неизвестен Автор - Песнь любви

Он поднялся и, увидев на двери надпись золотыми чернилами «Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится», воскликнул: «Будьте свидетелями, я не стану говорить о том, что меня не касается!» После этого женщина, приведшая носильщика в дом, встала и приготовила ему еду. Они поели, потом зажгли свечи и светильники, подсыпав в них амбру и алоэ. Все четверо сидели и пили, вспоминая любимых. Потом пересели на другое место, поставили свежие плоды и напитки и продолжили беседу, выпивая и закусывая, смеясь и повесничая.

Вдруг в дверь постучали. Одна из женщин пошла открыть, а затем вернулась и сказала: «Наше веселье сегодня стало полным». — «Почему же?» — спросили ее, и она ответила: «У двери три чужеземца — календеры[12] с выбритыми подбородками, головами и бровями, и все трое кривы на правый глаз, и это удивительное совпадение. Они похожи на возвратившихся из путешествия. Они прибыли в Багдад и впервые вступили в наш город. А постучали в дверь они потому, что не нашли места, где провести ночь, и подумали: «Может быть, хозяин этого дома даст нам ключ от стойла или хижины, где мы сегодня переночуем». Их застиг вечер, а они чужестранцы и не знают никого, у кого бы приютиться. О сестрицы, у них у всех смешной вид…». И до тех пор она подлаживалась к сестрам, пока те не уступили: «Пусть входят, но поставь им условие, чтоб не говорили о том, что их не касается, а иначе услышат то, что им не понравится!».

И женщина обрадовалась, пошла и вернулась с тремя кривыми, с обритыми подбородками и усами. Они поздоровались, поклонились и отошли назад, а женщины поднялись им навстречу, и приветствовали их, и поздравляли с благополучием, и усаживали их. Календеры увидели нарядное помещение и чисто убранную трапезу, уставленную зеленью, горящими свечами и дымящимися курильницами, и закусками, и плодами, и вином, и трех невинных девушек, да воскликнули вместе: «Клянемся Аллахом, хорошо!». Потом обернулись к носильщику и нашли, что он весел, устал и пьян, и сочли его одним из своих же, сказав: «Он календер, как и мы. Видно, чужестранец или кочевник». Когда же носильщик услышал эти слова, он встал и, вперив в них взор, воскликнул: «Сидите и не болтайте! Разве вы не прочли то, что на двери? Вы вовсе не факиры[13]! Вы пришли к нам и распускаете о нас языки!». И календеры ответили: «Просим прощения у Аллаха, о факир! Наши головы перед тобою». Женщины засмеялись и, поднявшись, помирили календеров с носильщиком, а затем подали им еду. И те ели и беседовали, а привратница поила их. И пока чаша ходила между календерами, носильщик спросил: «А нет ли у вас, о братья, какой-нибудь диковинной истории, чтобы рассказать нам?». От питья жар разлился по их телам, и они потребовали музыкальные инструменты. Привратница принесла гостям бубен, лютню и персидскую арфу. Календеры встали и настроили инструменты, один из них взял бубен, другой — лютню, а третий — арфу. И заиграли и запели, а девушки возрадовались так, что поднялся большой шум. И пока они так развлекались, снова постучали в дверь. Тогда привратница встала, чтобы посмотреть, кто ожидает у входа.

А постучали, потому что в эту ночь халиф Харун ар-Рашид[14] вместе со своим визирем Джафаром и палачом его мести Масруром вышел пройтись и послушать, не произошло ли чего-нибудь нового. По таким случаям халиф имел обычай переодеваться в одежды купцов. И когда они вышли этой ночью и пересекли город, их путь пришелся мимо дома, где остановились носильщик и календеры. Услыхав пение и искусную игру на инструментах, халиф сказал Джафару: «Я хочу войти в этот дом, послушать эту музыку и увидеть, кто так сладостно поет». — «О повелитель правоверных! — воскликнул визирь. — Это люди, которых забрал хмель, и я боюсь, что нас от них постигнет зло». Но халиф непреклонно настаивал: «Я непременно войду туда! И хочу, чтобы ты придумал, как нам проникнуть внутрь». Тогда Джафар отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» — затем подошел и постучал в дверь. Привратница вышла и открыла ставни, Джафар выступил вперед, облобызал землю и сказал: «О госпожа, мы купцы из Табарии[15]. В Багдаде уже десять дней, продали свои товары, а стоим в хане купцов. Один купец пригласил нас сегодня в свой дом, мы пришли к нему, и он предложил нам поесть, и мы поели, а потом некоторое время беседовали с ним. Когда же он разрешил нам удалиться, мы, чужеземцы, вышли, по темноте сбились с дороги к хану, где стоим. Может быть, вы будете милостивы и позволите войти к вам и переночевать сегодня ночью, а вам будет небесная награда?». Привратница посмотрела на пришедших, которые были одеты как купцы и имели почтенный вид, и, вернувшись к сестрам, передала рассказ Джафара. Сестры опечалились и сказали: «Пусть войдут».

