– Тебе не кажется, что я уже переросла платья в цветочек?
– Для меня – нет. Но может быть, твой друг…
Брижитт: Вот и добрались!
– Тебе неприятно, что мы говорим об этом?
– Может, сейчас не очень подходящий момент?
– Я так не считаю… О, только не черное, прошу тебя. Вот голубое, оно хорошо смотрится.
– В нем, пожалуй, будет холодно.
– Я прибавлю тепла в батареи.
Брижитт: А по счету плачу я.
Пьер: Она уже не раздевается при мне больше. Бедняжка, как она изменилась с тех пор, когда мы в последний раз…
– Тебе помочь?
Брижитт: Не мог бы он на две минуты оставить меня, чтобы я могла позвонить Альберу!
– Нет, спасибо, ты очень любезен, но я отлично справляюсь сама.
Пьер: Вот так, прямо в зубы! О, мы еще узнаем, какие они, эмансипированные женщины! Какое прекрасное было время, когда они звали нас застегнуть молнию на спинке платья. Я еще помню, перед уходом куда-нибудь поужинать она напудрится, надушится, а я целовал ее в затылок, как раз над последним маленьким крючочком. А ее чесучовое платье с крохотными пуговками-шариками сверху донизу! Сон!
– Он преподаватель истории, да?
– Скажи-ка, ты хорошо осведомлен.
– Я думал пригласить на неделе Летисию в ресторан. Вы могли бы воспользоваться этим. Ты каждый вечер уходишь… Вы не должны видеться так часто. Конечно, я не имею никакого права лишать вас…
– Что есть, то есть, Пьер. Я не нуждаюсь в твоем разрешении.
– В общем, я тебе в тягость.
– Я научилась подчинять свою жизнь жизни других, главным образом, моих дочерей. Твой приезд ничего не изменил.
Брижитт: Лгунья! Насколько все же стало хуже с тех пор, как он здесь!
– Между прочим, я слышал разговор о путешествии, от которого ты вроде бы отказалась. Я хотел поблагодарить тебя.
– Могу сразу тебя заверить: ты тут ни при чем. Летисия и бутик – этого достаточно, чтобы удержать меня.
– Но это глупо! Ведь ты поехала бы не на полгода. Хотя бы Летисию ты могла доверить мне.
– Что ты хочешь? Некоторые не так легко срываются с места, как другие.
Брижитт: Мне пора уйти отсюда, или я совсем разозлюсь.
Пьер: Она меня так и не простила. А ведь я думал, что со временем…
– Но вы не хотите воспользоваться тем, что я еще побуду здесь немного, и вернуться к вашему плану?
Брижитт: Как он умеет себя подать! А сколько времени уйдет, чтобы снова купить билет, сделать прививки, все организовать, да еще само путешествие – и вот тебе горячка на несколько недель. Об этом он подумал?
– Ты очень любезен. Но я не думаю, что этот вопрос еще на повестке дня.
Пьер: Мне кажется, у них пахнет ссорой. Летисии тоже, и она радуется. Он ей не очень-то нравится, этот Альбер.
– Ты великолепна. И правда умеешь одеться!
Пьер: Если я скажу, что ей идет небольшая полнота, она обидится, но что правда, то правда, она еще очень аппетитная.
– Спасибо.
Брижитт: Ты не помнишь, как обзывал меня дамой-патронессой? Бедный мой старичок, твои попытки обольстить меня шиты белыми нитками. Если бы ты знал, как мне наплевать на твою болтовню. Слишком поздно, Пьер!
– Почему такой печальный взгляд? Что-нибудь не так? Ты недовольна, что я затеял этот маленький праздник?
– Нет, что ты, конечно, довольна. Но время не совсем удачное.
Брижитт: Похоже, я уже совсем выдохлась. Мне не Таиланд нужен, о котором я мечтаю, а только одиночество. Три дня в гостинице, одной, и я приду в себя.
– Тебе нужен отпуск.
– Возможно.
Брижитт: Прежде всего мне надо знать, когда ты уберешься. Ты меня пугаешь. Я сама себя пугаю. Я не в силах прогнать тебя, и я уже не могу больше тебя выносить.
– Пьер, я не решалась тебе сказать, но я собиралась сегодняшний вечер провести с Альбером, после ужина. Этот семейный сбор некстати.
– Пригласи и его!
Брижитт: Вот как! Прекрасная мысль! Продемонстрируем ему радость возродившейся маленькой семьи, выставим на обозрение наше счастье, великодушно примем его в свой круг: он один, это так грустно!
– Я не думаю, что это был бы выход.
– Но ты не можешь бросить нас. Летисия очень огорчится!
