– Если ты обещаешь прикрыть свою лавочку – буду молчать. Но учти, Сергеев, с этого момента я за каждым твоим шагом следить стану, и если что – пощады не жди.

– Хорошо, Кирюха. Спасибо тебе, – Руслан всхлипнул, потом засмеялся. Покачал головой удивленно. – Ей-богу, не думал, что ты таким добрым окажешься. Только вот настоящий мужик, тем более – военный, не должен таким добреньким быть. Взгляни, там вроде передвижение заметил!

Лагутенко быстро приник к окулярам своего бинокля.

Руслан, стоявший сзади, в этот момент выхватил пистолет и выстрелил старлею в голову сзади. Секунду Лагутенко стоял, расправив плечи, словно громом пораженный, затем рухнул вниз лицом в песок.

Еще несколько мгновений – и над горизонтом поднялось облако пыли.

В сторону границы мчался грузовик с людьми.

– Слишком ты добрый, Кирилл. Не орел. Ох не орел – давно хотел тебе сказать! – печально произнес Руслан, глядя в спину лежащего Лагутенко. Вернее – уже тела Лагутенко…

Грузовик быстро приближался.

Скоро стали видны люди в нем, все вооруженные до зубов. Раздалась автоматная очередь. Руслан вздрогнул, но потом улыбнулся, оскалив зубы, – стреляли вверх. Он в ответ тоже произвел очередь из автомата – тоже вверх.

– И-и-и… – завизжал кто-то.

– Давай-давай-давай!

– И-и-и…

И что-то на другом языке. «Как дети, честное слово… – вздохнул Руслан. – Дети пустыни».

Он перекинул автомат за спину и быстро протер пистолет носовым платком. Грузовик поравнялся с ним.

– Здравствуй, начальника!

– Привет, ребята. Действуйте… Это вам! Бесплатный подарок! – Руслан швырнул пистолет, из которого он только что застрелил Лагутенко, один из головорезов ловко его подхватил. – Дополнительный бонус, так сказать, – пробормотал он себе под нос.

Бандиты со свистом и гиканьем промчались мимо и скоро исчезли вдали. Они направлялись туда, где в знойном мареве колебались смутные очертания города, больше напоминающие мираж…

Руслан продумал все, вплоть до мелочей.

Оружие, из которого он только что застрелил Лагутенко, было, что называется, «левым». Не учтенным нигде. Если будут проводить расследование, к Руслану не придерутся – пуля-то, которая убила его сослуживца, выпущена не из его оружия, а из того, что принадлежит теперь бандитам из-за кордона.

А как все было? А просто. Прибыли Лагутенко с Сергеевым на седьмой участок, а тут на них напали лихие ребята из-за кордона. Лагутенко убили, а он, Руслан, самый ловкий и опытный, увернуться успел. Надо сейчас, кстати, в часть сообщить о нарушении границы и о том, что нарушители в город прорвались…

Да, в общем, и с «эпидемией» тоже проблем не будет. Это просто сильное лекарство, не яд. Не должен никто умереть. Потом, конечно, когда прочухаются, поймут, что не эпидемия, обычное отравление это было, – наоборот, даже вздохнут с облегчением… Лекарство в руки Руслану попало не так давно, по случаю – опять же контрабандный товар. Думал перепродать, а оно пригодилось. Удачно как. Словно высшие силы сами помогают сейчас Руслану, отводят от него опасность!

О том, что это именно он отравил солдат в части, тоже никто не узнает. Руслан ранним утром совершил визит на кухню – повара еще не было, но уже стояли, остывая, кастрюли с компотом из сухофруктов. Напиток заранее приготовил один из помощников повара, чтобы компот настоялся как следует. Руслан был в курсе того, что происходило в гарнизоне, знал о порядках на кухне. Повар придет позже – готовить основное блюдо. В принципе, когда будут проводить расследование, все претензии предъявят именно помощнику – тот же над компотом колдовал. Солдат-срочник, неуставные отношения, решил отомстить, сыпанул какую-то дрянь в кастрюлю… Бывает. Руслана никто не видел – спали еще все, а самые неугомонные, человек семь, от кого подвоха можно было ждать, – на «губе» сидели.

Это он, Руслан, им бутылку водки любезно «презентовал» накануне. Оставил на видном месте – будто забыл ее кто. Ребята бутылку быстро оприходовали, а тут Руслан – ну-ка, наказанные теперь вы все…

Смешно. Так легко, оказывается, просчитать все, если людскую психологию знаешь!

Скоро головорезы из-за кордона уже будут в городе. Постреляют, пошумят. Сопротивления им никто не окажет – местные, горожане, разбегутся, от солдат помощи тоже не будет – еле на ногах стоят, пока еще лекарство действовать перестанет.

