Всем влюбленным удел есть свой и удача.

Коль могла бы обнять тебя — обняла бы,

Как влюбленный любимой стан обнимает.

Коль не вижу я брата лик, пусть отнимет

Жизни радость совсем Аллах, и довольно.

Если бы знать мне, растаяло ль его сердце,

Как мое, от огня любви пламенея!

Увидев меня, она поспешно вытерла слезы и обратилась ко мне с мягкой речью, сказав: «О сын моего дяди, ты охвачен любовью, и Аллах был к тебе милостив, внушив той, кого ты любишь, любовь к тебе, а я в слезах и в горе из-за разлуки с тобой. Кто меня упрекнет и кто оправдает? Но Аллах да не взыщет с тебя из-за меня!».

Потом Азиза улыбнулась и, сняв с меня одежду, расправила ее со словами: «Клянусь Аллахом, это не запах того, кто наслаждался со своею любимой! Расскажи же мне, что с тобой случилось, о сын моего дяди!».

И я рассказал ей обо всем, что случилось со мною, и она второй раз улыбнулась гневной улыбкой, воскликнув: «Поистине мое сердце полно боли! Пусть не живет тот, кто делает тебя несчастным! Эта женщина сильно превозносится над тобою, и, клянусь Аллахом, о сын моего дяди, я боюсь для тебя зла от нее. Знай, о брат, объяснение соли такое: “Ты потонул во сне и похож на скверное кушанье, отвратительное для души, и тебя следует посолить, чтобы ты не был извергнут обратно. Ты объявляешь себя благородным влюбленным, а сон для влюбленных запретен, и твои притязания на любовь лживы”. Но и ее любовь к тебе тоже лживая, ведь, увидев тебя спящим, она не разбудила тебя! Если бы ее любовь была искренна, она, наверное, коснулась рукой твоих ланит и пробудила бы тебя ото сна. А что до угля, то объяснение этого знака такое: “Очерни, Аллах, твое лицо, раз ты ложно объявил себя любящим; ты — молодое дитя, и у тебя только и заботы, что поесть, попить да поспать”. Вот объяснение ее знаков. Да освободит тебя от нее великий Аллах!».

Услышав эти слова, я ударил себя рукою в грудь и воскликнул: «Клянусь Аллахом, это и есть истина, ведь я спал, а возлюбленные не спят! Я сам себе обидчик, и больше всего повредили мне сон и еда! Что теперь будет?». И я сильно заплакал, сказав сестре: «Укажи мне, что сделать, и пожалей меня — и тебя пожалеет Аллах! — иначе я умру». А Азиза любила меня великой любовью, потому ответила: «На голове и на глазах! Но только, о сын моего дяди, я много раз говорила тебе: если бы я могла входить и выходить, я бы, наверное, свела тебя с нею в ближайшее время и накрыла бы вас своим подолом, — и я поступаю с тобою так, лишь для того, чтобы ты был доволен. Если захочет Аллах Великий, я не пожалею крайних усилий, чтобы свести вас. Послушай же моих слов и повинуйся моему приказу. Иди в то самое место и сиди там, а когда будет время вечера, сядь там же, где ты сидел, и остерегайся что-нибудь съесть, так как пища навлекает сон. Берегись же заснуть! Она придет к тебе, только после того как минует четверть ночи. Да избавит Аллах тебя от ее зла!».

Услышав эти слова, я обрадовался и стал молиться Аллаху, чтобы ночь скорее прошла. А следующим вечером моя сестра проводила меня со словами: «Если встретишься с нею, скажи тот стих, когда будешь уходить». И я ответил: «На голове и на глазах!» — и направился в сад.

Едва же вошел я на то место, увидел, что помещение убрано так, как было в первый раз, и там было все из кушаний, закусок и напитков, цветов и прочего. И почувствовал я запах кушаний, и захотелось их душе моей. Я удерживал ее несколько раз, но не смог удержать и встал и, подойдя к скатерти, снял покрывало, а под ним было блюдо кур и вокруг четыре тарелки кушаний четырех сортов. И я съел по кусочку от каждого кушанья, и съел немного халвы, и кусок мяса, и выпил шафранной подливки, которая мне понравилась. И я пил ее много, черпая ложкой, пока не насытился и не наполнил себе живот. А после мои веки опустились, и, взяв подушку, я положил ее под голову, думая: «Может быть, я прилягу на нее и не засну». Но мои глаза сомкнулись, и я заснул и не проснулся раньше, чем взошло солнце на следующий день. Тогда я нашел у себя на животе игральную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка. А во всем помещении не было никакой подстилки или чего-либо другого, и казалось, что там вообще ничего подобного не было.

