— Нет, мне уже лучше. Кажется, действие этой гадости проходит.
Меня тем временем вытащили из машины на свежий воздух (действительно, дышать стало легче) и повели-поволокли в сторону дверцы в подвал.
— Давайте поживее, девочки — он может скоро очнуться. Надо успеть затащить и связать.
Сейчас бы самое время вырваться, но тело по-прежнему не слушается. Противно заскрипела маленькая ржавая дверь, перед глазами полутемный подвальный коридор, еще одна дверь. А за нею — трое полицейских.
— А-а?.. — визг полоснул по ушам.
— Ой!
— Подстава…
Девицы шарахаются в разные стороны, а мое безвольное тело выпускают из рук и оно больно брякается на какие-то угловатые ящики. Свет погас.
* * *
Я очнулся дома, на своем диване, под пристальным взглядом двух пар глаз. Одни, заплаканные и темные от тревоги — мамины, другие, серые и холодные, массивной женщины в полицейской форме.
— Мишенька… Как ты?
Ох, что-то мне это напоминает. Кажется, Рафу встречали примерно так же.
— Нормально, мам.
— Вижу я, как "нормально" — она нервно огляделась. — Тогда… тут с тобой следователь поговорить хочет. Можешь ей ответить? Если не можешь…
— Могу, мам.
— Очнулся, значит, — голос у следователя оказался под стать фигуре, тяжелый и резкий, — отлично. Расскажите, как помните, о событиях со вчерашнего вечера и до утра.
И правда, вдруг подумал я, всего около полсуток прошло с начала бала, когда я даже еще не был знаком с Рафой. Полжизни назад…
— На балу "огоньком" напоили.
— Это мы уже знаем. Кто? Вам известны их имена?
— Я пил только газировку. Дважды. Сначала стаканы принесла Лена, потом — Виола.
— Понятно. Ими уже занимаются. — Сказано явно не мне, а матери. Снова, обращаясь ко мне. — Что было дальше? Ты ушел с самочкой кошратов?
— Ну, да… меня прихватило, а она оказалась рядом. Позвал ее покататься на мотоцикле, а она взяла да и согласилась. Вот…
— Понятно. Согласилась покататься. Сама. Что было дальше?
— Меня накрыло. Я слышал, резиновая кукла помогает. Которая из сексшопа.
— Но коша ведь не резиновая кукла.
— Так я ее связал и рот заткнул. Как кукла получилась.
Шепот в голове: " — Мих, ты умница! Про затыкание рта правильно сообразил. А я забыла предупредить".
— И так всю ночь, как с куклой?
— Ну да.
— Где это происходило?
— Мамин садовый домик.
Матушка тихо охнула где-то сбоку. Понятное дело, не понравилось ей такое использование домика.
— То есть всю ночь ты провел с ней в садовом домике? И она все это время была связанной?
— Нет. Через какое-то время развязал. Не помню когда. Дальше просто не отпускал, а утром отвез к парому.
Про появление Лены в кафе уже рассказывал подробно. И услышанный разговор в машине тоже, насколько запомнил. Странно, вопросов про кошу больше не было. Может быть, следователь специально не стала выяснять дальнейшие подробности. Обошлось без межпланетного скандала — и хорошо, и не будем трогать эту тему. А вот информация о том, что девчатам сообщили о мотоцикле, ее заинтересовала очень. Похоже, у Лениной матери ожидаются неприятности. Следовательница не скрывала мрачного удовлетворения:
— Ну что же, разберемся. И с местными служительницами закона тоже. — Она захлопнула папку, лежащую на коленях. — А ты спи, отдыхай, тебе после этой химии и лекарств сутки лежать положено, — и прикрыла дверь моей комнаты, выходя.
Но мне не лежалось. Хотелось что-то делать, с кем-то говорить.
— Рафа!!!
— Ну, что шумишь? Здесь я.
— Все ушли, меня оставили в покое.
— И меня тоже, велели отсыпаться… Ой, это твоя комната? Разреши, я посмотрю?
— Конечно. Иди сюда.
Меня аккуратно отодвигают в сторону, куда-то в полусон. На мгновение показалось, что я стою сзади и обнимаю самого себя. Только этот "я" почему-то мохнатый. Тут же образ сменился: как будто я сижу, а Рафа снова сидит у меня на коленях. Все эти изменения никак не касались моего тела под одеялом. Но вот оно (то есть я) встает и обводит комнату взглядом: " — Ой, сколько книжек! Древних, бумажных… Можно полистать?" Ну разумеется, можно…
Глава 4. Березка
Слез не осталось, я только тихо скулила, уткнувшись лицом в подушку. Как? Как можно так вляпаться? Эх ты, "стала женщиной", называется… А внешне Алехан, грузчик из соседнего магазина, выглядел очень даже ничего. И я ведь считала себя подготовленной. Начиталась специальной литературы, подобрала время, заранее выпила противозачаточные таблетки, и присмотрела мужчину с четырьмя браслетами на руке. Решила, что такой уж точно не будет меня бояться. И сначала все пошло прекрасно: не испугался. На мои неуверенные экивоки сразу предложил пройти к нему на квартиру. А там…
К такому подготовиться нельзя. Казалось, он за что-то мне мстит или наказывает. "Драть мелкую сучку", как сам сказал, расстегивая ремень. Связал и заткнул рот, чтоб не кричала. Удовлетворившись и развязав меня, какое-то время молча наблюдал, как я всхлипываю и судорожно сбиваюсь в дрожащий клубок на полу. После чего предложил "выметаться, получив, что хотела". И вдогонку, в дверях добавил: "В полицию можешь не ходить, все следы на тебе сойдут за проявления страсти, я-то знаю, как вас, тварей, метить". А в глазах такое!.. Ненависть, злоба… меня все еще бьет дрожь. Самое страшное — не боль внизу живота и не синяки по всему телу, а кошмарное выражение его лица. Не знаю, избавлюсь ли я когда нибудь от тошноты и омерзения при воспоминании об этих глазах.
В прихожей щелкнул замок двери. Кто-то пришел: мама или папа. Мама — шуршит плащом. Не хочу никого видеть! Я закусила губу, забыв о боли. Непроизвольный всхлип вырвался как раз в тот момент, когда шорох в коридоре затих.
— Бри? Бри, что с тобой?!
Не получив ответа, мама заглянула в комнату.
— Ну-ка, покажись. — Я повернулась, преодолевая боль, закрыв глаза. — На тебя что, напали?
— Нет. Я сама пошла. Хотела…
— Что ты хотела?
— Стать женщиной. Попробовать, как это. Ну… как у вас с папой. А он… он меня ненавидит!
— Погоди. Ты что, на кого-то браслет решила надеть? Для чего тебе сейчас ребенок?
— Не. Я таблетки пила.
— Спасибо, успокоила. И что теперь? Тебе что-нибудь повредили? Раздевайся, покажись.
Когда мама меня осматривала, бормотала что-то себе под нос и смазывала мазью синяки и укусы, под ее прикосновениями я неожиданно успокоилась. С телом ничего особо страшного действительно не случилось, а о чем-то другом не давала думать жгучая мазь. Так что вместо хныканья я сейчас издавала что-то вроде сдавленного шипения. И потихоньку начала рассказывать. С самого начала. С того, как еще на первом курсе колледжа мечтала найти себе парня, и чтобы у нас стало все, как у нее с папой. Но парни, все до единого, шарахались, стоило мне лишь чуть оказать кому-то знаки внимания, с опаской и настороженностью в глазах. Говорила, как пыталась примкнуть к компании одногруппниц, которые напоили парней на одной из вечеринок. А потом, как приняла решение, и про грузчика Алехана…
— Ох и глупая же ты у меня еще, дочь, — мама качала головой. — Конечно, он тебе мстил. То есть даже не тебе, а вообще женщинам. Четыре браслета! Это ж додуматься надо, кого найти для первого раза…
— Но почему мстил? Что ему сделали женщины? Браслеты надели? Так у него и так зарплата не намного больше минимума, не так уж много он отчисляет, хоть один браслет, хоть четыре.
— Да? — мама как-то криво усмехнулась. — А ты думаешь, он всегда был грузчиком? Думаешь, ему очень нравится такая жизнь и работа? А может, у него вообще любимая работа была…
— Ну и что? И работал бы на ней. И я не понимаю, почему ты защищаешь его, мам? Ты какое отношение к нему имеешь?
— "Работал бы на ней..." Жаль, я раньше с тобой об этих вещах не говорила. Вот смотри, папа у нас работает сейчас в посольстве. Являться туда должен каждый день в приличном костюме, иначе никак. У Ромы всего два браслета, твой да Янкин, и то ему сложно было бы даже костюмы покупать, живи он в самом деле на четверть дохода. А четыре браслета — это шестнадцатая часть, сущие гроши.
— А как же тогда? Папа никогда не говорил…