Провокацией из-за кордона никого не удивишь – бывает такое. Тем более сегодня – День города. Чем не повод! Потом в новостях, может, покажут. А может, и нет – убытков-то особых не случится. Конечно, может, и убьют кого, хотя с Беком об этом не договаривались. Случайно.

Это даже хорошо, если еще жертвы будут.

Тогда Дина станет просто одной из жертв. Одной из случайных жертв…

* * *

Этой ночью Дине опять приснился все тот же сон, который давно ее преследовал.

Цветы, дивный сад с прудом, золотые облака, порхающие над осокой стрекозы… И девочка лет шести-семи – с темными длинными волосами, круглым личиком, ямочкой на подбородке. В ночной рубашке до пят – только что открыла свои милые глазоньки, выскочила на крыльцо – маму искать.

Девочка сбежала по ступеням в сад и кинулась к Дине, сидевшей на скамейке, возле своего пруда.

Дина обернулась на легкий топот босых ступней, заметила девочку, и сразу сердце заныло у женщины – от нестерпимой, исступленной нежности. И боли. Но откуда эта боль, эта жгучая тоска вдруг взялись? Причем тоска была столь острой, что Дина заплакала.

– Девочка моя… Проснулась? Ты моя сладкая! – дрожащим голосом произнесла Дина и распахнула объятия. – Иди ко мне.

Еще мгновение – и девочка прижмется к ее груди.

Но Марьяша вдруг остановилась, не добежав до матери. Остановилась, глядя на Дину тревожно и как будто с недовольством, недоумением даже.

– Что ты? Плохой сон приснился? Иди ко мне, я тебя успокою! – с трудом прошептала Дина. «Зачем же я реву, как дура? Ребенка еще испугаю!» – попыталась она себя одернуть.

И тут случилось нечто важное, удивительное.

– Мама, – заговорила вдруг Марьяша (о, вот какой у нее славный голос, у ее девочки, оказывается!). – Мамочка… Я так устала.

– Почему ты устала? – захлебываясь слезами, пробормотала Дина.

– Ты все время плачешь. Я не могу. Я устала.

– Я… я не буду больше! Честное слово, я больше не буду!

– Нет, будешь, – сведя страдальчески брови, покачала головой Марьяша. – Ты думаешь, я не знаю, а я все время знаю! Мне плохо, когда ты плачешь. Я устала, – настойчиво повторила дочь.

«А правда, что ж я реву-то сейчас? Ведь все хорошо! Или… нет? Или я о чем-то забыла? О чем-то важном, очень важном! О чем же? О том, что…» Дина похолодела. Воспоминание было совсем близко. Вот же оно, вот – порхает где-то рядом, на фоне осоки, с роем стрекоз, путаясь в слюдянистом блеске их крыльев.

– Тебя нет, – с трудом разомкнула губы Дина. – Тебя нет!

В первый раз на губах девочки заиграла улыбка. Марьяша кивнула, подтверждая: «Правильно, меня нет».

– Пусти меня, мама. Все хорошо. Все хорошо, честное-пречестное слово, – вздохнув с облегчением, продолжила дочь. – Ты только не плачь больше, ладно? Обещай!

– Обещаю, – прошептала Дина.

Марьяша окончательно просияла, взмахнула руками, подпрыгнув на месте, а потом развернулась (темные волосы плеснулись на ветру) и резво побежала куда-то, лавируя среди цветов, – пока не исчезла совсем, растворившись в утреннем тумане.

…Дина открыла глаза.

Никита говорил ей не так давно, что она должна отпустить Марьяшу, и она, Дина, с ним согласилась. И даже повеселела. Но лишь именно сейчас, именно этой ночью женщина почувствовала себя окончательно свободной от прошлого. Свободной не от любви к Марьяше, нет, но свободной от боли по ней.

Дина теперь была новой, другой. Для другой жизни – тоже новой.

Она повернулась, положила голову на плечо Никиты. Тот, еще не проснувшись, обнял ее, прижал к себе.

– Я хочу уехать как можно скорее, – прошептала Дина.

Никита засмеялся, ткнулся губами куда-то ей в висок и произнес голосом сонным, смешным:

– Сегодня мы уедем.

– Да? – обрадовалась Дина.

– Сейчас с Артуром еще сцепление проверим, давление в шинах – и можно ехать. Тьфу-тьфу-тьфу, кажется, проблем не будет…

– Ура.

– Ничего не бойся.

– С тобой я ничего не боюсь.

– Ты будешь мне готовить блинчики на завтрак?