Нэнси Блок - Пират

Вот. Зоя наконец нашла свою сумку. Но Джонатан нашел ее рот. Его губы, полные и упругие, прижались к ее губам, они дразнили, ласкали и разжигали желание. Он провел языком по ее губам, потом еще раз. Зоя почувствовала, что между ног у нее увлажнилось, и поняла, что готова принять его в себя.

Его язык неторопливо раздвинул ее губы и, проникнув в рот, принялся нежно играть с ее языком.

Сводя ее с ума от страсти.

Он откинул полы «ветровки» и, сунув руки под «толстовку», накрыл ладонями ее груди. Когда его пальцы коснулись ее набухших сосков, Зою словно опалило жаром. Она выгнулась под ним, желая большего. Требуя большего.

Единственный поцелуй и нежное прикосновение его рук пробудили в Зое эмоции, которых она никогда не испытывала за годы их совместной жизни. Она притянула его к себе и обхватила ногами. Почувствовав, как его восставшая плоть вжимается в ее тело, она застонала — и пришла в себя.

Опять он добился своего. Опять она превратилась в рабыню своей страстной натуры.

Нет, она не собирается тратить попусту еще шестнадцать лет. Она и так слишком долго ждала, когда он изменится, искала любовь, которую он просто не способен дать ей. Она поклялась себе, что начнет новую жизнь, научится любить саму себя и жить для себя. Ей столького удалось добиться, поэтому она не позволит ему разрушить то, что она с таким трудом воздвигла.

Зоя взяла сумку и отстранилась от Джонатана. Он опять попытался завладеть ее губами, но она оттолкнула его свободной рукой.

Удивительно, как быстро изменился его взгляд, туман, окутывавший сознание, мгновенно исчез. Несмотря на то, что его ладони продолжали лежать на ее груди, его глаза выражали лишь легкое замешательство.

— Слезь с меня. Немедленно, Джонатан, или Черный Джек, или как ты там сейчас называешься.

Он не шевельнулся, но на его лице отразился гнев.

— Нет, моя кошечка. У тебя ничего не выйдет: сначала раздразнила меня, пообещала неземное блаженство, а теперь отталкиваешь.

Его пальцы опять начали ласкать ее соски. Она изогнулась, на секунду отдавшись любви и ненависти, полыхавшим в ней. Но в следующее мгновение она подняла руку с газовым баллончиком.

— Оставь меня в покое или, клянусь, я нажму на кнопку. — Рукой, дрожавшей от ярости и желания, она направила баллончик ему в лицо.

Джонатан резко поднял голову, и в его пристальном взгляде явственно читалось беспокойство.

— Что это за оружие?

— Новейшие разработки. Убойная сила больше, чем у дубинки.

Заинтересовавшись, он привстал, сразу же забыв о ее груди.

— Больше, чем дубинки? Но ведь ты не будешь применять это оружие на мне.

— Очень даже буду.

Он потянулся к ней, намереваясь поцеловать. Зоя направила струю из баллончика прямо ему в глаз — и тут же пожалела об этом, так как Джонатан с жутким воплем скатился на пол.

— Чтоб тебе провалиться, женщина! Ты ослепила меня!

Двигаясь на ощупь, он подошел к тазику, стоявшему на комоде, и принялся промывать глаз, не переставая ругать ее на чем свет стоит.

Господи! Она знала, что газ в баллончике нетоксичен, почему же Джонатан ослеп? Зоя замерла, парализованная стыдом. Она не собиралась калечить его, но, проклятье, он сам напросился, когда не сделал то, о чем она просила.

Зоя испуганно вздрогнула, увидев предмет своих размышлений возле койки. Да он сам дьявол — она не слышала его шагов.

Он смотрел на нее прищурившись, и одно выражение на его лице сменялось другим: сначала это был гнев, потом боль, удивление — и желание. Сокрушенная усмешка свидетельствовала о том, что он с трудом сдерживает себя. Когда он наклонился над ней, она вздрогнула, испугавшись, что он продолжит свою любовную игру.

Но его руки всего лишь одернули «толстовку» и застегнули две пуговки у ворота. Внезапно он вздернул бровь и весело улыбнулся.

— В одном мы с вами сошлись во мнении, мадам. — Его голос стал нежным, как бархат, и глубоким, как полночный мрак. — Они действительно являются таковыми.

Произнеся эти загадочные слова, он с достоинством поклонился, пожелал ей приятного отдыха, вышел из каюты и запер за собой дверь.

Зоя несколько минут смотрела ему вслед, размышляя над его заявлением, прежде чем принялась заправлять «толстовку» в джинсы и вспомнила, что именно на ней надето. Тут она сообразила, что он имел в виду, и покраснела несмотря на то, что была в каюте одна.

На красном влажном трикотаже, обтягивавшем ее грудь, было написано название ее любимой футбольной команды:

«ВЕЛИКАНЫ»

Уинн поднялся на палубу. Дождь приятно охлаждал лицо. Отек носоглотки спал, и ему удалось вдохнуть полной грудью. Глаз, слава Богу, перестал слезиться. Хотя при такой погоде, как сейчас, это не имело никакого значения.

Он оглядел корабль, машинально отдав честь юту, где обычно колыхался звездно-полосатый флаг, символ Соединенных Штатов. Но в связи с тем, что он, американский капер, в настоящий момент находился в английских водах, Уинн поднял собственный штандарт. Ветер сердито трепал герб Рейвенскортов[1] — черный ворон на красном поле был так же внушителен, как и сам титул графа.

Он никогда не любил выставлять напоказ свое дворянское происхождение, тем более сейчас, когда его новая родина обрела желанную свободу — свободу, ради которой он готов был отдать жизнь. И все же он с гордостью поднял свой штандарт, чтобы облегчить себе плавание в водах страны, в которой родился. И еще чтобы скрыть, что он выполняет задание молодого государства, навеки пленившего его сердце.

Из-за шторма ночь казалась темнее, чем преисподняя. Джонатан Уиннтроп Александер Дунхэм, девятый граф Рейвенскорт, медленно шел по качающейся палубе, понимая, что может быть в любой момент смыт за борт в море, которое пенилось и клокотало подобно колдовскому вареву. По своим качествам судно оказалось именно таким, как он и ожидал. Уинн знал, что его команда справится с любыми неожиданностями. Все они были отличными моряками — надежными, преданными — и вполне могли обходиться без него.

Иногда он спрашивал себя, а нужно ли вообще его присутствие на судне.

Судя по всему, все необходимые меры были приняты. Ничего не болталось, ничего не висело, все было подвязано и находилось на своих местах. Только марсели хлопали на ветру, который, словно помешанный, метался в разные стороны.

Уинн прошел на ют, собираясь сменить рулевого. Уже миновала полночь. Когда он выходил из каюты, пробило две склянки, значит, сейчас начало второго. К удивлению Уинна, Лич все еще стоял у штурвала. Молодой лейтенант не выказывал ни малейшего беспокойства, на его лице отражался восторг, и Уинн пожалел, что не передал ему командование раньше. Он явственно ощутил разочарование, охватившее Лича, когда тот заметил его.

— Я вижу, вы продолжаете стоять у штурвала, мистер Лич. Что-то случилось с рулевым? — Уинн всеми силами пытался сдержать улыбку, но все же уголки его губ неуклонно ползли вверх. Хотя ему следовало бы испытывать негодование.

Но Лич, поглощенный тем, что старался скрыть внезапно охватившую его робость, ничего не заметил.

— Я отправил его вниз, сэр. Нет надобности нести вахту двоим, когда я и так обязан находиться на мостике. К тому же я не устал.

— Отлично. Значит, если я сменю вас сейчас, вы вместо меня отстоите мою вахту, и я смогу в два раза дольше поспать. Из-за гонок с торговым судном и из-за той встречи на берегу я в течение двух дней не мог добраться до своей койки.

— Есть, капитан! С радостью! — Глаза Лича светились счастьем.

Он спустился с юта и еще раз отдал честь, прежде чем исчез в люке.

Уинн вздохнул. Эх, вот бы вернуть былую силу и энергию. Сколько времени прошло с тех пор, когда он испытывал те же чувства, что и лейтенант. Ну почему сила достается только молодым? Почему жизнь устроена так, что всегда одно замещается другим: те, кому не достает опыта, обладают силой и энергией, а у тех, кто обладает опытом, не хватает сил? Создатель явно не продумал все до конца.

Вот у него есть опыт и власть, о которых человек может только мечтать, а он согласен все отдать за новое тело. Уинн пожал плечами и немного повернул штурвал. Напряжение, мучившее его все это время, немного спало.

А, ладно. Могло быть и хуже. По крайней мере, все части тела, вернее, те, что остались, работают. В этом он убедился совсем недавно, в каюте. Смешно, но девушке без особого труда удалось возбудить его.