Кэрри Вулф - Первый раз — 2

– Сначала ты думаешь, что я пристаю к тебе, хоть и иду на свидание с другой девушкой, – говорит он. – А теперь – что я делаю это, чтобы отомстить отцу? – Я сердито смотрю на него, вырываю руку и иду вперед. – Плохого же ты о себе мнения, – кричит он мне вслед.

Я разворачиваюсь, думая послать его ко всем чертям. Но Рассел вплотную подходит ко мне. Я не успеваю ничего сказать, как он начинает быстро говорить:

– Ты заставила меня смеяться. Когда те парни не подождали тебя, ты с таким жаром обругала их, что мне захотелось узнать тебя лучше.

Он протягивает руку к моему лицу, но не касается его. Мое предательское тело умоляет подойти к нему ближе, но я заставляю себя стоять на месте.

– Ты хоть представляешь, как выглядишь, когда сердишься? – спрашивает Рассел. Я молчу, и он продолжает: – Ведь нет? Не знаешь, как в эту минуту горят твои глаза?

Я проглатываю комок в горле. И качаю головой. Подушечки его пальцев едва касаются моей щеки.

– В лифте ты смотрела на меня так, словно хотела съесть живьем, – мягко говорит он. Я не отворачиваюсь, и Рассел смелеет, кладет ладонь мне на шею. – И бог знает, я тоже этого хотел.

Чувства, которые я пытаюсь подавить, вырываются из-под контроля и жаром растекаются по телу. Рассел моргает и отступает назад, а мне тут же хочется вернуть его ладонь. Но я продолжаю молчать.

– Я никогда в жизни, – говорит он, – не приставал к незнакомым девушкам в лифте. И ни за кем не бегал под дождем.

Он проводит рукой по мокрым волосам, собираясь с мыслями. А потом продолжает:

– Просто, когда ты призналась, как сильно тебя угнетает мысль, что страх не даст тебе прожить жизнь по-настоящему, это показалось мне знакомым. Ведь самые важные решения в моей жизни – в какую школу ходить, какую специальность выбрать и где искать работу – за меня принимал отец. А я не бунтовал, потому что боялся остаться без его поддержки.

Он опять делает шаг ко мне, его взгляд пылает.

– Сегодня я впервые сделал это. Благодаря тебе. Там, в лифте, я решил, что пора принимать решения, исходя из того, что хочу я, а не другие люди.

Рассел стоит так близко, что мы едва не касаемся друг друга.

– А хочу я тебя, – шепчет он. – Маккензи…

Но я не жду продолжения, а встаю на носки, обнимаю его за шею и прижимаюсь губами к его губам. Нас поливает дождь, но мне все равно. Рассел обнимает меня и делает шаг назад, потом еще один, пока я не упираюсь спиной в стену.

– Я хочу проводить тебя домой, – хрипло говорит он, и его дыхание касается моей шеи. Я киваю. – Хочу встретиться с тобой. – Рассел покусывает мое ухо, и я дрожу от удовольствия. – Завтра, – добавляет он. – И послезавтра тоже. – Его губы скользят вниз по моему плечу. – И на следующий день. – Переходят на предплечье. – И на следующий.

Он поднимает мою руку и целует ладонь, проводя языком по линии жизни.

– И на следующий день тоже, – шепчет он.

– Можешь забирать их все, – со смехом говорю я. На этот раз меня не мучают никакие сомнения. Впервые в жизни я чувствую себя по-настоящему смелой.

– Хорошо, – произносит он, возвращаясь к моим губам. – Ведь я не шутил, когда говорил, что именно этим хотел бы заниматься всю жизнь.

В своей жизни я только раз испытала паническую атаку[38] во время секса.

Лучи утреннего солнца струились в спальню Тэла через большое окно, заливая светом ослепительно-белое постельное белье. Я лежала обнаженная под тонкой простыней на этом облаке, обрамленном каркасом из красного дерева, и губы ангела касались моей кожи как раз под ухом. Я лениво откинула голову назад на подушку и потянула шею, чтобы ему было удобнее целовать меня.

И боже, целоваться он умел как никто другой!

Искорки электричества защекотали мне кожу там, где ее касались губы Тэла, а секунду спустя – и его руки. Мой ангел сплошь состоял из твердых мускулов, и я была счастлива, что, наконец, тоже научилась любить свое тело – здоровое, аппетитное, сексуальное. Даже несмотря на то что мама продолжала твердить, как необходимо мне похудеть. После той кошмарной истории прошел год, и все это время я тяжело трудилась, чтобы наконец принять себя такой, какая я есть.