Девушка вернулась к пришедшим и открыла им дверь, они же спросили: «Входить ли нам с твоего разрешения?». «Входите», — ответила привратница, и халиф с Джафаром и Масруром переступили порог. Увидев прибывших гостей, девушки поднялись им навстречу и усадили рядом, но, оказывая почтение, сказали: «Простор и уют гостям, однако у нас есть для вас условие». — «Какое же?» — спросили пришедшие и в ответ услышали: «Не говорите о том, что вас не касается, а не то услышите то, что вам не понравится». И те согласились: «Хорошо!». Потом сели пить и беседовать. Халиф посмотрел на трех календеров, увидел, что они кривые на правый глаз, и изумился этому, а, взглянув на девушек, столь красивых и прекрасных, пришел в недоумение и удивился. Когда начались беседы и разговоры, халифу предложили: «Пей!», — но он ответил: «Я намереваюсь совершить паломничество»[16]. Тогда привратница встала, принесла скатерть, шитую золотом, поставила на нее фарфоровую кружку, а в нее влила ивового соку и положила ложку снегу да кусок сахару. Халиф поблагодарил ее и подумал про себя: «Клянусь Аллахом, я непременно вознагражу ее завтра за ее благой поступок!».

И они занялись беседой, и, когда вино взяло власть, госпожа дома встала и поклонилась им, а потом взяла за руку одну из женщин и сказала: «О сестрицы, исполним наш долг». Сестры ответили согласием, после чего привратница встала, прибрала помещение, выбросила очистки, переменила куренья и вытерла середину покоя. Она посадила календеров на скамью у возвышения, а халифа, Джафара и Масрура — на скамью в другом конце покоя, носильщику же крикнула: «Как ничтожна твоя любовь! Ты ведь не чужой, а из обитателей дома!». Носильщик встал и, затянув пояс, спросил: «Что тебе нужно?». И та ответила: «Стой на месте!». Потом поднялась третья женщина, она поставила посреди покоя скамеечку, а затем открыла чуланчик и сказала носильщику: «Помоги мне!». Тот увидал там двух черных собак с цепями на шее. Женщина указала на них и сказала: «Возьми». Носильщик повиновался и вышел с ними на середину помещения.

Тогда хозяйка дома обнажила руки до локтя, взяла бич и велела ему: «Выведи одну из них на середину! И тот потащил собаку за цепь, а она завыла и потянулась головой к хозяйке. И тут принялась женщина бить животину по голове… А та выла и скулила, но женщина не унималась, до тех пор пока у нее не устали руки. И когда она бросила бич, то прижала собаку к груди, вытерла ей слезы и поцеловала в голову, а затем сказала носильщику: «Возьми ее и подай вторую». И носильщик привел, и женщина сделала с ней то же, что с первой.

Сердце халифа обеспокоилось, и грудь его стеснилась. Не терпелось ему узнать, в чем провинились эти несчастные собаки. Он подмигнул Джафару, но тот повернулся к нему и знаком велел: «Молчи!».

Затем госпожа обратилась к привратнице и сказала ей: «Вставай и исполни то, что тебе надлежит», — и та ответила: «Хорошо!». Потом хозяйка поднялась на своем ложе, выстеленном из можжевельника и выложенным полосками золота и серебра, и велела сестрам: «Подайте, что есть у вас!». Тогда привратница поднялась и села возле нее, а третья женщина на мгновение удалилась и вернулась, неся чехол из атласа с зелеными лентами и двумя солнцами из золота. Остановившись перед госпожой, она распустила чехол и вынула оттуда лютню для пения. Затем настроила струны, подтянула колки и, наладив лютню как следует, произнесла такие стихи: