И все же Майкл решил впредь вести себя сдержаннее – негоже в преддверии смерти тешиться похотливыми мечтами. От совращения святой сестры путь на небеса не станет доступнее. Ему оставалось только с сожалением вздохнуть и перевести взгляд на ее лицо. Он вдруг почувствовал, как трудно подобрать слова извинения, когда у тебя перед лицом свежая, позолоченная солнцем кожа, глаза, опушенные длинными трепещущими ресницами, а легкие завитки волос колышутся в такт учащенному легкому дыханию и щекочут тебе нос.
– Сестра, помните, подзорная труба… – тихонько зашептал он.
– Тс-с! – Она украдкой прижала пальцы к его губам, словно боясь, что это заметит кто-то еще, кроме нее. – Не разговаривайте, пока я не напою вас. И потом, никакая я не сестра.
Майкл опешил. Монашка заговорила с ним по-английски, похоже, она не очень-то доверяла голландцам.
К тому же она пообещала ему воды. О Боже, вода!
Прежде он даже не предполагал, что сильная и постоянная жажда способна заставить человека забыть о чем угодно, даже о боли. Постоянное отсутствие воды настолько притупило его разум, что множество часов, проведенных в одиночестве, он мечтал вовсе не о побеге, а о том, как бы окунуть голову в корыто с лошадиным пойлом.
Однако, когда он смотрел на нее, жажда становилась иной. Ему вдруг захотелось вырвать бадейку у нее из рук и вылить себе прямо в горло, а потом припасть к ее шее горячими влажными поцелуями и слизывать с нее влагу. Майкл закрыл глаза и прижал к бокам стиснутые кулаки, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. Хотя склонившаяся над ним девушка, по ее словам, не была монахиней, он сильно сомневался, что его выходка будет воспринята спокойно. Поэтому он откинулся на спину и приоткрыл рот, как только что вылупившийся беспомощный птенец в ожидании крох из клюва матери.
Его неожиданная спасительница слегка замешкалась, но через несколько секунд он услышал шуршание материи и почувствовал, как на губы снова полилась прохладная струйка воды. Майкл глухо застонал. Его губы и язык вели себя как опаленная земля, постоянно поглощающая капли дождя и все же остающаяся сухой. Но его спасительница упорно продолжала свое дело, и через несколько мгновений он сумел-таки пропустить внутрь благодатную струйку. Майкл, почувствовав, что может свободно дышать, замер в блаженном предвкушении грядущего облегчения своей участи.
Как только с одной жаждой было покончено, все настойчивее стала заявлять о себе другая, тоже требовавшая утоления. Майкл слегка приоткрыл глаза и сквозь ресницы начал изучать свою добросердечную гостью. Ее светло-карие глаза запомнились ему со времени короткой встречи на палубе, однако тогда он не успел разглядеть в них колдовского золотистого оттенка. Но чего Майкл совершенно не предполагал, так это существования таких восхитительных темно-каштановых волос, длинных, до пояса, – настоящее богатство, которое она прятала от всех. Когда она подалась вперед отжать воду ему в рот, одна блестящая их прядь змейкой повисла против пульсирующей ямочки внизу ее шеи.
– Как ваше имя, мисс? – Он сам ужаснулся собственному голосу. Господи Иисусе, прямо лягушачье кваканье.
– Вопросы здесь задаю я! – Аннелиза произнесла эти слова с уверенностью человека, не привыкшего, чтобы ему возражали.
Майкл восхищенно пожирал ее глазами, и она покраснела еще сильнее. Между тем ее рука неосмотрительно прижалась к тому прелестному месту, куда был устремлен его взор, словно ее изрядно волновало, какое впечатление этот небольшой участок оголенного тела произведет на него.
Вдруг кто-то, державший его голову над провонявшей соломой, быстро залопотал по-голландски. В ответ девушка медленно и достаточно четко произнесла несколько слов, из которых Майкл понял, что человек, находившийся вне поля его зрения, опасался за ее жизнь.
В душе он даже рассмеялся – оказывается, и при нынешних обстоятельствах его еще воспринимают как реальную угрозу. Что ж, положа руку на сердце он мог сказать, что в эти минуты ощущал себя вулканом на грани извержения. Прекрасная женщина, склонившаяся над ним, свежая как морской ветерок, своим очарованием и сердечностью доставляла ему невыносимые муки. Но на этот раз он решил довольствоваться малым – просто смотреть на нее и слушать дальше их тарабарщину. В конце концов Майклу удалось понять, кто такой этот Клопсток. Мужчина, державший его голову, был всего лишь капитанским лакеем, однако этот человек не вызывал у него особого презрения, во всяком случае, до тех пор, пока из разговора он не уяснил, что очаровательная незнакомка – не мисс, а миссис, жена голландца, черт бы его побрал!
