– Вы еще не ушли? Я могу кое-что добавить?
– Это так необходимо?
– Вы со своими мечтами о новой молодости вызываете во мне жалость. Вдвоем мы никогда не бываем свободными. Вдвоем не бывает легко.
Альбер: Понимает ли она сама, какие ужасные вещи говорит?
– У вас в жизни все хорошо, мадемуазель?
– Не слишком.
– Вы знаете, что такое одиночество?
– Я все знаю.
– Я тоже. Тем не менее, когда наступает минута решиться, мы трусим.
– Когда тебе за сорок, ты знаешь слишком много, чтобы заблуждаться.
– Я заметил, что вы жили скорее с ясной головой.
– Как можете вы мечтать о новой жизни вдвоем, как вы еще можете думать о ней?
Альбер: Такое с тобой, наверное, никогда не случается? Или она думает, что я не заметил, как она затрепетала от радости, когда я пригласил ее выпить кофе в этом паршивом кафетерии! И все же не стоит терзать себя из-за того, что мое мягкое замечание заставило покраснеть ее шершавые щеки.
– Для меня самое худшее – мертвящее одиночество, и я не могу ни свыкнуться с ним, ни оживить его чем-то. Мне нужна женщина, которая была бы рядом со мной. И эта женщина, я думаю, Брижитг. Несмотря ни на что.
– Что ж, удачи вам! А сейчас извините меня, мне надо рассчитаться по старому счету.
– И вам тоже удачи!
Альбер: Бедняжка! Но я не сказал бы, что она обескуражена.
Историчка: Вот наивный! Ты потерпишь фиаско!
В МАГАЗИНЕ
– Какого типа занавеску вы хотели бы?
– Что-нибудь светлое, женственное.
– Я могу предложить вам вот эту модель, из льна, с фирменной монограммой, вышитой ришелье.
Брижжит: Через четыре года Летисия кончает школу. Потом она захочет учиться дальше, придется ей снимать квартирку в Пуатье. Она будет приезжать на выходные, поначалу, пока не обзаведется подружками. А потом…
– Нет, ришелье только на ткани белой или слоновой кости. На заказ, конечно, можно вышить буквы на ткани по вашему выбору…
– Это для спальни моей дочки. Ей десять лет. Мне хотелось бы что-нибудь в пастельных тонах.
Брижитт: Десять лет! За четыре года девочки так меняются. Воображаю, что бы сказала Летисия, если бы я предложила вышитые занавески для ее спальни! Впрочем, ей не нравится все, что я делаю. Для нее все фигли-мигли.
– Нет, с набивным рисунком ничего нет. Но может быть, подойдет эта модель с цветными вставками. Это ручная работа.
Брижитт: Надо подумать, не отказаться ли от восточных мотивов, которые Альбер показал мне в своей книге. Он сразу усек, чем меня вдохновить. Наверное, я никогда ни с кем не найду такого взаимопонимания, как с ним. Если бы только он был старше меня на два года, а не на тринадцать! Не считая…
– Естественно, вы уже подумали, на что это пойдет?
Брижитт:…того, что он на пенсии, свободно распоряжается своим временем, а вот я прикована к бутику. Нам не светят шесть недель путешествия… Нам надо остаться просто друзьями. Уверена, так будет правильно.
– Скорее, на покрывало? Вы правы, мадам.
Брижитт: О, как она мне надоела, эта кумушка. Держу пари, она уйдет, так ничего и не купив. Какая рабская профессия! Как прекрасно было бы делать только эскизы моделей, а остальным пусть бы занимались другие… Шесть недель путешествовать, искать…
– Простите? Из букле? Да, да. Лилиана, вы не могли бы показать мадам покрывало из буксированной ткани?
Брижитт: Уф! Я уже совсем дошла. К счастью, Лилиана свободна, иначе бы я не выдержала. То ей простыни, то скатерти, то занавески, а теперь еще и покрывала. Это уже переходит все границы!
– Добрый день, мадам, могу я вам помочь?
Брижитт: А кто поможет мне? Я вижу, что в этой истории все против. Даже Женевъева, что бы она ни говорила. Она защищает то, к чему привыкла сама: каждый у себя дома, партнеры разные, полная свобода, гордое одиночество. Возможно, она и права в конце концов. Только я такого не хочу.
– Прошу вас, смотрите, смотрите…
Брижитт: К тому же она забыла, эта Женевьева, о грустных вечерах, о минутах депрессии, о своих «все кончено», о «скоро придется расплачиваться», о том, как она просит меня разрешить ей переночевать у нас каждый раз, когда мы ужинаем дома, и радуется, что ей не пришлось возвращаться в ее безукоризненную и безжизненную квартиру. Мне такого не надо. Согласна, а что мне надо? Чего я хочу больше всего? Больше всего на свете? Я никак не могу решиться сделать выбор, совсем как Летисия, когда выбирает, какой лифчик надеть. Надо признать, я несчастна.
– Вы уже выбрали?
ДИЛЕММА
– Но когда ваша дочь выйдет замуж, ведь вы тоже окажетесь одна в своей, как вы говорите, «безукоризненной и безжизненной квартире».
– Я прекрасно понимаю это. Но тогда почему же я так боюсь сделать решительный шаг?
Лилиана: Невероятно! Я считала ее такой сильной, такой уравновешенной, поглощенной своими дочерьми, своими моделями и бутиком. Всегда начеку, внимательная, но скрытная, всегда безупречно выглядит и всегда в хорошем настроении. И тут вдруг разоткровенничалась со мной. Но я-то что могу ей посоветовать? Я думаю, если бы, будь я в ее возрасте, какой-нибудь мужчина предложил мне начать новую жизнь, я бы не колебалась. Но возможно, это и впрямь не так просто.
– Может, я боюсь, что это принесет мне страдания?
– Боитесь, что когда-нибудь он вас оставит?
– Мы еще не знали друг друга и с Пьером, Лилиана, когда он ушел. Знаете, мне было очень тяжело тогда. Наверное, у меня не хватит сил еще раз перенести такое.
– Жизнь никогда не повторяется.
– Но я даже не разведена.
Брижитт: Это все пустые отговорки, то, что ты говоришь. Но я никак не могу понять, что меня удерживает.
– Завидую вам, Брижитт. Вам второй раз выпадает удача, а мне ничего не светит.
– Не понимаю, почему так. Вы красивая, трудолюбивая, умная…
– Мне тридцать лет, я живу одна с тех пор, как покинула родительский дом. Но могу вам сказать, что мужчина, который предложит мне последовать за ним, найдет во мне человека, готового попытать счастья.
Брижитт: Она, возможно, немного унылая, моя Лилиана, ей нужно быть повеселее. Странно, что ни один мужчина не пожелал ее. Какая же это сложная штука – любовь.
– Знаете, с Альбером я кое-что предприняла…
Брижитт: Говорить или не говорить ей об объявлении?
–…Вы уверены, что приложили достаточно усилий для этого? Ни один мужчина не войдет к вам, если вы не приоткроете дверь.
– Что вы! Я сделала столько попыток, даже давала брачные объявления. А вы говорите!
Брижитт: Вот как! Ладно, я ничего не скажу!
– И даже так?..
– Ничего!
– Бедные мы, женщины. И правда, в бутиках встречаешь только женщин. Если хотите, я отпущу вас и вы найдете себе работу в магазине, где торгуют мужскими рубашками или фотоаппаратами. Там наверняка дело пойдет лучше!
– Знаете, я уже подумывала об этом. Но боюсь, мне это не по душе. И потом, я очень полюбила вас. Я горжусь тем, что продаю то, что создаете вы. И не хочу уходить от вас.
– Мне приятно это слышать, Лилиана… Во всяком случае, когда видишь женщин, которые выходят из дома только ради того, чтобы привести детей из школы, и тем не менее находят себе любовника, можно прийти к выводу, что слишком глупо посвящать свою жизнь поискам мужа.
– О, любовника найти совсем не трудно. Я вам не говорила, что жила как монахиня. Но спутник в жизни – это совсем другое дело. Однако когда вы терзаете себя своими «за» и «против» по поводу вашего друга, то думаю, что это колебания избалованного ребенка. О, извините меня, но выходит так!
– Вы меня смешите, Лилиана. Это хорошо.
– Вас пугает его возраст?
Лилиана: Он еще вполне может сыграть в ящик, ее голубок. Насколько я поняла, он совсем-таки не молодой.
– …Вы боитесь, как бы не оказаться сиделкой при нем?
– Да, об этом я тоже не могу не думать.
Брижитт: Странно, что она говорит мне об этой разнице в возрасте. Об Альбере я уже все слышала: и о его внешности, и о его прежней страсти, о его жене, его начитанности, уже обо всем говорили. Но никто – о его возрасте. Однако и правда, тринадцать лет разницы – это не шутка.