Девушка обиженно приложила пальцы к губам и незамедлительно выпалила ответ, в котором самым чудесным образом слились два диалекта – родной по крови французский и местный южный:
– Я могу быть такой же благовоспитанной, как любая другая леди. И ты прекрасно это знаешь, Филип, так же, как и то, что во Френчмэн-Пойнт нет такой лошади, которая бы сбросила меня.
Она подобрала с земли поводья и ласково притянула к себе арабскую кобылу. Затем встала на цыпочки и поцеловала ее в мягкие ноздри.
– Видишь? Она любит меня.
– А то все мы тебя не любим! – сказал Филип, притворно закатывая глаза к небу. – И за что только Бог послал нам такое наказание!
– Филип, ну сколько можно гудеть? Лучше бы занялся делом и представил меня.
Клодетт обошла его и шагнула вперед, туда, где сидела Анна, поглощенная созерцанием разыгравшейся перед ее глазами сценой.
– Анна, – сказал Филип, – это, как вы, вероятно, догадались, моя сестра Клодетт-Мари Бришар, пятнадцати лет от роду. Правда, иногда моя сестренка ведет себя как десятилетняя девочка, иногда же как двадцатилетняя девушка. Клодетт, а это мисс Анна Конопли.
Клодетт отерла руку о перед своей юбки, сшитой специально для верховой езды, и протянула Анне.
– Рада познакомиться, мисс Конолли. – Ее лицо осветилось приветливой улыбкой. – Любой из друзей моего брата желанный гость во Френчмэн-Пойнт. Я не знаю, как Филип успел проявить себя раньше, но остальные попытаются сделать все, чтобы вам здесь понравилось.
Анна засмеялась этой милой непосредственности и сразу почувствовала расположение к Клодетт Бришар.
– Уверяю тебя, твой брат проявил только доброту и предупредительность. И пожалуйста, называй меня Анна.
– Я рада, что он вспомнил о своей благовоспитанности и хороших манерах, – съязвила девушка в отместку брату и мельком покосилась в его сторону.
– Довольно, Клодетт, – сказал Филип. – Скачи-ка лучше обратно. Я больше чем уверен, тебе не терпится рассказать маме, что я привез гостью.
– А мои платья тоже?
– Конечно.
– Хорошо, тогда я уеду. До скорой встречи, Анна.
Клодетт ухватилась за гриву своей арабки и, вскочив в седло, развернулась к дому. Теперь она поскакала более умеренным галопом.
Хакаби, глядя ей вслед, тихо засмеялся.
– Представляю, что там будет. Сейчас они с вашей матушкой еще не так запрыгают.
– Истинная правда, – подтвердил Филип, залезая в коляску. Он уселся рядом с Анной и выбросил руку вперед. – Вот вы и прибыли… – произнес он, подкрепляя свой патетический жест притворно грустным тоном, – в наш суматошный Френчмэн-Пойнт! Надеюсь, моя сестричка не слишком шокировала вас?
– Она просто прелесть. Я бы с удовольствием с ней подружилась.
– Подруга у вас будет, можете не сомневаться. Не пройдет и вечера!
Филип постучал в спинку сиденья кучера. Экипаж тронулся и покатил дальше. Под пологом магнолиевых деревьев и крепких дубов они проехали еще какое-то расстояние, пока наконец взору не предстала вся усадьба целиком, величественная и горделивая.
Первое, на что обратила внимание Анна, – необычная конструкция дома. Весь нижний этаж, – где, как выяснилось, находилась кухня, был сложен из красного кирпича. Это позволяло защитить огромное помещение от изнуряющей жары Луизианы. Сверху его прикрывал козырек от широкой веранды, огибавшей дом в виде замкнутого яруса на верхнем этаже. За ним шла мансарда с высокой остроконечной крышей.
Края крыши выходили далеко за пределы дома, составляя часть большой галереи вокруг всего верхнего этажа. На скатах располагался ряд окон с изящными рамами и фасонными стеклами, а также выделяющиеся своей основательностью четыре дымовые трубы. Крышу со всеми ее сооружениями поддерживали восемь дорических колонн, проходивших через все этажи и попадавших в промежутки между мансардными окнами. Широкие каменные ступени у основания дома восходили к парадному входу, располагавшемуся на уровне второго этажа. Когда экипаж подъехал к дому, Анна заметила, что двустворчатые двери широко распахнуты навстречу весеннему ветерку. Весь этаж проветривался через ряд дверей, выходящих на веранду, а не только через окна. Увидев тонкие тюлевые гардины, колышущиеся между распахнутыми створками окон, Анна поняла, что открытость воздуху являлась, вероятно, самой главной особенностью этого замечательного дома. Именно ей были подчинены все его архитектурные детали, учитывавшие жаркий климат Луизианы.