Какое разочарование! Ему оставалось только посмеяться над собой. Да и что ему за дело, кто она такая – монахиня, чья-то жена или прислуга, какая разница! Разве может он, закованный в кандалы, смердящий, обреченный на смерть, рассчитывать на интерес с ее стороны?
Вероятно, она была женой капитана, если ей доверили это дело, – простую пассажирку не подпустили бы к контрабандисту. «Вопросы здесь задаю я», – сказала она. Несомненно, это ее муж поручил ей провести допрос. И все же Майклу хотелось, чтобы этот визит милосердия был подсказан участием к его судьбе. Да нет, чушь собачья! Женская забота? Он давно в нее не верил. Слишком дорогое удовольствие.
Но если ее прислали задавать вопросы, пусть задает. Она ничего не узнает о нем, ровным счетом ничего.
Воспользовавшись тем, что Клопстока отозвал появившийся в двери моряк, Аннелиза наклонилась к уху пленника и ласково спросила тихим хрипловатым шепотом:
– Как вас зовут?
– Майкл Роуленд, – так же тихо ответил он. Легкое теплое дыхание возле щеки настолько обострило его чувства и затмило сознание, что решение молчать было мгновенно забыто.
Присев на корточки, она, спокойно оглядев его, повторила:
– Майкл Роуленд…
В том, как она произнесла его имя, было нечто особенное, взволновавшее его. Она повторила имя еще раз, но беззвучно, словно объясняя движениями губ, что просто проверяет, как ей удается артикуляция.
Аннелиза чуть заметно кивнула, и у Майкла что-то всколыхнулось в душе. Она хотела знать его имя, и это значило для нее больше, чем информация, за которой ее послали.
Неожиданно послышался скребущий звук, как будто чьи-то когти царапали по дереву, и затем последовало мелодичное торжествующее «мяу». Корабельная кошка, балансируя как акробат, прошла по перекладине и уселась на столбе в углу загона.
– О-о! Да ты красавица! – протянул Майкл чуть слышно, увидев, как кошка, спрыгнув на пол, направилась к нему. Лицо, склонившееся над ним, вспыхнуло, видимо, красавица подумала, что комплимент предназначался ей. Она покраснела еще больше, когда с грацией избалованной питомицы кошка вскочила ему на колени.
– Страйпс прекрасно знает вас! – В голосе Аннелизы ему послышалась ревность.
– Страйпс? Гм. Не самая удачная кличка для такой очаровательной мисс. Готов поспорить, это матросы так ее назвали.
Он почесал кошку под мордочкой, и та зажмурилась от удовольствия.
– Она часто навещает меня, но в темноте я не мог понять, как она выглядит.
Майкл не стал рассказывать, что в иные дни кошка была для него единственным якорем надежды. Успокаивающее мурлыканье и ласковые прикосновения теплой гладкой шерсти уберегали его от безумия одиночества. Не обмолвился он и том, что получал от нее небольшие подарки. Время от времени кошка приносила ему маленькие, совсем свежие тушки крыс, которыми он при всем своем отчаянии до сих пор ни разу не воспользовался.
Некоторое время Аннелиза, оставаясь неподвижной, молча смотрела на пушистый комок, уютно устроившийся у него на колене. Тихое дыхание ее смешалось с привычными звуками карцера: невнятным кошачьим урчанием, глухими ударами овцы, толкающей свою соседку о стенку стойла, хлопаньем крыльев рассерженной курицы, отвоевывающей свой насест. Когда в курином загоне раздался особо пронзительный крик, очаровательная девушка, неведомо каким образом проникшая в его тюрьму, вздрогнула, и в ее расширившихся глазах промелькнул испуг.
– Кошмар! – с отвращением воскликнула она. – Не смотрите туда. Забудьтесь и помечтайте о чем-нибудь, а я помогу вам утолить жажду. – С этими словами она нащупала край подола и часть его взяла в руку. На некоторых местах юбки виднелись темные пятна. Майкл понял их происхождение, когда она окунула материю в бадейку с водой. Те капли воды, что падали ему в рот, она выдавливала из своей одежды – той самой, которая соприкасалась с ее прелестными формами.