– Это просто компенсация за последнюю поездку. Насколько я помню, в тот раз вы разделали меня под орех. – Филип, довольный, захохотал.

– Я полагаю, это меткое выражение соответствует тогдашнему положению дел. К сожалению, сейчас я уезжаю в Ганнибал и потому не имею возможности отыграться. Не забудьте передать привет вашей матушке. Очень жаль, что в этом круизе ее нет с вами.

Филип остановился у лестницы, где он должен был расстаться со своим знакомым.

– Мама подумала, что ее будет раздражать моя занятость. А я не могу отказаться от дел. Но она, хотя и не поехала, дала, как обычно, массу поручений. Заказала здесь одежду для себя и Клодетт, мне пришлось ее забирать. – Филип ухмыльнулся, подумав о ворохе платьев, которые он вез на борту «Герцогини Орлеанской». – Разумеется, это причинило некоторое неудобство, – продолжал он, – но уверен, что было бы куда больше свертков, если бы обе леди отправились вместе со мной!

– В этом вы, безусловно, правы. Ну что ж, спокойной ночи, Филип.

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Филип поднялся на третью палубу, где находилась его каюта. Он прошел мимо цепочки пассажиров, стоявших возле перил и смотревших в направлении города.

– Там что-то случилось? – спросил он человека в ночной пижаме.

– Трудно сказать. Я знаю только, что вон там находится отделение полиции. – Мужчина указал на центр Кейп-де-Райва. – Здание освещено, как на Четвертое июля,[3] поэтому полагаю, что случилось нечто серьезное.

– Пожалуй, – согласился Филип, размышляя, не приведет ли происшествие к задержке их отправления. По расписанию они должны отплыть на рассвете. – Я думаю, скоро мы услышим.

Он зевнул и, передернув плечами, чтобы снять напряжение от слишком долгого сидения за столом, прошел в свою каюту.


Анна услышала только слабый звук от пары ног, шагнувших через порог. Прижавшись к полу, она высунулась из-под кружевного края покрывала одним глазком глянуть, кто же это пришел. Определенно, не женщина, так как она ясно различила отполированные до блеска черные кожаные ботинки и тонкое черное сукно вокруг щиколоток.

Потом она увидела, как на небольшой стул с высокой спинкой возле конторки был повешен угольно-черный бархатный жилет, и услышала мягкий металлический звон, словно на бюро положили что-то из украшений. Затем скрипнули планки кровати, когда кто-то уселся на край, прогнув матрац.

Мужчина устало вздохнул и наклонился, чтобы снять ботинки. Анна поняла опасную близость его руки к полоске светлой материи, выступающей из-под кровати. Это был подол ее платья! И человек действительно провел по нему пальцем. Анна с возрастающим ужасом ждала, что будет дальше.

Мужчина поколебался, но только секунду и продолжал разуваться. Затем встал и зажег керосиновую лампу на бюро.

Анна в панике не удержалась от тихого вздоха. «Что угодно, только не свет!»

Мужчина снова подошел к кровати со стороны единственного окна и быстро закрыл ставни, после чего резко нагнулся и схватил Анну за руку. Одним движением выдернул ее из-под кровати и поставил на ноги.

Рывок был столь неожиданным и сильным, что у нее закружилась голова. От боли в запястье подогнулись колени.

При слабом свете керосиновой лампы мужчина окинул взглядом спутанные белокурые волосы и понимающе кивнул.

– Вы! – сердито прошипел он, и в глазах у него заметались холодные искры, похожие на стальные иглы. Он отбросил руку Анны с такой свирепостью, что она пошатнулась и сделала шаг назад.

Она уже было вскрикнула, узнав Филипа Бришара, но лишь поперхнулась и теперь ошалело таращила глаза, наполовину прикрытые растрепавшимися прядями. У нее от боли раскалывалась голова, не было сил даже сдвинуться с места, и потому она продолжала стоять перед ним, ежась под его разгневанным взглядом.

– Да-а, – протянул Филип, – хорошо, что я взял с собой все деньги. Как чуял, что нужно сделать. Впрочем, я всегда держу в голове, что воров везде хватает! – Анна открыла рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но ни единый звук не вышел из ее горла. – Что такое? – продолжал Филип. – Теперь вы еще и онемели, моя слепенькая пичужка? Вам уже недостаточно прежнего жульничества?

Филип сложил руки на груди, смерив Анну оценивающим взглядом – ее всклокоченные волосы, изодранное платье и все еще расстегнутый лиф.