И я встал, стряхнул с себя все это, и вышел рассерженный, и шел, пока не достиг собственного дома. Я увидел, что дочь моего дяди испускает глубокие вздохи и говорит такие стихи:

Худ я телом и ранено мое сердце,

И струятся вдоль щек моих слез потоки,

И любимый упорен так в обвиненьях,

Но прекрасный что сделает — то прекрасно.

О сын дяди! Наполнил ты страстью сердце, —

Мои очи от горьких слез заболели.

И я начал бранить сестру и ругать ее, и она заплакала, а потом вытерла слезы и, подойдя ко мне, поцеловала, прижимая меня к груди. Я же отстранялся от нее и укорял себя.

«О сын моего дяди, — сказала она мне, — ты, кажется, заснул сегодня ночью». И я отвечал ей: «Да, а проснувшись, нашел игральную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка, и не знаю, почему она так сделала», — и заплакал и, обратившись к сестре, спросил: «Растолкуй мне, на что она указывает этими знаками! И скажи, что мне делать! Помоги мне в том, что со мной случилось!»

«На голове и на глазах! — сказала она. — Палочкой от таба, которую она положила тебе на живот, она указывает, что ты пришел, а твое сердце отсутствовало. Она как будто говорит тебе: “Любовь не такова, не причисляй же себя к любящим”. А косточкой финика говорит тебе: “Если бы ты был влюблен, твое сердце, наверно, горело бы от любви, и ты не вкушал бы сладости сна, ибо любовь сладка, как финик, и зажигает в душе уголь”. Рожковым семечком она тебе указывает, что сердце любимого утомилось, и говорит тебе: “Терпи разлуку с нами, как терпел Иов”».

И когда я услышал это толкование, огни вспыхнули в моей душе и горести усилились в моем сердце. Тогда я вскричал: «Аллах предопределил мне спать, так как у меня мало счастья! О дочь моего дяди, — обратился я к Азизе, — заклинаю тебя жизнью, придумай мне хитрость, чтобы я мог добраться до нее». Сестра заплакала и отвечала: «О Азиз, сын моего дяди, мое сердце полно дум, и я не могу говорить. Но иди сегодня вечером в то же место и остерегайся уснуть, тогда ты достигнешь желаемого. Вот так лучше всего поступить. И мне больше нечего сказать».

«Что ж, если захочет Аллах, я не засну и сделаю так, как ты мне велишь», — ответил я. Сестра поднялась и принесла мне пишу, говоря: «Поешь теперь вдоволь, чтобы у тебя не осталось желания» — и я поел досыта. А когда пришла ночь, она принесла мне великолепное платье и одела меня в него, и взяла с меня клятву, что скажу той женщине упомянутый стих, и всячески предостерегла меня от сна.

Потом я вышел из дома и отправился в сад, и пошел в помещение, и посмотрел на сад. Когда же наступила ночь, я стал открывать себе глаза пальцами и трясти головой. А вскоре проголодался оттого, что не спал, и на меня повеяло запахом кушаний. Тогда мой голод усилился, я направился к скатерти и, сняв покрывало, съел от каждого кушанья по кусочку. Я съел кусок мяса и, подойдя к фляге с вином, сказал себе: «Выпью кубок!», — и выпил, а потом выпил второй и третий, до десяти. И меня ударило воздухом, и я упал на землю, как убитый, и пролежал так, пока не настал день. А проснувшись, я увидал себя вне сада, и на животе у меня был острый нож и железный дирхем. Испуг поразил меня, и я поспешил домой, а когда пришел, то увидел, что сестра моя говорит: «Поистине я в этом доме бедная и печальная, нет мне помощника, кроме палача!».

Войдя, я упал во всю длину, и выронил из рук нож и дирхем, и лишился чувств; а очнувшись от обморока, рассказал Азизе о том, что со мною произошло, завершив словами: «Я не достиг желаемого!». И она сильно опечалилась за меня. Увидев, что я плачу и мучаюсь, сестра сказала: «Я уже обессилела, советуя тебе не спать, но ты не слушаешь моих советов. Мои слова тебе ничем не помогут». Тогда взмолился я: «Заклинаю тебя Аллахом, растолкуй мне, на что указывает нож и железный дирхем!». И она отвечала: «Железным дирхемом она указывает тебе на свой правый глаз и заклинает тебя им, говоря: “Клянусь господом миров и моим правым глазом, если ты вернешься другой раз и уснешь, я зарежу тебя этим ножом!”. И я боюсь для тебя зла от ее коварства, о сын моего дяди, и мое сердце полно печали о тебе, но я не могу говорить. Если ты знаешь, что, вернувшись к ней, не заснешь, то возвращайся к ней и берегись сна, тогда ты получишь то, что тебе нужно. Если же ты, зная этой слабости своей, все же пойдешь, то она тебя зарежет».