Вскоре Анна превратилась в кокон – обернутая, подвернутая, подоткнутая, пришпиленная и сметанная. И все то время, пока две женщины трудились над ее новым гардеробом, она слушала их несмолкающий щебет. Он прерывался большей частью охами и ахами, а также возгласом: «Это – ни в коем случае!» В конечном счете все, что находилось в работе, было поделено на три категории: «подходит точно», «подходит условно» и «обратно на склад». Анна так привыкла к компании двух дам, что уже находила их разговоры интересными. Платья валились на нее как из рога изобилия, но, несмотря на эту утомительную атаку, Анна начинала получать здесь удовольствие. Интересно, что этим дамам известно о семействе Бришара и много ли из них можно выудить? Анна решила немедленно прощупать их на этот счет.
– Вы хорошо знакомы с мадам Бришар? – как бы невзначай спросила она, когда Лили сделала очередной комплимент Филипу.
– Очень хорошо, дорогая, очень хорошо, – гордо сказала Лили, словно сам факт знакомства с женой Филипа являл собой знак особой чести, клеймо на золоте высшей пробы. – Мадам Бришар – такая утонченная дама, совершенно уникальное сочетание достоинства и грации. И одна из добрейших женщин, каких я когда-либо знала. Когда она входит в дверь, она приносит столько света, что мое ателье сразу преображается.
– Тогда неудивительно, что Филип так ее любит, – сказала Анна, продолжая эксперимент с удочкой.
– Любит? Дорогая моя, тот, кто так говорит, недооценивает степень его привязанности. Я смело могу сказать, Филип ее обожает! А почему нет? Это неземная женщина. Он обращается с ней, словно она сделана из тонкого французского хрусталя, но это не значит, что она так же хрупка! Не дайте себе обмануться – Моника Бришар сделана из гораздо более крепкого материала.
– А дочь, Клодетт? Ее вы тоже знаете?
– Конечно. Моника и Клодетт практически неразлучны. Дочь обещает стать настоящей красавицей, подобно своей матери.
– У Моники есть другие дети? – спросила Анна.
– Вы не знаете Анри?
Анна покачала головой. Волна необъяснимого разочарования снова окатила ее при упоминании еще об одном ответвлении генеалогического древа Филипа Бришара.
– Прекрасный молодой человек, – продолжала Лили. – Анри – гордость Моники. Вообще в ней очень силен материнский инстинкт, редкая женщина так предана своим детям. Если кому-то из них что-то угрожает, она как тигрица готова растерзать самого страшного врага. В самом деле. Однажды она была вынуждена поступить именно так!
Анна начинала думать, что у нее сложились неверное представление о Филипе. Она убеждалась, что Моника Бришар – красивая, добрая женщина, любящая жена и мать. Может, Филип вовсе и не был ходоком по чужим постелям, как он лихо намекнул после того инцидента в каюте. Возможно, та фраза о подвигах в постели была… просто легкомысленной похвальбой. Какой мужчина станет искать удовольствие на стороне, если дома у него есть такая добродетельная и обожающая его жена?
Анна решила еще порасспросить Лили о личной жизни Филипа, чтобы окончательно прояснить вопрос о его супружеской верности… или неверности.
– Филип так много разъезжает, – сказала она. – Как мадам Бришар относится к его деловым поездкам? Должно быть, он не бывает дома по нескольку недель?
– Иногда месяцев, – сказала Лили. – Он же коммерсант. Разве вы не знаете, мисс Джоунс?
– Да, он немного рассказывал.
– Вы не очень деликатничайте с ним, мисс Джоунс, а то он слишком скромничает. Мсье Бришар – судовой магнат, владелец целой флотилии. Более полдюжины его кораблей совершают регулярные рейсы из Нового Орлеана на восточное побережье и на Карибы. Он сам часто плавает на них капитаном.
– Я не знала…
Лили кивнула с тем чувством превосходства, какое появляется у людей, сознающих, что они знают нечто, доселе неведомое другим.
– Но я не ответила на ваш вопрос. Я уверена, Монике недостает его, когда он уходит в плавание, но она никогда не пыталась держать Филипа в тугой узде. Впрочем, если вы уже немного изучили его… вы должны понимать, это было бы ошибкой, да, тщетной попыткой. Давить на него – пустой номер. Такой мужчина, как Филип, нуждается в свободе. Он должен скитаться, но речных просторов ему мало, ему нужно море. И Моника это понимает, так же как и все остальные Бришары. К тому же ей есть чем заполнить жизнь – у нее есть Клодетт и Анри. Они-то всегда при ней, но когда… – В глазах Лили вспыхнули яркие искорки. – Но когда Филип дома, можно представить, какие для всех наступают счастливые времена!