Как только экипаж проехал полукруглую аллею перед домом и остановился у ступеней, из парадных дверей вышла невысокая седовласая женщина в полотняном платье темно-вишневого цвета.
– Филип! – позвала она, протягивая к нему руки.
Филип кивнул Анне и шепнул:
– Я только на минуту и сейчас же вернусь за вами.
Анна махнула рукой, чтобы он шел скорее.
– Идите, идите.
Женщина крепко обняла Филипа, и он поцеловал ее в нарумяненную щеку.
– Мои cher! Je tadore, mon fils.[12]
– Bonjour,[13] мама. Ты прекрасно выглядишь. Красива как всегда.
– А ты неисправимый льстец, – улыбнулась дама, поднимая на него глаза. Затем украдкой взглянула на Анну, сидевшую в экипаже, и озорно подмигнула. – Ну, как твоя поездка, Филип?
– Я считаю, что она была полезна, мама, – ответил он, словно не понимая истинного смысла ее вопроса. – И результаты не замедлят сказаться. Контракт подписан. Мои партнеры из Чикаго обязуются поставить две тысячи фунтов кофе из Сан-Себастьяна. Это сверх того сахара и риса, что предназначались для Бришара…
– Хорошо. С этим все понятно, но я имела в виду другое. И ты знаешь что.
– Я думаю, мама хочет знать об… – Филип и Моника повернулись на голос Клодетт, сошедшей к ним по ступенькам. Девушка, озорно улыбаясь, согнула кисть ковшиком и спрятанным за ним пальцем показала на экипаж. – Ты сам знаешь о ком.
– Ну и ну! – Филип покачал головой. – Спасибо, сестричка, – сказал он, направляясь к экипажу. – Я счастлив иметь тебя в качестве переводчика для мамы.
Филип открыл дверцу и, взяв Анну за руку, помог ей выйти на дорожку. Он подвел ее к тому месту, где стояла его мать, и сказал:
– Мама, я хочу представить тебе мою хорошую знакомую, мисс Анну Конолли. Мы встретились на «Герцогине». Мисс Конолли собиралась в Новом Орлеане взять билеты на другой пароход. Ей нужно в Бостон. Я убедил ее плыть на одном из моих судов. Если ты не возражаешь, она побудет здесь некоторое время.
– Конечно, не возражаю, – с улыбкой сказала Моника. Уголки ее подкрашенных коралловых губ приподнялись так же, как у Филипа, когда он улыбался. – Это замечательно, что вы погостите у нас, мисс Конолли. Как долго вы сможете остаться?
Анна посмотрела на Филипа.
– Гм… это будет зависеть от вашего сына. Право же, я…
– Анна очень торопится, мама.
– Тогда не будем тратить драгоценного времени и постараемся сделать лучшее из возможного, – сказала Моника, беря Анну под локоть. – Вы, наверное, проголодались. Пойдемте в дом. Сейчас мы перекусим и выпьем что-нибудь освежающее.
Они поднялись по ступеням и направились к парадной двери. Пройдя ее, Моника с Анной уже непринужденно болтали. Клодетт шла неподалеку и ловила каждое их слово.
Анну ввели в огромный холл, простирающийся до выхода в заднюю половину дома. Сквозной ветерок позванивал сверкающими хрусталиками на канделябрах, поднятых почти под самый потолок. Вдоль стен холла размещались два французских буфета. На каждом – свежие цветы в больших хрустальных вазах. Здесь же стояли два изящных диванчика на гнутых ножках, с обивкой из пастельной парчи, над ними – несколько картин в красивых дорогих рамах в приглушенных тонах – кирпичном и зеленом.
Анна последовала за Моникой к выходу, по пути восхищаясь галереей портретов, по всей видимости, предков Бришаров. Дверь в конце холла вела на заднюю половину и следующий этаж. Стены лестничной площадки были покрыты замысловатой росписью масляными красками.
– У вас прекрасный дом, мадам Бришар, – сказала Анна.
– Благодарю вас, Анна, и прошу вас, называйте меня Моника. Сейчас мы входим в мою любимую часть дома. – Они вышли на широкую веранду, открывавшую вид на идеально ухоженный сад. Сверху было хорошо видно, как продуманно разбиты цветники, разделенные высокой изгородью ярко-зеленого падуба.
Моника подвела Анну к большому столу с расставленными вокруг белыми металлическими стульями.