– Кажется, я догадываюсь, – сказал он, возвращаясь к ее лицу. – Ваш отец придумал для вас другую игру… ту, что намного древнее и больше проверена. – Филип отвел от нее свои холодные глаза с очевидным отвращением. – Это он заставляет вас таким образом зарабатывать деньги? Скажите, есть что-нибудь, чего вы еще не испробовали?

– Нет-нет, это совсем не то, что вы думаете, – наконец выдавила из себя Анна. Она прижала руки к вискам, чтобы остановить дикую боль в голове.

– Именно то, что я думаю, мисс Роуз или… Я не знаю, какова ваша настоящая фамилия, но это не суть важно. – Филип наклонил голову набок, настороженно блеснув глазами. – Где ваш партнер по новой пьесе? Может, спрятался в том гардеробе? – Филип быстро подошел к шкафу и распахнул дверцы. Удостоверившись, что Мика там нет, он захлопнул их. – Тогда, наверное, ждет вас на берегу?

Анна покачала головой, не способная ясно мыслить сквозь туман безумной боли. На глаза ее навернулись слезы. Она задрожала.

Филип устремился к ней и схватил ее за руки:

– Я хочу услышать от вас ответ. Не молчите, не то я прямо сейчас отведу вас в город и сдам полиции!

Он с силой встряхнул ее. Волосы упали с ее лица, и гнев тут же потух в его глазах, сменившись иным чувством. То ли жалости, то ли омерзения…

Анна попыталась высвободиться, но Филип притянул ее ближе к свету. Он схватил жгут ее волос, удерживая их на затылке, другой рукой взял ее за подбородок и повернул лицом к лампе.

– У вас ссадины… – сказал он смягчившимся голосом. – Что случилось? Кто это сделал?

Анна не смогла ответить. И вообще не могла думать. Только ощущала боль, безжалостно давившую на уши. Затем все заволоклось черной пеленой.


Анна проснулась от необычайно яркого света и вскоре поняла, что это солнце проникает сквозь веки. Она утопала в пуховой перине, между простынями, источавшими смутный лесной аромат, похожий на запах сосны. С одной стороны, охватывало ощущение тепла, исходящего из глубины тела, но одновременно что-то прохладное и влажное нежно касалось лица и шеи. Голова болела по-прежнему, и поэтому она противилась соблазну открыть глаза, пока не почувствовала, что мягкое облако, на котором она лежала, слегка переместилось, словно от легкой волны. Тогда она с испугом осознала, что на кровати находится кто-то еще, и услышала звуки падающих капель – как будто над миской выжимали смоченную в воде салфетку.

Анна медленно открыла глаза. Перед ней заколыхалось мужское лицо. Губы ее невольно тронула улыбка. Было так приятно созерцать прямой точеный нос и четкие высокие скулы на открытом, мужественном лице. Правда, лицо это было омрачено какой-то заботой – морщинки собрались вокруг уголков полных, чувственных губ и складки залегли между насупленными бровями.

Одной рукой Филип держал у ее губ стакан, другой обхватывал ее затылок, побуждая проглотить воду.

– Вам лучше? – спросил он.

Первой реакцией на его голос был испуг, замешательство. Когда в голове немного прояснилось и вернулись воспоминания, Анна с усилием проговорила:

– Что я здесь делаю? Я в вашей постели? – Трясущимися руками она подняла покрывало и увидела на себе мужскую рубашку вместо ее платья. Она перевела взгляд на Филипа. – Как это получилось?

– Но вы же в своем нижнем белье, – сказал Филип, пожав плечами, – его с вас никто не снимал, поэтому можете не смотреть на меня такими глазами. Ваше платье было испачкано, мисс Роуз, – добавил он, поднимая бровь. – Вы с кем-то барахтались в грязи?

– Отойдите от меня! – ощетинилась Анна. В эти минуты в ней боролись два разных чувства: скорбь, связанная с событиями последних нескольких часов, и гаев, вызванный ее настоящим положением. Она понимала, что Филип Бришар продолжает насмехаться над ней и, что поважнее, обладает реальной силой. С воспоминаниями о Мике и воскресшей картиной жестокой расправы над ним пришло горькое осознание, что теперь она совершенно одна. Она была раздавлена горем, с головы до ног покрыта ушибами и ссадинами, а теперь еще и зависела от мужчины, которого почти не знала, равно как и не знала, как ему заблагорассудится поступить с ней.