незнакомую женщину, с которой всего лишь обменялся тремя строчками и один раз коротко поговорил по телефону? Увидела бы сейчас своего деда Ноэми, вот уж посмеялась бы. И была бы права! Но если не считать Ноэми, а она приходит по средам, кого я вижу в остальные дни? А они тянутся долго, и мне надоело жить одному. Я не жалею, что дал объявление, но все же это забавно. Боже небесный, сделай так, чтобы эта фурия в кроссовках была не та, кого я жду.

– Добрый день, я Брижитт.

Он: Ой-ой!

– Очень рад. А я Альбер.

Она: Альбер. Он мне не говорил, как его зовут. Альбер! Да-а, не очень-то мне нравится его имя. Но в конце концов, что есть, то есть. Все-таки этот звонок Нану был некстати. Она меня очень заботит.

– Извините меня, я опоздала. Из Канады позвонила дочь.

– Полностью прощены. Не посидеть ли нам где-нибудь?

Он: Но что за мода приходить на романтическое свидание в узких брючках и кроссовках? Ужасный вид. Должно быть, я старый глупец, но я предпочел бы чулки и высокий каблук. Всегда обожал женские ножки. Интересно, сколько ей лет? Одевается она совсем как Ноэми, разве только ее брючки не от Нунура. Это смешно.

– Здесь, на нашей улице, на углу есть кафе.

– А чайный салон, который я очень люблю, всего в двух остановках автобусом. Вас не затруднит, если мы поедем туда?

Она: Чайный салон? Представляю себе! Конечно, меня не затруднит поехать на автобусе выпить чаю с незнакомцем, довольно заурядным, в то время как мы могли бы сделать то же самое за десять минут в бистро. Надо позвонить Король, спросить, есть ли у нее какие-нибудь новости от сестры. Нану так расстроила меня – и это за тысячи километров от своей мамочки. Чертовы детки! Даже когда они взрослые, с ними нет покоя. Да и сама я тоже хороша, гарцую со стариком в бесцветном плаще и шотландской шляпе.

– У вас есть талон?

– Да, спасибо. Порядок!

Он: Господи, что за словечки! Странно, по телефону она такой не казалась. Она хитрая, эта штучка. Впрочем, я тоже наверняка разочаровал ее.

Она: Верх романтичности – первые минуты свидания в общественном транспорте! К тому же под таким дождем мы промокнем до костей, вот счастье-то! Кстати, я забыла подушиться. Была в ванной, когда позвонила Анн. Да ладно, ведь дочь! Допустим, что ты сделала бы это, но ведь только ароматом его не обольстишь… А он галантен. Нашел для меня местечко, усадил, а сам стоит в проходе. Народу столько, что и думать нечего о том, чтобы поговорить. Возможно, я должна была бы остаться рядом с ним, но тут могу воспользоваться небольшой передышкой и поразмышлять о нашем разговоре с Анн. И потом, такие встречи всегда дело не легкое. Я еще смущаюсь. Во всяком случае, у меня нет ощущения, что наша встреча приведет к успеху. Но будем хотя бы надеяться, что она кончится не так катастрофично, как предыдущая.

– Выходим на площади Мюрье.

Он: Вот дурак, пригласил ее к Перрин. Ясно, это совсем не ее жанр.

– Куда вы меня ведете?

– Не знаю, понравится ли вам. Я здесь часто бываю. Забавное местечко, его держат супруги. Он перекупщик мебели, она продавщица книг. Вот они и открыли заведение с его мебелью и ее книгами. Все можно купить, и еще отличный чай и домашние пирожные.

Она: Классно! Сюда ему нужно было бы приходить с Женевьевой. Вот уж не ожидала от него такого. Правда, в своем объявлении он упомянул, что книголюб.

– Что вы выбираете?

– Китайский чай и булочку с вишней и ревенем.

Он: Потрясающе! Едва взглянула на карту и уже выбрала. Ей все равно, что есть, или у нее такая быстрая реакция?

– Перрин, мы можем заказать?

– О, мсье Пеншо, я получила книгу, которую вы просили. Кажется, она очень интересная, вы мне расскажете потом?

