А в это самое время царь Шахраман сидел на престоле своего царства, и эмиры его правления были перед ним. Вдруг вошел к нему староста ювелиров с большою шкатулкою в руках. Он подошел и раскрыл шкатулку перед царем и вынул из нее маленький ларчик, стоивший сто тысяч динаров, и было в нем столько жемчуга, яхонтов и смарагдов, сколько не мог иметь ни один царь в какой-нибудь стране. Царь увидел шкатулку, подивился ее красоте, обернулся к старшему евнуху, у которого случилось со старухою то, что случилось, и сказал ему: «Эй, Кафур, возьми этот ларчик и отнеси его Ситт Дунье!». И евнух повиновался.
Когда же он достиг комнаты царевны, то увидел, что дверь ее заперта и старуха спит на пороге. «До такого часа вы еще спите!» — воскликнул евнух, и старуха, услышав его слова, пробудилась от сна и испугалась. «Постой, я принесу тебе ключ», — сказала она и выбежала куда глаза глядят, убегая от евнуха. Вот, что было с нею.
А евнух понял, что старуха смутилась, и, сорвав дверь, вошел в комнату и увидел Ситт Дунью в объятиях Тадж-аль-Мулука, и оба они спали. Увидев подобное, евнух не знал, что делать, и уже собрался вернуться к царю, но Ситт Дунья проснулась и увидела его. В мгновение ока она изменилась в лице, побледнела и воскликнула: «О Кафур, покрой то, что покрыл Аллах!», — а евнух ответил: «Я не могу ничего скрывать от царя!».
Он запер дверь снаружи и вернулся к царю, и тот спросил его: «Отдал ли ты ларчик твоей госпоже?». Тогда евнух ответил: «Возьми ларец, вот он! Я не могу ничего от тебя скрыть! Знай, что я увидел подле Ситт Дуньи красивого юношу, который спал с нею в одной постели, и они были обнявшись».
Царь велел немедленно привести обоих и, когда они явились к нему, крикнул: «Что это за дела?». Его охватил столь сильный гнев, что, взяв плеть, он собирался ударить ею Тадж-аль-Мулука, но Ситт Дунья бросилась к нему, умоляя отца: «Убей меня раньше его». Отец выбранил свою дочь и велел отвести ее в ее комнату, потом же обратился к Тадж-аль-Мулуку, говоря ему: «Горе тебе! Откуда ты и кто твой отец и как ты дерзнул посягнуть на мою дочь?». «Знай, о царь, — ответил Тадж-аль-Мулук, — если ты убьешь меня, то погибнешь, и раскается о том все твое царство». И удивился царь, и спросил: «Почему это?». Тогда юноша отвечал: «Знай, что я сын царя Сулейман-Шаха, и ты не узнаешь, как он подойдет к тебе с конными и пешими».
Услышав эти слова, царь Шахраман захотел отложить убийство юноши и посадил его в тюрьму, чтобы проверить, правильны ли его слова. Но визирь сказал ему: «О царь нашего времени, думаю, следует поспешить с убийством этого мерзавца — он ведь осмелился посягнуть на царских дочерей». Тогда крикнул царь палачу: «Отруби ему голову, он обманщик!».
И палач взял Тадж-аль-Мулука, затянул на нем веревки и поднял руки, спрашивая разрешения эмиров один и другой раз, потому что желал, чтобы случилось промедление. Царь закричал на него: «До каких пор ты будешь спрашивать? Если еще раз спросишь, я сам отрублю тебе голову!». Тогда палач поднял руку, так что стали видны волосы у него под мышкой, и хотел отсечь голову юноше, но вдруг раздались громкие крики. Люди стали закрывать лавки.
«Не спеши!» — велел тогда царь и послал выяснить, в чем дело. И посланный ушел, а вернувшись, сказал: «Я видел войска, подобные ревущему морю, где бьются волны. И конница скакала так, что тряслась земля. И я не знаю, что это такое». Царь оторопел и испугался, что у него отнимут его царство, и, обратившись к своему визирю, спросил: «Разве никто из наших воинов не выступил против этого войска?» — но не успел он закончить своих слов, как царедворцы вошли к нему с послами приближавшегося царя Сулейман-Шаха, среди которых был его визирь. И тот первый приветствовал царя, а Шахраман поднялся перед прибывшими на ноги, приблизил их к себе и спросил, за каким делом они прибыли.
И визирь поднялся и, подойдя к царю, сказал ему: «Знай, тот, кто вступил в твою землю, — царь, не похожий на предшествующих царей и на прежде бывших султанов». «Кто же он?» — спросил царь Шахраман, а визирь ответил: «Этот царь справедливый и прямодушный, о чьих высоких помышлениях распространяют весть путешественники. Это султан Сулейман-Шах, властитель Зеленой Земли и Двух Столбов и Гор Испаханских. Он любит справедливость и правое решение и не любит притеснения и несправедливости. Его сын у тебя в твоем городе, а это последний вздох его сердца и плод его души, и если он окажется невредимым, то будет тебе слава и благодарность. Если же он исчез из твоей страны или с ним что-нибудь случилось, ты услышишь весть о гибели и разрушении твоих земель, ибо твой город станет пустыней, где каркают вороны. Вот я сообщил тебе его послание, и добавить нечего».
