Подписав послание, она отдала его лакею, а затем повалилась на кровать и плакала так сильно, как никогда раньше в своей жизни.

Было уже далеко за полночь, когда Энтони вернулся в свою крохотную комнатку в стаффордширской гостинице, но несмотря на поздний час, Керби еще не спал, не запирая входную дверь.

В руке он сжимал небольшой конверт.

Энтони замер на пороге, сердце его бешено забилось в груди.

– Это…

– Да.

– Да?

– Э-э, нет. То есть я не знаю.

– Черт тебя побери!

Разозленный и обеспокоенный, Энтони выхватил письмо и вытащил листок из незапечатанного конверта. Он прочел послание. Затем еще раз. Потом еще.

Ругаясь, он швырнул его на пол.

– Что, черт возьми, все это значит? – вскипел он. – Ерунда какая-то.

Керби благоразумно промолчал. Однако Энтони все равно устремил на него свирепый взгляд. Видя, что ему не удастся вывести денщика из себя, он, повернувшись, направился к двери.

– Я сам с ней поговорю.

– В постели?

Майор резко обернулся.

– Что?

– Уже поздно, майор, захочет ли она говорить с вами в такое время?

Энтони подошел к окну и выглянул в кромешную ночную тьму.

– Нет.

– Тогда, наверное, будет лучше с утра.

Энтони отошел от окна, признавая правоту денщика. София наверняка уже крепко спит и видит сны, как она проведет жизнь в Стаффордшире в одиночестве. Без него. Без его ребенка.

Он с силой захлопнул дверь.

– Разбуди меня на рассвете, – сказал он.

Приглушенный ответ денщика невозможно было разобрать.

София проснулась с мигренью, от которой голова словно раскалывалась, и с безрадостными мыслями. Она ощущала себя бесполезным комом слипшейся земли. Меньше всего ей хотелось развлекать своих гостей. К счастью, почти все разъехались. Сплетня постепенно угасла, и, не ожидая ничего нового, Друзилла со своим супругом удалились. Также и некоторые другие им подобные сплетники, упаковав вещи, покинули графство. Задержались Перси со своей невестой, пользуясь случаем остаться наедине каждый раз, когда мать Лидии задремывала. Так же, разумеется, поступил и лорд Кайл, самоотверженно взявшийся ее развлекать. Вообще-то он был так мил, что она не могла его игнорировать, как ранее. Это было бы вопиющей грубостью с ее стороны.

Выбравшись из постели, она принялась за свой утренний туалет, хотя каждое движение давалось ей с таким трудом, словно она их осуществляла в воде.

– Вот, мисс, – сказала Мэри, расчесывая ее волосы. – Приложите это к глазам.

София молча взяла прохладную тряпицу, только сейчас заметив, как покраснело и опухло ее лицо от долгих рыданий. Боже правый, она не могла показаться Реджу на глаза в таком виде! И это после двух недель блаженного покоя… Несомненно, он заподозрит неладное, и это подтолкнет его к пониманию сути дела, поскольку человек он весьма проницательный. В конце концов она понадеялась на свои белила и на то, что яркое солнце скроется за облаками.

К тому времени, когда она спустилась вниз, ее дурное настроение достигло крайней степени беспросветности. А когда она открыла дверь столовой и увидела майора, спокойно сидящего за столом, ей уже было наплевать на всякие рамки приличия.

– Я не могу понять, почему, когда я думаю, что вы исчезли из моей жизни, Энтони, я каждый раз, спустившись, нахожу вас здесь, – резко высказала она ему.

Он поднял лицо, на котором лежала печать смущения, и София прикусила язык. Господи боже, что она такое сказала?

– Я… я прошу прощения, – запинаясь, пробормотала она, краснея от стыда. – Не знаю, что это на меня нашло.

– Чуть больше оживления, чем ты демонстрировала в прошедшие две недели, вот что, – ответила тетя, спокойно намазывая масло на гренку. – Но почему твое оцепенение выплеснулось таким ядом – это выше моего понимания.

Обернувшись, София удивленно заморгала. Она даже и не подозревала, что в комнате есть еще кто-нибудь. Оглядевшись, она, помимо тети Агаты, увидела еще Лидию, ее мать и Перси. Все они глядели на нее округлившимися глазами. Нужно было что-то сказать, но ей не приходило на ум ничего по-светски уместного или хотя бы вежливого. Вместо этого она снова обернулась к майору, и остальные присутствующие перестали для нее существовать.