– Как всегда.

Она: А без своей шляпы он выглядит гораздо приятнее. Мне нравятся его глаза, они совсем светлые. Пожалуй, и рот у него красивый, а лицо немного узкое, но не лишено приятности.

– Мне кажется, вы чем-то озабочены.

– Вы проницательны! Сейчас меня беспокоит моя дочь.

– Надеюсь, ничего страшного?

– Увы, пока я еще и сама не знаю!

– Вы не хотите поделиться со мной?

Она: Смешно. Все идет не как обычно. А впрочем, почему бы не отойти от штампов и не начать все по-своему.

– Оливье, мой зять, получил назначение на должность в Монреале. Он переехал туда с моей дочерью и двумя своими маленькими детьми, вот уже больше семи месяцев прошло, но мне кажется, что Анн там никак не привыкнет.

– Ностальгия?

– Скорее, скука. Даже когда она была совсем маленькая, она не выносила одиночества. В Ангулеме у нее было много подруг, работа, но она…

Он: Уверен, она совсем не походит на свою дочь. Брижитт женщина активная, это видно и по ее манере держаться, и по жестам, и по ее стремительности.

– Но я не буду обременять вас своими заботами… А что это за книга, о которой говорила Перрин?

– Вы любите читать?

– Романы – очень.

– Мы говорили о переписке Флобера с его друзьями Максимом Дю Каном и Ле Пуатвеном.

– …?

– Они пытаются в ней обосновать свое толкование, вполне пристойное, по необычное, сексуальной жизни мужчины и женщины в XIX веке. При первом чтении эти письма могут показаться скучноватыми, но они необычайно интересны, если их читать, памятуя о той эпохе, когда они писались. То же можно сказать и об интимных дневниках. Я часто спрашиваю себя, что останется историкам будущего от XXI века, ведь его жители будут общаться не иначе как по телефону или Интернету, а это не оставляет следов.

Она: Он напоминает мне Анри, когда мы, бродя по городу, переделывали мир. Это смешно, но я чувствую себя и совершенно далекой от той молодой девушки, какой была тогда, и в то же время способной на те же чувства. Возможно, мы бы поженились, наверное, у нас были бы дети, он бы работал, я нет. Точно так, как у нас с Пьером, если не считать того, что все было бы чуть иначе, трудно уловимо, но наверняка иначе. Никогда Анри не сделал бы мне такого депрессивного ребенка, как Нану.

– А вы все еще думаете о своей дочери! Я читаю это в ваших глазах.

– Вы прорицатель?

– Совсем наоборот. Я историк. Но это тоже требует проницательности, интуиции. Чтобы реконструировать прошлое, нужно уметь понимать. Понимать тех людей, в общем, совсем близких нам, несмотря на разницу наших культур, нашей морали, на их устаревшие для нас понятия.

Он: Какой удивительный контраст между ее одеждой и ее внешностью. У нее прекрасная кожа, с легким пушком и прозрачная. Я представляю ее на балах в префектуре при Наполеоне III, она производит фурор: восхитительные плечи, шея… Грязная свинья, да я ее просто раздеваю, а бедняжка рассказывает, мне в это время о своей несчастной дочери-эмигрантке… Черт подери, я возбуждаюсь. Спокойно, старина. О, да как же это прекрасно – в моем возрасте почувствовать желание! Впрочем, такое случается со мной частенько. Раньше я об этом не задумывался. Э-э! Томас Манн мастурбировал в восемьдесят лет. По сравнению с ним я просто мальчишка! Тем не менее уже целую вечность ни одна представительница прекрасной половины рода людского меня так не волновала… Кстати, когда она сидит, ее брючки не видны.

– А у вас есть дети?

– Да, дочь. Она в разводе, увы.

Она: Хорош отец! Если, может статься, эта женщина сделала блестящую карьеру, прекрасно живет свободной, без мужчины, который ходил бы за ней по пятам, то он видит в этом только супружескую неудачу своей дочери. И наверняка считает себя виновным в этом. Он смотрит со своей колокольни.