Тэл провел рукой по животу и положил ее на талию. Его ладонь идеально уместилась в изгибе. Нырнув под простыню, он продолжил целовать мою шею, переместился к ямочке у ее основания. И все это время Тэл бормотал всякие нежности – о том, что ему хочется все время пробовать меня на вкус, что он никак не может оторваться и что мы вообще не должны выходить из спальни. И Тэл звал меня по имени – Анна – с такой страстью, что дыхание замирало у меня в груди. Он шептал, что сделает все, о чем я попрошу его, не только в спальне, но и за ее стенами.

Я знала, что он говорил серьезно. И это меня тревожило.

К тому моменту мы встречались всего две недели, но наши отношения быстро стали серьезными. Впервые в жизни я почувствовала, что смогу полюбить кого-то по-настоящему. Сердце все чаще замирало в груди, заставляя губы произнести слова признания. Но я каждый раз понимала, что стою на краю пропасти, и проглатывала их.

Тэл прижал меня к себе, отчего простыня слетела с меня и оказалась между нами. Лучи солнца отражались от моей загорелой кожи, создавая вокруг нее золотистый ореол. Я поняла, что лежу полностью обнаженной в ярком свете, и мир поплыл у меня перед глазами. Со стороны все выглядело идеально, но я-то знала, что сейчас случится несчастье.

Сердце, которое и так быстро стучало в груди, перешло на бешеный галоп, и мне стало трудно дышать. Странно, что Тэл не заметил этого, но он как раз тянулся языком к соску – одному из его любимых местечек. Мне тоже нравились его ласки там, но только не когда мне угрожала паническая атака. Низом живота я ощущала горячее давление и ясно понимала – у Тэла сейчас работает не та голова и ему невдомек, что мне вот-вот станет совсем плохо.

Вдруг солнечный свет потерял всю свою мягкость и взорвался. Пот потек у меня по лбу, и когда я отпрянула назад, то почувствовала, как живот сжался спазмом – один раз, потом другой. Дышать стало совсем трудно, и тут меня по-настоящему накрыло.

Я попыталась сесть, но нога застряла в простыне, и одну руку Тэл своим весом прижимал к кровати. Разум кричал мне, что я должна немедленно остановить его. Но у меня не было сил говорить. Тэл наконец что-то понял и с удивлением посмотрел мне в глаза. Но было слишком поздно.

В тот момент я уже не могла вдохнуть. Перед глазами все поплыло, и наступила темнота…

Печально, что паническая атака пришла ко мне, когда я была с Тэлом. Он не смог спасти меня от ужаса, который накрывал меня всякий раз, когда я оказывалась обнаженной при свете. Тэл так и не узнал причину моего обморока в то утро, потому что я объяснила это низким сахаром в крови. Когда он принес рогалик и стакан апельсинового сока, я уже настолько пришла в себя, что накинула комбинацию, а после перекуса занялась с ним невероятно горячим сексом и даже доставила ему лучшее оральное удовольствие в его жизни.

Ах, воспоминания…

Я закрыла глаза, стараясь дышать глубоко и сосредоточенно. Сейчас было не то утро, и никаких панических атак мне не нужно. Особенно если учесть, как далеко у нас с Тэлом зашли отношения. Меня сильно тревожило, что я слишком часто вспоминала о приступе, когда просыпалась в постели Тэла. Сегодняшнее утро не было исключением. К тому же Тэл куда-то вышел, и мне было не по себе в одиночестве. Я задремала на рассвете после особенно бурного секса, подмяв под себя все покрывала, и теперь лежала совершенно обнаженной в лучах солнца.

Раньше я всегда просыпалась в уютных объятиях Тэла. Когда я спала одна в своей кровати, то постоянно крутилась и отбрасывала одеяло, моя пижама задиралась, простыни перекручивались. Но сейчас постельное белье касалось моего голого тела, и это было совсем другое ощущение. Странное, а потому не очень приятное.

Я приподняла голову и посмотрела на себя. А потом улыбнулась – кожа правда сияла. Мне всегда нравился ее оттенок, идеальное сочетание теплого шоколада от моей мамы и персикового розового от отца. Я перестала ненавидеть свою полноту и даже научилась ценить тяжесть округлой груди, которая так приятно наполняла сексуальный бюстгальтер. Красивое нижнее белье безумно нравилось Тэлу. Я всегда занималась сексом в темноте или под покрывалом, и потому он никогда не видел меня полностью обнаженной, только в кружевных трусиках и лифчике.