Брижитт: Однако огорчение дочери не остановило его, когда он удрал со своей девчонкой.
– Нет, я пойду завтра.
– Я вижу, ты очень расстроена. Извини меня. Я вторгся к тебе, порчу тебе жизнь. Но ты же видишь, мне лучше. Скоро я уеду.
Брижитт: Очень убедительно. Заметь, когда ты нас бросил ради своей блондинистой куколки, ты пообещал мне очень скоро вернуться. Ты умолял меня позволить тебе эту мимолетную прихоть. Ты клялся вернуться. Ты сдержал слово. Через пять лет. Так вот теперь один Бог знает, сколько времени тебе потребуется, чтобы уехать.
ВАЖНЫЕ ПУСТЯКИ
– У мамы утомленный вид. Ты правильно поступил, отправив ее спать.
– Она слишком много работает, к тому же эти дни у нее болит спина.
Король: По чьей вине?
– Ты поможешь мне убрать со стола? Заверяю тебя, я делаю все, что в моих силах, чтобы помогать ей, но мне приходится настаивать. Я бы сказал, что она просто выходит из себя, когда видит меня на кухне.
– Папа, ты вправду вернулся к нам?
– Тебе это неприятно? Нет, не ставь ничего на микроволновку, твоя мать не разрешает.
– Ты вернулся после пяти лет отсутствия и хотел, чтобы тебя встретили с литаврами! Но жизнь не такова…
– Дочка, дорогая, я знаю, насколько ты совершенна, но тебе ни разу в жизни не пришлось совершить глупость?
– До такой степени – наверняка нет!
– Ты в этом уверена? Ты больше не имела вестей от Эрика?
– При чем тут Эрик? Прежде всего у нас не было детей. Мы даже не были женаты. Нечего сравнивать!
– Да вы и не могли пожениться, потому что как раз тогда, когда он сделал тебе предложение, ты его выгнала. Кто тебе сказал, что в тот день ты не совершила величайшую глупость?
– Во всяком случае, это касается только меня!
– А его?
– Он утешился!
– Женившись на идиотке… Сполосни приборы, прежде чем класть их в машину. Из нас она состарилась больше всех. Надо будет подарить твоей матери новую.
– Эрик женат? Кто тебе это сказал?
– Я видел их обоих у друзей Хлои.
– Он говорил с тобой?
– Два слова. Скорее, был смущен. Как и я.
– А что она?
– Замечательная! Блондинка с бедрами богини и телячьими глазами. Если я правильно понял, она поет в какой-то группе. Или танцует. Не знаю точно. Во всяком случае, на нее приятнее смотреть, чем слушать. Неудачный выбор!
– Какие дураки эти мужчины. Вас привлекает только одно: ляжки!
– Да, правда, они толкают нас на глупости. Если бы ты знала, как я сожалею, что ушел от вас.
– О, прошу тебя, без приступов раскаяния!
– Ты не веришь мне?
– Не слишком.
– У тебя ложное мнение о мужчинах. Впрочем, это наверняка моя вина! Конечно, мы не ангелы, но и не все совсем пропащие.
– То, как ты поступил с мамой, омерзительно.
– Да, это было нехорошо. Но я больше не мог. Не надо рубить сплеча: мы никогда не знаем, что происходит между супругами. Я. поступил нехорошо, признаю, но и твоя мать не была совсем уж не виновата. Вспомни ее угрюмость. И потом, мы немного устали друг от друга. И близость была уже не та…
– Папа, умоляю тебя, без подробностей…
– Это произошло после смерти моих мамы и папы. Тяжело потерять обоих родителей за пять месяцев. Следующим в списке оказывался я. Это нанесло мне страшный удар. Я уже видел себя старым, приговоренным. И я почувствовал неодолимую потребность урвать от жизни все, что только можно, доказать себе, что я еще па что-то гожусь. Я ненавидел свое толстое пузо, свой лысый череп. Как женщина в менопаузе. Увидишь, в свое время ты тоже спросишь себя: «Никогда больше?» Ты отказываешься в это верить, ставишь перед собой цели: бегом подняться по лестнице, провести бессонную ночь, закадрить хорошенькую девчонку. Не смотри на меня такими глазами, это естественно. Кароль!.. Еще двадцать лет, и ты поймешь своего старого отца. Я был в таком состоянии, когда ты привела к нам в дом Селин. И тут я почувствовал, что, несмотря на свое брюхо и седые волосы, я ей понравился. И я не смог устоять. Это тоже идиотизм. Мне захотелось чего-то свеженького, а оно вот, передо мною, кожа как персик, глаза – чернички, и две чудесные дыньки на груди…