Услышав эти слова от посланного, царь Шахраман почувствовал в душе тревогу и испугался за свою власть. Он кликнул вельмож своего царства, визирей, царедворцев и наместников и, когда они явились, сказал им: «Горе вам! Идите и ищите этого молодца!».
А Тадж-аль-Мулук был в руках палача, и он обмер от великого страха, который ему пришлось испытать. Тогда посланный огляделся и увидел сына своего царя на ковре крови и узнал его. И поднялся и кинулся к царевичу, а за ним другие посланцы. И они подошли, развязали его узы и стали целовать ему руки и ноги. Тогда Тадж-аль-Мулук открыл глаза и, узнав визиря своего отца и своего друга Азиза, упал без чувств от сильной радости.
А царь Шахраман не знал, что и делать, и испытал жестокий страх, убедившись, что войско пришло из-за юноши. Он встал и, подойдя к Тадж-аль-Мулуку, поцеловал его в голову, и глаза его прослезились. «О дитя мое, — сказал он, — извини меня и не взыщи со злодея за деяния его. Пожалей мои седины и не разрушай моего царства». Тогда приблизился к нему Тадж-аль-Мулук, поцеловал ему руку и сказал: «С тобой не будет беды, ведь ты мне вместо родителя, но берегись, чтобы не случилось дурного с моей возлюбленной Ситт Дуньей». «О господин, — ответил царь, — не бойся за нее, ей будет только радость», — и снова стал извиняться перед юношей и уговаривать о пощаде, и он обещал визирю Сулейман-Шаха большие деньги, если тот скроет от царя то, что видел.
Потом царь Шахраман приказал своим вельможам взять Тадж-аль-Мулука, отвести его в баню и одеть в платье из лучших своих одежд, а затем поскорее привести его. И они сделали это и, отведя юношу в баню, одели его в то платье, которое назначил ему царь Шахраман, а затем привели в залу, и, когда царевич вошел, царь Шахраман встал перед ним сам и велел встать всем вельможам своего царства в услужение царевичу.
И Тадж-аль-Мулук сел и принялся рассказывать визирю своего отца и Азизу о том, что случилось с ним, а те молвили: «Мы же в это время испугались за тебя и отправились к твоему родителю и рассказали, что ты вошел во дворец царской дочери и не вышел и что твое дело стало нам неясно. Услышав об этом, он снарядил войска, и мы прибыли в эти земли, и наше прибытие принесло тебе крайнее облегчение, а нам — радость». Тогда царевич воскликнул: «Добро всегда приходит через наши руки и в начале и в конце!».
Вот! А царь Шахраман вошел к своей дочери Ситт Дунье и увидел, что она завывает и плачет о Тадж-аль-Мулуке. И она взяла меч, и воткнула его рукояткою в землю, а острие приложила к верхушке сердца своего, между грудями, и, наклонившись, стояла над мечом, говоря: «Я обязательно убью себя и не буду жить после моего любимого!». И когда отец вошел к ней и увидел свою дочь в таком состоянии, то закричал во весь голос: «О госпожа царских дочерей, не делай этого и пожалей твоего отца и жителей твоего города! Избави тебя Аллах от того, чтобы из-за тебя случилось дурное с твоим отцом», — и рассказал обо всем происшедшем и о том, что ее возлюбленный, сын царя Сулейман-Шаха жив и здоров и хочет на ней жениться.
«Дело сватовства и брака зависит от твоего желания», — сказал он, а Ситт Дунья обрадовалась и ответила: «Не говорила ли я тебе, что он — сын султана, и я непременно заставлю его распять тебя на доске ценою в два дирхема?». «О дочь моя, пожалей меня, и пожалеет тебя Аллах», — воскликнул отец, а она ответила: «Живо, иди скорей и приведи мне его быстро, не откладывая!».
«На голове и на глазах!» — был ответ отца, который быстро вернулся от нее и, придя к Тадж-аль-Мулуку, потихоньку передал ему эти слова. И они поднялись и направились к ней вдвоем. Увидев Тадж-аль-Мулука, царевна обняла его в присутствии родителя и приникла к нему, и поцеловала его, говоря: «Ты заставил меня тосковать!» — а потом она обратилась к отцу и спросила: «Видел ли ты, чтобы кто-нибудь перешел меру, восхваляя это прекрасное существо? Ведь к тому же он — царь, сын царя и принадлежит к людям благородным, охраняемым от гнусности».