У Энтони был совсем скверный вид, отметила она. Собственно, он выглядел изможденным. Кожа его приобрела сероватый оттенок, глаза превратились в узкие щелки, как будто он терпел мучительную боль.

– Вы опять ехали верхом, майор, – сказала она. – И, готова поспорить, много. Вы что же, в самом деле, не можете относиться к себе более бережно? Вы едва поправились от почти смертельной раны, и, напрягая вашу ногу…

Он лишь поднял бровь, и она в страхе потупила взор.

– София, – начал он прохладно, – я приехал поговорить с вами. Если вы…

– Всем доброго утра!

Взвизгнув от неожиданности, София чуть не налетела на стол, шарахнувшись, чтобы ее не ударила дверь, которую распахнул ворвавшийся в столовую лорд Кайл.

– О боже, дорогая моя, я не знал…

Он замолк, заметив майора.

– Да, Редж, я принимаю твои извинения, – сказала она ему довольно резко.

Затем София снова обернулась к майору.

– Что вы говорили, майор?

Но Энтони, сверля ледяным взглядом лорда Кайла, медленно поднимался на ноги.

– Я говорил, что прибыл уведомить вас о своем недавнем назначении на дипломатическую должность в Индии, несмотря на свое холостяцкое положение. До отъезда у меня есть некоторое время, но, полагаю, вам будет приятно услышать, что…

– Вы покидаете эту часть полушария, – встрял лорд Кайл. – Не сомневаюсь, София очень рада узнать об этом.

– Редж, – бросила София, – я вообще-то сама могу за себя говорить.

Если, конечно, умолчать о том, что ей, собственно, и нечего сказать. Все ее мысли поглотило странное чувство пустоты. И пока все на нее смотрели, ожидая, что она ответит, София могла лишь глядеть на Энтони и гадать, что же такое с ней происходит.

Молчание затягивалось.

В конце концов она сказала ту единственную вежливую фразу, что пришла ей в голову.

– Желаю вам всяческих успехов на вашей новой должности.

Произнеся эти слова, София помрачнела, осознавая, что хотела сказать совсем не это.

– У дяди Латимера.

Это были слова Реджа, но София сочла, что неправильно их расслышала.

– Прошу прощения? – сказала тетя Агата с таким же озадаченным видом, как и у всех остальных в этой комнате.

– Просто я подумал, что мы сегодня могли бы нанести визит к дяде моего приятеля. Полагаю, нам всем было бы это интересно.

– Прошу прощения? – произнесла мать Лидии ледяным тоном.

– Ну, видите ли, он, если я ничего не путаю, любитель дамского общества. По крайней мере, развлечемся, наблюдая, как он бегает за женщинами вокруг стола, ну и все такое.

Затем, подмигнув, майору, он добавил:

– Почему бы и вам не поехать, старина?

– Прошу прощения! – подал голос теперь и Перси.

Он произнес эти слова еще более холодным и возмущенным тоном, чем его будущая теща.

– Ну, майору все равно придется ждать отплытия, – продолжил Реджинальд. – Ждать ужасно скучно, сами знаете. А поскольку мы все тут оказались, то почему бы не проведать дядю Латимера? Говорят, что он слегка не в себе, – добавил Редж вполголоса, впрочем, его все хорошо расслышали. – Но мне стало известно, что это не более чем слухи.

София набрала полные легкие воздуха, намереваясь пресечь этот нелепый фарс, пока он не зашел слишком далеко.

– А почему, – начала она, четко произнося слова, – вы решили, что нам это будет интересно?

Обернувшись, он устремил на нее веселый взгляд.

– Потому что среди ненормальных можно делать все, что заблагорассудится, и никто не сочтет это странным. Вы просто участвуете в… – Он сделал неопределенный жест рукой в воздухе. – В окружающих событиях.

– Редж…

– И вы ведь хотите, чтобы майор поехал с нами, не так ли? – спросил лорд Кайл, глядя на нее пристальным взглядом своих проницательных темно-карих глаз.

София не отвела взгляд, понимая, что в его вопросе заключалось больше смысла, чем ей хотелось бы думать.

Она снова посмотрела на Энтони, отмечая его намеренно нейтральное выражение лица и чопорную осанку. Два месяца назад она считала его чрезмерно скованным, но теперь знала, почему он так держится. Он действительно был сдержан, но лишь потому, что скрывал свои чувства, возможно, слишком сильные, чтобы их открыто выражать. Но за этой формальной отчужденностью таились его доброта, нежность и невероятная страстность. И она любит его до умопомрачения.