Он пытался выкинуть из головы свои невольные мечты, но при этом не переставал прислушиваться к малейшим звукам снаружи, ожидая предупредительных сигналов из соседнего загона. Оставшаяся в живых овца и взбалмошные куры лучше любой сторожевой собаки чуяли приближение человека: стоило кому-то проникнуть в трюм, как тут же раздавалось их блеяние и кудахтанье. Так бывало всякий раз, независимо от того, приходил ли кок отобрать живность для обеда, или парочка накачавшихся джином матросов заглядывала в его тюрьму поразмять кулаки.

Когда наконец вслед за птичьим квохтаньем раздался стук каблуков, Майкл понял, что это идет она. Пульс его сразу участился. Хотя это было для него вовсе не легко, он попробовал подняться на ноги, чтобы встретить гостью стоя.

На этот раз она показалась ему еще красивее, чем прежде, и еще соблазнительнее, чем он представлял ее в своих мечтах. В слабых лучах фонаря ее кремовая кожа приобрела очаровательный оттенок; карие глаза и сочные розовые губы словно сами излучали свет.

Капитан остановился за ее спиной. Подняв фонарь, он ухмыляясь следил за реакцией Майкла; его глаза угрожающе щурились, выдавая откровенно недобрые намерения. Старый лис все предусмотрел. Он запустил ее сюда с такой же точностью, с какой служитель опиумной курильни определяет момент, когда пора начинять трубку для новой жертвы.

Майкл отчетливо понимал, что сейчас ему лучше всего вернуться на свою солому, повернуться лицом к стене и вообще отказаться разговаривать с Аннелизой. Но он так стосковался по ней, что тут же отверг эту мысль – слишком свежи были воспоминания, оставшиеся от предыдущей встречи и льстившие его самолюбию. Майкл полагал, что тогда он вполне успешно провел беседу под носом у капитана и одержал блестящую победу в поединке. Так почему бы сейчас не повторить то же? Можно, например, сказать ей, что ему совсем не безразлично, как она выглядит; но при этом умолчать о том, что после ее ухода он будет перебирать в памяти любую мелочь, каждую секунду ее визита, каждое движение, каждый оттенок ее голоса.

– Я тут воду экономил ради вас, – пошутил он. – Оставил половину, чтобы вымыть голову. Очень хотелось выглядеть настоящим мужчиной. А вы почему опять в том же платье?

Уязвленная его замечанием, Аннелиза спрятала сжатые кулачки в фалдах юбки. От этого непроизвольного движения непомерно пышная одежда плотно обтянула живот – ни один дамский портной даже самыми искусными вытачками не добился бы такой идеальной подгонки.

– В мои планы не входило подбирать гардероб по вашему вкусу.

– Вы должны выглядеть так, чтобы понравиться мужу – ведь совсем скоро вам предстоит встретиться с ним. Вашей горничной не мешало бы уже сейчас позаботиться об этом.

– У меня нет горничной.

– Тогда воспользуйтесь советом компаньонки.

– Компаньонки тоже нет.

Хоть Майкл не особо разбирался в светских правилах, ему показалось очень странным, что красивую молодую женщину отправили одну в многомесячное плавание. Правда, сам он всегда считал, что горничные – дело бесполезное. Мужчину, поддавшегося очарованию чьих-либо глаз, инстинкт, данный ему природой, все равно заставит действовать. Майкл живо представил, как смотрят на Аннелизу другие мужчины и о чем они при этом думают.

– Будь вы моей женой, – он понизил голос, – я бы этого не допустил и выставил вокруг вас целый кордон из старых ведьм, чтобы отгонять от вас мужчин.

– В этом нет никакой надобности. То, что я замужем, сразу отбивает у мужчин всякий интерес.

– Вы рассуждаете как наивное дитя, Аннелиза. Ваш муж должен бы лучше знать эти вещи. Ему следовало позаботиться, чтобы при вас кто-то был.

– Времени не хватило. Мало кто сумел бы собраться в такой дальний путь меньше чем за неделю. За такой срок подыскать хорошую прислугу в Амстердаме очень трудно. Да и зачем компании нести лишние расходы, когда в моем новом доме полно слуг?

– А что, если он вам не понравится, ваш супруг?

– Мои вкусы никого не интересуют.

– В самом деле? Даже его? Может, вы ему не понравитесь…

Похоже, он угадал ее сомнения. Судя по тому, как Аннелиза замялась, у нее, видимо, были опасения, что именно так все и произойдет.