Наконец Лили отложила иголку с ниткой на поднос у себя на коленях.
– Ну вот! – воскликнула она. – Платье почти готово. Вам нравится, мисс Джоунс?
– Оно прелестно, – рассеянно ответила Анна, сознавая, что она, по сути дела, совсем не знала Филипа до того, как вошла в это ателье.
Вместе с тем она не до конца понимала и Монику Бришар. Если все, что она сейчас услышала о ней, было правдой, а Лили, несомненно, говорила правду, то жена Филипа была сама святость. Ее почти мученическое терпение не вызывало ничего, кроме восхищения.
– Хорошо, – сказала Лили, – тогда давайте решать, что вы из этого возьмете. – Она показала на гору платьев, которых Анне хватило бы до конца жизни. – Или вы хотите все?
– Нет, конечно! Двух-трех вещей будет более чем достаточно.
Они сошлись на пяти платьях, двух вечерних костюмах, совершенно необходимом белье, двух шляпах, паре туфель и нескольких баночках с макияжем. Более изысканной одежды и косметики Анна даже не видела. Она смотрела, как Лили с Клер укладывают вещи в коробки, а сама мучительно думала, как ей потом расплачиваться с Филипом. Но главное Анна уже решила: не важно, как и когда, но она непременно отдаст ему все до последнего цента, потраченного на нее.
Ей особенно понравилось дорожное платье из парчи цвета натуральных листьев с золотом и блестящими галунами на плечах, пуговицами и такими же манжетами. Когда полчаса назад Лили со всем тщанием обертывала ткань вокруг фижм, Анна вспомнила один из последних разговоров с дядей. Мик обещал ей тогда купить шикарные платья с таким же модным турнюром и шляпу с большим белым пером.
О, если бы их планам суждено было осуществиться! Анна надела бы одно из тех платьев и постучалась бы в дверь дома Офелии Салливан в Бостоне. Она представилась бы ей дочерью Кэтлин и Тома Конолли, и Офелия раскрыла бы свои объятия внучке, которой не знала до той поры, чтобы принять ее в мир фамильного Бикон-Хилла. А Мик остался бы с ней, пока она устроится и привыкнет к новой жизни, принадлежащей ей, выражаясь его словами, «как законной наследнице». Сейчас эти воспоминания вызвали у нее горькие слезы, и она изо всех сил старалась не дать им скатиться по щекам, пока она повторяла про себя: «О, дядя Мик, если бы только…»
После этих невеселых дум Анна вдруг поняла, что ей нужно делать. И главный смысл будущих действий стал ей предельно ясен. Она должна переломить ход жизни, потому что этого желал для нее Мик. Но опять-таки все зависело от доброй воли Филипа Бришара. Захочет ли он помочь ей? Он владел кораблями, и один из них был ей так нужен! Тогда мечты Мика Конолли могли стать реальностью. Надо найти способ уговорить Филипа. Если он позволит ей сесть на судно, курсирующее между Сент-Луисом и Бостоном, она обретет будущее. И тогда с долгами все уладится. «Я надеюсь, вы обо всем подумали, Офелия Салливан, когда давали согласие, потому что вы – моя последняя надежда. И мне остается только молиться Богу, чтобы я смогла сделать то, что вы потребуете».
Покончив с делами, Филип покинул контору сыскного агентства, самого респектабельного из учреждений подобного рода. Он оставил там кучу денег, чтобы при расследовании соблюли его требования. Он дал наиподробнейшие инструкции, но то, чего он хотел, по трудности выполнения можно было приравнять к подвигу. Сыщики должны были выяснить местонахождение гнедой кобылы по кличке Ирландка и любой ценой добыть содержимое фургона, брошенного возле озера, в двух милях от Кейп-де-Райва, штат Иллинойс. Разумеется, дознаватель не должен ни словом упоминать того, кто его нанял, вести поиск по возможности аккуратно и в случае успешного завершения немедленно переправить животное и вещи в Луизиану, на плантацию Френчмэн-Пойнта. Помимо всего Филип желал, чтобы не возникало никаких вопросов – кому и для чего это надо. И это условие тоже было принято.
Когда Филип вернулся за Анной, его, казалось, ничуть не удивил ворох коробок и свертков у двери. Напротив, он даже проделал небольшой фокус, некое подобие разведки, обшарив глазами ателье, притворяясь, будто ожидал большего.