– Ему будет непросто пойти на попятную. Мой муж согласился на брак по доверенности. Пусть это был заочный обряд, но он состоялся.

– Ясно. Значит, вы жена лишь наполовину. Вашему супругу было недосуг ждать, а компания отнеслась к своим обязанностям не вполне добросовестно.

Аннелиза чуть заметно вскинула подбородок, из чего Майкл заключил, что он опять попал в точку. Однако, сказав правду, он причинил ей неудобство, а ему этого вовсе не хотелось.

– Я все же надеюсь, что ваш муж останется доволен, – поспешил добавить он. – Наверное, будет сгорать от страсти.

Большинство женщин, по-видимому, предпочли бы на этом закончить беседу, однако Аннелиза уже не могла остановиться:

– К этому браку понятие страсти совершенно неприменимо.

После слов, произнесенных с таким спокойствием и достоинством, Майкл пожалел, что позволил себе подшучивать над ее слабостью.

– Если бы вы были моей невестой, я бы потребовал гораздо большего.

Всего на какое-то мгновение лицо Аннелизы озарила радость; однако мимолетное чувство, вызвавшее на кончиках ее губ самую очаровательную в мире улыбку, прошло так же внезапно, как и появилось.

Почему она так вела себя? Может быть, под маской смирения она хотела спрятать разочарование?

Но Майкл был уверен, что Аннелиза притворяется.

– Откуда вам знать, что нужно и чего не нужно требовать от жены? Вы сами сказали, что семейная жизнь – не ваш удел.

Майкл понял, что это он своим замечанием вызвал в ней сомнения. Или она в самом деле думает, что муж может забраковать ее и отправить обратно? Невероятно, чтобы такое могло произойти. Даже безмозглый чурбан после одного взгляда на нее должен был запрыгать от восторга.

– Напрасно вы так волнуетесь! Ваш муж непременно придет в восхищение.

– Правда?

Она вдруг засветилась такой откровенной надеждой, что Майклу самому захотелось понежиться в этих лучах. Как бы он был счастлив, если бы эта надежда предназначалась ему, а не какому-то неизвестному плантатору, заказывающему себе жену, как домохозяйка заказывает рулон полотна.

– Вы знаете, у меня есть другое платье…

– Наденьте его для меня. Завтра.

– Невозможно. Это же свадебное платье! До встречи с мужем мне не позволено его трогать.

– Жаль, что вы не моя жена. Если бы вы приехали ко мне, я бы тут же снял с вас ваш наряд, и тогда…

Аннелиза в испуге взглянула на Фербека и поспешно отступила назад.

Однако тот лишь презрительно поморщился и, отрывисто произнеся какой-то односложный приказ, исчез в темноте трюма.

– Капитан хочет, чтобы я объяснила вам что к чему. У нас существуют определенные традиции. Компания всегда отправляет своих «дочерей» с двумя платьями. Некоторых девушек выдают замуж за клерков, а их женам больше двух платьев не нужно. Собирать большой гардероб для жен зажиточных людей также не имеет смысла.

Майкл насмешливо улыбнулся:

– Рачительные люди у вас в компании, каждый флорин считают.

– В компании все считают. И от вас потребуют ответ за тот орех, что вы похитили. Капитан надеется, что я представлю ему исчерпывающие объяснения, когда он вернется.

Мускатный орех. Майкл был сыт им по горло. Корабль насквозь пропитался его терпким запахом, запах лез в нос и рот при каждом вдохе. Более пакостной ситуации просто быть не могло. Человеку, поклявшемуся завязать с экстравагантными похождениями, нужно было влипнуть в историю именно тогда, когда единственный раз в жизни он задумал действительно доброе дело. Худшего наказания, чем заставить его дышать этой мерзостью, судьба не могла для него приготовить. Он потерял счет часам, проведенным в проклятой дыре, где его мысли без конца вращались вокруг злополучных орехов. Снова и снова он возвращался к тем минутам, когда согласился прихватить с собой маленькую горсть и легкомысленно сунул опасный товар под рубашку. Посочувствовал бедствующим колонистам, которым позарез требовались всхожие семена. Лучше бы он думал о себе и не отступал от своих планов. Майкл тяжело вздохнул.

– Дались вам эти орехи. Я бы охотнее поговорил о ваших платьях. Так хочется увидеть то, что у вас там скрыто под ярдами шелка и прочей кисеи. Так и знайте, Аннелиза, когда вы уйдете отсюда и бросите меня одного в темноте, я буду думать… о ваших платьях.